ЭТАЖИ И МИРАЖИ

Глава 1. Дина

Облако повисло на высотке, которая выныривала, лишь только Дина делала первый поворот от метро. Вначале оно казалось чудищем с огромным телом и маленькой головкой на тонкой шее. Но пока она шла, голова расширялась, расплывалась, тело становилось изящнее, и чудище стало похоже на льва, который прилег отдохнуть. Дина любила рассматривать облака, особенно кучевые, в их причудливых формах можно увидеть что угодно: то воздушные замки, то зверя, а то и самого громовержца при желании можно разглядеть. В их текучести - переменчивость мира. Они изменчивы и непостоянны, так же, как она сама, как её настроение. Кто-то играет ими - ветер или Творец?
     Особенно хорошо летом, лежишь где-нибудь в траве и смотришь на облака. А они разбросались по небу - пушистые, как сахарная вата или взбитые сливки, и порой так близко висят, что хочется сесть на них, свесив ноги вниз, и подглядывать, что там делается на земле. А если долго смотришь в небо, то словно уносишься мысленно туда, и мир, как мираж, теряет свои четкие границы и размывается в сознании, и тогда перестаешь ощущать - где небо, где земля, где я?.. А все эти картины в небе - то ли это отражение нашего земного мира в легких и зыбких очертаниях быстро меняющихся видений, то ли там своя жизнь, и души, живущие на облаках, видоизменяют их, как им захочется, порхая с облака на облако? Ведь куда-то деваются души умерших? Вот бабушка её была такой доброй, ведь она, конечно же на небе, а где ж ей еще быть? Рай, Эдем - где они? Нет их. А вот души на облаках - это понятнее. И когда Дина смотрит на фотографию бабушки, которую мама поставила за стекло в книжном шкафу, она всегда думает, что бабушка сейчас где-то там в небе. Не сама бабушка, конечно, а её душа. А бабушка из шкафа смотрит внимательным взглядом и словно спрашивает: ну, что ты натворила? Да ничего не натворила! Сбежала, правда, с последней лекции в институте, а в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо.
     День был теплый и ласковый, и когда она во время перемены вышла на улицу, то так разнежилась, что не хотелось больше запирать себя в аудиторию, и, быстро сбегав за рюкзачком, она тут же слиняла. Плохо, что нет мобильника, позвонила бы Виталику и пошли бы куда-нибудь потусоваться. Мама говорит, что не нужен ей мобильник, дома есть телефон и этого достаточно. Дома есть, но он нужен ей в институте, в городе, пока до домашнего доберешься, чтобы договориться о встрече, и ехать никуда не захочется. Надо будет к папуле подкатиться, он скорее расщедрится, женщины всегда более прижимистые.
     В эти первые сентябрьские дни после беззаботно-ленивого лета всегда тяжело впрягаться в учебу. Мозги ещё полны воспоминаниями о летних днях, новых встречах и приключениях, ночных тусовках… Нагрузка должна быть постепенной. Этим она себя и утешила. Хотя сознание, что она третьекурсница, наполняло её гордостью.
      "Надо же! Дина на третьем курсе!" - говорила она себе голосом какой-нибудь дворовой бабушки, знающей её с детства. И слегка потупив глаза перед воображаемыми бабушками, сидевшими на лавочке, она с достоинством проходила мимо.
      Но сегодня бабушек не было, лишь какая-то сердобольная тётенька кормила уличных собак. И так разговаривала с ними, как будто они её давние приятели.
