Так и проскочило лето! Тридцать первого августа с ватагой детишек отправилась в Агнево Зоя - учиться в пятом классе. Теперь она будет жить без мамы, в интернате, а на выходной приходить домой.
      Хотели родители годок дома подержать, маленькая ведь ещё пешком по сопкам столько ходить, да не хочет. Ревела целый день, пока не отпустили. Как же от подружек отставать? Хорошо ещё, с восьми лет в школу отдали, в марте двенадцать исполнилось.
      Здесь во Владимировке была только начальная школа - четырёхлетка, а дальше дети пешком отмахивали двенадцать километров по сопкам в сторону моря, где в посёлке, зажатом в узком ущелье, была школа-семилетка. Неделю жили в интернате, а на выходной приходили домой. Шли в любую погоду, будь то дождь или снег. А как же - домой ведь! Только уж в бурю, ливень или сильный снегопад их не отпускали, а в остальное время топали туда и обратно через большой перевал да Агневскую сопку, немного уступающую перевалу, и ещё несколько подъёмов и спусков поменьше: вниз-вверх, вверх-вниз. Уходили домой в субботу после уроков, а возвращались в воскресенье к вечеру или в понедельник рано утром. Осенью, когда после уроков уже темно, шли со свечой в банке. Идущий впереди нёс на верёвочке баночку стеклянную, в которой горела свеча и освещала дорогу, а за ним гуськом шли остальные, человек двенадцать-пятнадцать детишек. Много было и переростков: кто позже в школу пошёл, кто болел, кого на второй год оставляли, а некоторых родители и сами удерживали дома, чтоб в интернат попозже отдать, пешком столько ходить - сила нужна. Эти старшие и баловали иногда, как Васька Збруев - переросток, учившийся в шестом классе. Ох уж эти Збруевы, до чего же хулиганистые! В кусты в темноте встанет рядом с тропой и на какую-нибудь девчонку пугливую потом выскочит. Девчонки с перепугу кричат: "А-а-а!", а ему смешно. А ещё родители всегда говорили - молча не идите, а то на медведя наскочите. Да разве такая ватага молча идёт? Тут и шум, и смех, и говор, особенно в начале пути, когда силы ещё не растрачены, и в конце, когда домашним дымком потянуло.
      А кто хотел продолжить учение, тот перемещался в город. Выбор там был невелик: училище медицинское и педагогическое. Ну а дальше никто пока уезжать не отваживался, да и где денег возьмёшь так далеко детей отправлять?
      
      Катерина с грустью проводила старших дочерей, дома остались лишь Нина и маленький Васятка. Приходилось теперь ребёнка оставлять под присмотром Нины. Она как-то сразу повзрослела, посерьёзнела и неплохо справлялась со своими обязанностями. Люльку выкинули, поставили кроватку. Ну а обязанность какая - покачать кроватку-качалку, если ребёнок проснётся.
      В магазине женщины спрашивали Катерину:
      - А с кем у тебя ребёнок?
      - Да с младшей, с Ниной…
      - Вот это девчонка, всего пять лет, а уже с ребёнком можно оставить, - заахала Ольга.
      "А как же, - думала Катерина, у неё все дети хорошие, и помощники, и послушные".
      Но с помощницей этой всякое случалось. Однажды Катерина ушла в магазин, простояла довольно долго в очереди, а когда вернулась домой, увидела, что Нина забралась к Васятке в кроватку, свернулась калачиком рядом с ним, и спят вместе. А в другой раз - совсем другая картина. Ещё в коридоре услышала она рёв на два голоса. Заходился в плаче Васятка, а ему вторила более размеренными всхлипами нянька. Катерина вошла в дом, прошла в комнату и вот что увидела: Васятка валяется на полу в расхристанных пелёнках и заходится в плаче. Кроватка лежит на полу, перевёрнутая набок, чуть поодаль сидит нянька, тоже плачет и кулаком утирает слёзы.
      Катерина подхватила маленького ребёнка, прижала к себе, успокаивая и вытирая слёзки, а другой рукой подхватила Нину и села на стул.
      Васятка уткнулся в мягкую грудь, зачмокал и затих, и можно было теперь заняться нянькой.
      - Что ты ревёшь? - негромко приговаривала Катерина, прислонив дочку к коленям и вытирая слёзы, - рассказывай, что случилось?
      - Я качала… он плакал и плакал и никак не переставал… - и она снова принималась реветь.
      Кое-как Катерина разобралась, что же всё-таки произошло. Оказывается, нянька забралась в кроватку и стоя в торце её, стала раскачивать, и так раскачала, что кроватка перевернулась, ребёнок выкатился на пол, а она сама полетела в другую сторону.
      Ну, как тут будешь её ругать? Сама ещё ребёнок, какой с неё спрос. Катя прижала к себе дочку и приговаривала:
      - Ну, успокойся, не плачь и больше так не делай, хорошо?