      - Сегодня только косточки, да, да…
     Штук пять облезлых дворняг окружили её, преданно смотрели в глаза и чуть нетерпеливо виляли хвостами, а тётенька приговаривала:
      - Подожди, подожди, сначала вот ей, видишь, у неё ножка больная… - вынимала что-то из пакета, кидала собакам, а хромоножке протягивала прямо из руки. - В следующий раз принесу что-нибудь повкуснее…
      "Надо будет и мне что-нибудь прихватить из дома и дать этим ничейным собакам", - подумала Дина. Как-то раньше ей и в голову не приходило кормить дворовых собак, они были для неё никто - фон, уличная атрибутика. Оказывается, не все проходят мимо…
      Дверь Дина открыла своим ключом. Мама еще на работе. Возится с несчастными родителями и их не менее несчастными трудными детьми. Бедный психолог, не позавидуешь. Была математиком и вдруг сорвалась получать второе образование, потянуло её в психологию. А ещё мама говорит, что помимо трудных детей при родителях, в Москве 25 тысяч беспризорников. Точно, и в метро попадаются. А недавно были в "Макдональдсе", вошли двое мальчишек именно такого типа, одному лет десять, другому лет восемь, встали напротив раздачи и долго смотрели. Они с Виталиком думали, что сейчас начнут клянчить, но те так и ушли, ничего не попросив, и стало их жалко. А может быть, еще раз зайдут и что-нибудь найдут на столах? И что делать с этими? Как спасать? Вот такие проблемы, в которые окунулась её мама.
      Деда что-то не слышно. Спит, что ли? Дина кинула сумку в свою комнату и заглянула к деду. Нет, не спит. Меряет давление.
      - Дедуля, привет. Ну, как? Подскочило?
      И где он только берёт это давление - ужас! То 220, то 200! У Дины с трудом набирается 115, а уж 120 - большая редкость, а у деда...
      Дед внимательно проследил за стрелкой, попыхтел и, наконец, повернулся к Дине.
      - Сто девяносто… ничего... и нижнее сто двадцать.
      Он уже неплохо разбирался в показаниях и объяснял как-то Дине, что особенно плохо, когда большой разброс между верхним и нижним давлением - сосуды могут не выдержать. И ещё поделился, что по совету врача перешёл теперь на поддерживающий режим и принимает только половинку таблетки "Капотена".
      - Ну и правильно, а то глушишь себя этими таблетками…
      - А ты что-то сегодня рановато...
      Дед говорил медленно, растягивая слова, также медленно поворачивал седую голову и смотрел на Дину. И взгляд рассеянный. Стареет. Сдает дедуля на глазах. Но ничего, молодец! Семьдесят девять лет - это вам не жук начхал, - как говорит отец Дины. Лицо красное, значит давление высокое.
      Дина подошла к деду, обняла, прижалась щекой к его обвисшей щеке.
      - Плохо себя чувствую, - жалостливо произнесла она, оправдывая свой ранний приход, - пойду, полежу.
      Дина знает, что дед добрый и ругать не будет, разве что скажет что-нибудь укоризненное, если признаться ему, что с последней лекции она сбежала. А уж если его обнять и вот так прижаться, то дед совсем разомлеет, и тогда добивайся, чего хочешь. Это вначале Дина его побаивалась, он иногда так строго смотрит, будто хочет увидеть тебя насквозь. А ещё Дина заметила, что он часто бывает в каких-то своих думах, а взгляд просто останавливается на чем-нибудь или на ком-нибудь. Окликнешь его, а он не слышит. Повторишь громко: "дед!", встрепенется и, наконец, увидит тебя.
      - Людмила велела суп доедать, вечером будет новый варить.
      - Не хочу я суп! Ты же знаешь, дедуля, я его не люблю.
      Дина крутнулась на одной ноге, кидая последнюю фразу уже через плечо, слегка скривившись, и удалилась к себе в комнату.
      Вкусы в семействе были противоположные: дед не мог без супа, а Дина всячески его игнорировала. Поэтому деду часто приходилось несколько дней одному сражаться с кастрюлей супа, и он искал себе помощников. В его детстве в обед ставилась на стол большая миска супа - одна на всех. И только успевай ложку таскать туда и обратно, не то другие обскочут и останешься на бобах. А эти нынче избаловались, им все курей подавай, да котлеты. Разве мы так кур жрали? Бывало, летом курицу зарубят, из четвертинки мать суп сварит и делит мясо на всё семейство. Глядишь, глаз не оторвёшь - какой же кусочек тебе достанется? Ежели крылышко, есть там нечего, только обсосать, а вот если кусочек белого мяса, то там хоть есть что пожевать. Толком-то и пожевать не успеешь, проглотишь - и нет его, и так хочется как следует поесть курятины, чтоб до отвала, чтобы наесться. Да разве такое было возможно? Только облизывались.