      - Хорошо, - сквозь затихающие всхлипы проговорила Нина.
      
      К концу октября в этих краях устанавливалась настоящая зима. Здесь не было резких перепадов, когда снег то выпадет, то совершенно растает, будто его и не было. Раза два попорхает снег, будто раздумывая и примеряясь, то чуть припорошит по морозцу, то сырые хлопья полетают, а закончив раздумья, повалит, наконец, хороший снегопад - солидный, размеренный, схватит землю морозом, вот и встречай зиму. Хватит, люди - наработались на полях и в лесах, посидите дома, отдохните. Теперь со снегом до апреля не расстанешься. А то бураны задуют - снег валит, ветер кружит, заметёт всё кругом: и дома, и дороги, затеряется посёлок в снегах и лесах, будто навеки отрезанный от мира. Ан нет, не тут-то было. Шалишь брат, погода, люди, они ведь как муравьи - лопату в руки и давай откапывать дом, а потом и дороги пробивать, где лошадьми, а где своими ногами, сменяя впереди идущего. После сильного снегопада только за два-три дня до города и проберёшься, а на деляны как идти? Мужики в ватных штанах, валенках и стёганых ватных фуфайках бьют дорогу сами, если трактор её не осилит.
      Иногда так наметёт, что Фёдор с трудом через дверь пробивается, чтобы из дому выйти. Плечом бьёт, толкает, толкает, постепенно тесня снег, протискиваясь в щель на улицу. И тогда уже лопату в руки и пошёл кидать снег, дверь дома откапывать, чтобы остальные выйти могли. Крыльцо разгребёт, потом дорожку пробьёт до улицы, а там уж трактором пройдут, и жизнь восстанавливается. Детишки в школу побежали, мужики - на работу, хозяйки в магазин потянулись, а другая хозяйка, смотришь, с бельём к проруби пошла - полоскать в чистой водице.
      Но иногда зима шалила. Речки не успевали замёрзнуть как следует и когда молодёжь, учившаяся в городе, шла домой пешком 55 километров, ох и доставалось же им! Речки - одна до перевала, несущая свои воды к Александровску в море, и другая за перевалом, которая дотечёт до Владимировки, петляют туда-сюда множество раз, и каждый раз её надо переходить вброд. По этой дороге от Александровска до Бутаково, это примерно полпути, проехал когда-то Антон Павлович Чехов, исследуя остров и положение заключённых, и повернул обратно, продолжив затем путешествие по другой дороге в сторону Тымовска. В те времена в Бутаково тоже была тюрьма, а дальше, за перевалом ничего ещё не было. Там появились посёлки уже в ХХ веке, когда Сахалин начал обживаться вольными людьми. Приезжали сюда переселенцы и в тридцатые годы, и в сороковые, и после войны потянулись. Тюрьмы теперь не были главной достопримечательностью острова, и о них почти не знали. Только в Бутаково ещё оставалась тюрьма, когда Даша переселилась в город и стала работать в пошивочной мастерской.
      В Бутаково в конце сороковых идущие мимо путники ещё видели заключённых, которые здесь ходили свободно, пилили дрова и поглядывали в их сторону. В конце пятидесятых годов тюрьму ликвидировали. Но года два назад была страшная история. Убили девушку из их посёлка - Розу Пашкову. Она шла летом из города одна, и один заключённый заприметил её и пошёл следом. Прошёл подальше, чтобы не слышно было, поймал её, изнасиловал и задушил. Потом её нашли и его нашли, и дали ещё срок. Случай был исключительный, но после этого девушкам строго-настрого запрещали ходить по одной или по двое, да они и сами боялись.
      А ещё однажды мальчишки, Зоины сверстники, уйдя километра за три от посёлка в сторону Боровой, наткнулись на какой-то забор, вышки над ним и полуразвалившиеся бараки, заросшие травой. Всё, что осталось от тюрьмы. Летом мальчишки иногда ходили туда и играли в войну.
      Приближалось Седьмое ноября. Праздник. Хоть и казались праздники эти Катерине бесовскими, что за праздник, когда власть сменилась и всех в колхозы стали гнать? Да ещё сколько людей в Гражданскую положили. Но постепенно привыкла. В клубе собрания проводили, кого грамотами награждали за хорошую работу, кому премию давали - тоже хорошо, в школе дети концерты готовили и родителей приглашали посмотреть. Зоя так хорошо танцевать научилась, на майские праздники на сцене украинский танец танцевала. Венки им с лентами целый вечер делали, да кофты вышитые по посёлку собирали, и на юбки кое-какая материя яркая нашлась - вот и костюмы для танца. А в этот праздник уж в Агнево танцует, теперь и не увидишь. Да вот скоро должна прийти, говорили, что с утра домой вышли. Вот теперь и жди: одну дочь из Агнева, тут дорога покороче, и речки можно обойти, а Дашу из города, там дорога ровнее, сопок меньше, но и речки, если не замёрзнут - беда! Да велено им было нонче не приходить, речки в этом году ещё не встали, уж до Нового года потерпеть.