      Эх, молодость! Ни войны не видели, ни раскулачивания. Живи спокойно и радуйся. Правда, и сейчас не совсем ладно жизнь идет, Чечня баламутит, тоже ведь война, да еще террористы взрывают, где ни попадя. И что людям спокойно не живётся?
      Стул завален одеждой, и сесть некуда. Дина сгребла барахло в охапку, закинула его в шкаф, но садиться на стул передумала и плюхнулась на диван. Виталик звякнет в шесть. Значит можно часика два вздремнуть.
      Анька говорит, смешно, что вы так часто бегаете друг к другу. Второй год встречаетесь, не надоели ещё? Дина и сама удивлялась, но почему-то не надоели. И даже посланиями обменивались по е-mаil, как тогда, когда обнаружили друг друга в Интернете. Дина вместе с девчонками в институте на информатике развлекались и поместили на сайте свои имена, фотки и краткую информацию о себе в Яndex. narod.ru: студентки и так далее... хотим общаться со своими сверстниками. А Дина приписала: ищу не зазнайку, но с извилинами. Ну вот, Виталик и запал на неё.
      Смешнее всего было то, что они довольно долго общались, перекидывая письма по "емеле", но не догадывались, что садятся на соседних станциях метро: он на "Нагатинской", а она на "Нагорной" - так звучит, как будто она действительно находится в горах. И когда обнаружили это обстоятельство и встретились, наконец, в метро, долго смеялись, что так прикольно получилось. Виталий оказался высоким, выше, чем она ожидала, разглядывая его на фотографии, выплывшей к ней как-то на экран, и слегка застенчивым, хотя и скрывал это под некоторой заносчивостью вначале. Теперь он естественный, такой, как есть.
      - Во, прикол! - говорила Дина девчонкам в институте, - нарочно не придумаешь.
      Виталик стал по утрам приходить на её станцию. Он говорит, ему все равно, что проехать троллейбусом до "Нагатинской", что дойти пешком до "Нагорной". Правда, если идти к ней, надо пересекать Варшавское шоссе - гудящее, гремящее, низвергающее дым и копоть, напряженно загруженное утром. Светофор переключается с большим интервалом и приходится долго стоять, чтобы пересечь этот поток. Живет он, словно на острове, между Каширкой и Варшавкой.
      - Как можно жить в такой экологии, не представляю! - говорит её мама.
      - У них скверик рядом, это их легкие! - уверяет Дина.
      Ей, честно говоря, тоже не очень нравится этот гудёж. Да еще железная дорога рядом! Но Виталик считает, что здесь ощущается пульс жизни, здесь он слышит дыхание города, здесь Москва - трудяга! Это вам не праздные бульвары. Современная жизнь вот такая и есть - напряженная и пульсирующая, и человек в таких условиях быстрее включается в её ритм. А отдыхать можно за городом.
      Он любит разводить всякие теории.
      Раньше они встречались после занятий в центре и ехали вместе домой, а теперь Виталик подрабатывает. Они с каким-то Юрой клеят объявления, приглашают всех похудеть.
      Вот проблема! Сначала объедаются - деньги тратят, потом на похудение деньги тратят. Не проще ли просто есть поменьше?
      Дина тоже хотела бы подрабатывать, хорошо иметь свои деньги, чтобы у родителей каждый раз не клянчить. Анька устроилась в какую-то фирму маркетинговых исследований. Вот клёво! Ходит в "Макдональдс", берёт обед и потом пишет отчёт: как её обслужили. Ну и ещё всякие такие штучки приходится делать, какие-то дегустации на ВДНХ... Обещала Дину туда же определить, но что-то не торопится. Анька, она вся такая, не хочет, чтобы и у других были успехи, как у неё, она должна быть недосягаемой.
      Плотно облегавшие джинсы впились в тело, и Дине захотелось избавиться от этой мороки. Пришлось встать и стащить их с себя.
      Деду не нравится, что она ходит постоянно в брюках, говорит: "Платьице бы купила себе красивое... Что это за одёжа такая для девочки? Всё штаны и штаны..."
      Чудной дед, у него обо всём какие-то свои представления. В общем, древность... Ещё бы, ведь родился он, когда Гражданская война шла. Чудной, но хороший, он если и ворчит, то как-то не зло. От его ворчания даже уютней становится.
      Дина задержалась на минуту у зеркала, посмотрела на свои ножки, нашла, что они очень даже ничего, затем взяла расчёску и стала причесывать волосы. Вот мучение - эти волосы! Дело в том, что она была очень кудрявой. Дина их мочила, выпрямляла, и всё без толку. Светлые кудряшки вырывались из-под расчески и вновь закручивались ещё более резвыми завитушками, словно каракулевые овцы были ей ближайшими родственниками. Ужас какой-то! Сколько Дина безуспешно боролась с ними, но сделать их хоть немного прямее не удавалось. А ей так нравились прямые шелковистые волосы, как в рекламах шампуней! Взмахнуть бы таким морем шёлковых волос, и все бы ахнули.
      За эти кудряшки Виталик тут же стал звать её Пудельком. Тогда Дина разозлилась и обрезала волосы, они от радости взметнулись вверх ещё более завитыми кольцами, и тогда она стала действительно похожа на пуделя.
      Мама говорит, что это прекрасно. Ты не представляешь, сколько хлопот с прямыми волосами, которые виться совершенно не хотят! Какой арсенал средств надо иметь в таком случае. Сейчас, когда волосы снова подросли и стали менее завитыми, папа говорит, что она словно сошла с Тициановских полотен.
     - Не знаю, с каких полотен, но мне хотелось бы их хоть немного выпрямить.
      Она потянула расческой прядь вниз, пытаясь распрямить непослушные волосы, но безуспешно. Вздохнула, бросила расческу и отвернулась от зеркала. Деду её завитушки нравятся, потому что его мама, прабабушка Дины была такой же кудрявой, как она. Коварные гены взяли и проросли в ней! Не могли остановиться на других ступеньках родословной лестницы.
     Наконец она снова улеглась, натянув на себя плед, валявшийся в ногах.
     А может, и мне пойти с ребятами объявления клеить? Хотя её саму от этих объявлений тошнит, все столбы загажены, словно мухами засиженный шкафчик у соседки Лидии Ивановны. Ну не в "Досуг" же идти! Вчера со Светой прочитали в газете: "Досуг. Мальчики". Со Светкой они дружат с детства. Она познакомилась через Интернет с мальчиком из Ленинграда, то есть Петербурга и собирается ехать к нему в гости, а может быть, он к ней приедет в Москву, ещё не решили - вспоминала Дина уже сквозь дрему.
     Дед Семен убрал в тумбочку свою любимую нынче игрушку - прибор для измерения давления, подаренный зятем, и побрел на кухню. Дины на кухне не было. Вот, коза, совсем есть не стала. Семен Герасимович, разумеется, хотел не только проверить - поела ли она, но и поговорить с внучкой. Скучно одному, и эта, только прискакала и уже спряталась. В комнату к внучке заглядывать не стал, чего мешать, раз ушла, значит, разговаривать не хочет. Что с нами разговаривать - с нами неинтересно. Семен Герасимович потоптался на кухне, посмотрел в окно, с их второго этажа вся жизнь двора как на ладони, сиди себе у окна и поглядывай. Да чего глядеть-то, за бабками наблюдать разве что да за детишками малыми. А еще собачники ходят. Вот развели собак-то, лучше бы детей брошенных взяли на воспитание. В деревне или в их городке собаки были при деле, дом охраняли, а эти по диванам валяются. Вон, давеча, соседка Лидия Ивановна говорила, на даче все помидоры ночью из парника спёрли, а собака в доме в кресле спала и ни разу не гавкнула. Вот тебе и собака.
     Дина проснулась и посмотрела на часы. Уже четверть седьмого, а Виталик всё не звонит. Свернулась калачиком. Судя по тишине, мама ещё не пришла, дома только дед, о чём с ним разговаривать? Доносится звук телевизора, дед смотрит какой-нибудь сериал. Сколько он уже этих сериалов пересмотрел - вагон.
     И тут раздался звонок, но не телефонный, как ждала Дина, а звонили в дверь. Кого-то принесло? Дина сползла с дивана, натянула штаны и пошла в прихожую. Сколько её учили не открывать дверь, а вначале выяснить кто там, она никак не могла себя к этому приучить. Ну зачем она будет унижать человека допросами, ведь это скорее всего свои. Дина перешагнула через обувь, валявшуюся на её пути, щелкнула замком и открыла дверь. Именно так. Сначала она разглядела знакомую рубашку в клетку, из которой торчала тонкая шея, а затем, задрав голову, увидела не менее знакомые тёмные вихры и серые глаза. Он поглядывал на неё с высоты своего роста и чуть улыбался. Дина засмеялась, делая удивленные глаза, и для большего удивления широко открывая рот.
     - Ха, а говорил, никак не сможешь зайти, ну, очень, очень занят...
     - Не открывай так широко рот, птичка залетит.
     Виталик чмокнул её в щеку и сморщил нос, делая рожицу. Дина отступила назад, а Виталик, вдвигаясь вслед за ней в прихожую, зацепил рюкзачком висевший с краю зонтик и тот стукнулся об пол, да так, что даже оторвал деда от телевизора.
     - Дина, кто там? - раздался голос деда.
     - Это ко мне, Виталик, - кинула Дина в сторону деда и, повернувшись к Виталику, засмеялась. - У тебя всего с избытком - рук, ног, не помещаешься. Пошли в мою комнату.
     - Я с дедом сначала поздороваюсь. - Сняв кроссовки, Виталик заглянул в комнату к деду. - Здрассте, Семен Герасимович.
     Дед обрадованно улыбнулся. Ему нравилось внимание Виталия, оно хоть как-то скрашивало его очень ограниченное общение с людьми, дед его за это уважал и говорил Дине: "хороший парень". Он развернулся к гостю, собираясь вступить в разговор, но голова гостя уже исчезла за дверью. Семен Герасимович вышел в прихожую, чтобы пообщаться с молодежью, но молодежь скрылась в своей комнате. Не любят они со стариками разговаривать. Семен Герасимович потоптался и вернулся к себе. Он действительно смотрел мексиканский сериал. А что, они жизнь показывают - семейную и про любовь... Правда, так другой раз запутают, что и не поймешь, кто чей муж и где чьи дети? Но все равно лучше, чем боевики. В этих пукалках столько людей уже поубивали, что и на земле, наверное, столько не живет.
      Досмотрев сериал, Семен Герасимович поплелся на кухню. Дина с Виталиком тоже появились из своей комнаты.
      - Дина, иди - ужинать будем. Мать сказала, сегодня задержится.
      Но молодёжь обувалась, и ужинать, кажется, не собиралась.
      - Мы уходим. Дед, пока...
      Дина махнула рукой, направляясь к двери.
      - Куда вы?
      - Мы решили погулять.
      И они исчезли.
      - Вот шальные. Скоро девять часов, а они гулять. Уроками своими совсем не занимаются.
      Минут через десять раздался телефонный звонок. "Неужто Людмила ещё с работы звонит?" - подумал дед. В трубке раздался женский голос, но то была не Людмила, а бабушка Виталика.
      - Ушли, - говорил Семён Герасимович в трубку, - минут десять как ушли… Был здесь, а потом вместе с Динкой гулять пошли… Да не за что, за что спасибо… Здоровье-то? Да ничего, какое у нас теперь здоровье, по возрасту… До свидания, всего хорошего, - как можно доброжелательнее проговорил он и положил трубку.
      Приятная женщина, Елизавета Андреевна, всегда так вежливо спрашивает. Семён Герасимович приосанился, поправил ремень и попытался мысленно представить телефонную собеседницу: седые волосы… высокая, не худая и не толстая, в общем, образ рисовался весьма приятный. Интересно бы на неё посмотреть - насколько облик, сложившийся по голосу, интонациям, соответствует живому человеку. Виталик говорил - лет семьдесят бабушке, кажется.
      О внуке беспокоится. Так вот они и перезваниваются, по голосам он уж их обеих знает, и мать, и бабушку. Но больше бабушка звонит, у молодых нервы покрепче.


      Автор

      Оглавление

     Глава 2