      Только она это подумала, как пришла Антонина и принесла весть:
      - С почты Маша давеча сказала - из города звонили, наши девчонки домой на праздники идут, утром выходят.
      - Ай-яй-яй! Да ведь речки не замёрзли, как же они дойдут? Вон в середине реки ещё каша стоит, лёд не затянулся.
      - Как? Вот так и дойдут. И мы ходили.
      Весь день Катерина с тревогой ждала Дашу, которая, конечно же, скучала там, в городе без них и рвалась на побывку домой…
      
      Утром, когда вышли из города, снег ещё похрустывал под ногами. Ночь была с морозцем, и они надеялись, что речки всё-таки затянулись льдом. Даша шла второй, впереди Клава Еремеева, с которой они вместе работали - самая крепенькая и справная, а сзади еще пять человек студенток из педучилища и замыкающим Колька Киселев, учившийся в ремесленном училище. Собственно, Клавка всех и подбила: пойдёмте да пойдёмте домой. Даша побаивалась: пока речки не встали, родители приходить не велели. Но Клава уверила, что всё будет нормально, ночью был мороз, и речки наверняка замёрзли. И уговорила пятёрку смельчаков.
      Михайловку прошли весело - дорога здесь ровная, сил ещё много, топай и топай. Колька сзади смешил идущих перед ним студенток, они весело смеялись, и Даша перебежала к ним. Колька был мастер рассказывать анекдоты и разные смешные истории.
      До Красного Яра дорога тоже с речкой ещё не пересекается, иди себе и иди по свежей пороше. За плечами вещевой мешок на лямках. Делали его просто: шили матери мешок из прочной материи и лямки из неё же строчили. В уголки мешка клали камешек и привязывали лямку верёвочками, которые тоже пришивались к её концам. Сверху лямку брали петлёй, захватывали этой петлёй верхушку мешка и затягивали. Теперь руки вдевай в лямки и всё - путник готов. Руки свободны, хочешь - маши ими, хочешь, взлетай как на крыльях. Так дошли благополучно до посёлка Красная Падь. Здесь и пообедали. Попросились в крайнюю избу, достали, что у кого было, вместе на стол выложили и пировали. У кого картошка, у кого сало, а у кого и хлеб с маслом оказался.
      А после Красной Пади самое трудное начинается, через речки надо переходить. Шли с надеждой, может, удастся по льду перейти? Первый переход оказался удачным - аккуратненько, по одному благополучно перебрались на другой берег. Кольку пустили последним, если провалится лёд под его тяжестью, то хоть другие сухими останутся.
      Но вот ещё раз подошли к реке и остановились на берегу у знакомого брода, вглядываясь в её середину. Речка на перекатах была неглубокой, и кое-где хватало сапог, чтобы пройти и не набрать воды. Но такие места большая редкость, где-то вода по колено, а значит и сапоги полные, где-то чуть выше колена. А в весеннее половодье или в сильные дожди речки вздувались и становились неузнаваемыми.
      С краю блестел слегка припорошенный лёд, уже крепкий, а дальше утоньшался, и в середине ручейком блестела вода. Все замерли на берегу и безнадёжно слушали это издевательское журчание речушки, бодро бежавшей по перекату, не давая ему замёрзнуть. И вправо, и влево - везде виднелась вода, а дальше поднималась сопка.
      - О-о! Всё! Нырять придётся… - послышались со всех сторон голоса.
      - Колька, давай первым! Кто у нас самый смелый, вперёд!
      Колька немного помедлил, пристально глядя на воду, словно пытаясь её загипнотизировать и превратить в лёд, а потом как побежит с криком: "Ура! За мной", словно ринувшись врукопашную в решающем бою. Лед затрещал под ним, Колькина нога по колено ушла в воду, и так теперь предстояло всем. Девушки робели и никак не решались.
      - Ну, давай, давай, ничего страшного, не впервой! - кричал Колька с другого берега.
      - Давайте все вместе, - предложила Даша, - за руки возьмёмся и не так страшно.
      Она ухватила за руку Клаву, Клава Лизу Дорошенко, та Полину Ярцеву и вчетвером они приготовились форсировать реку. И вдруг Клава махнула руками своими и соседок и закричала:
      - За Родину, за Сталина, вперёд!
      И все четверо как по команде, держась за руки, вбежали на лёд, который рухнул под ними, а потом погрузились в воду, смешанную со снеговой кашей, и, гонимые холодом и испугом, смешанным со смехом, перешли речку вброд, а потом, с трудом вытаскивая ноги в сапогах, наполненных водой, вышли на противоположном берегу. Теперь предстояло оставшейся троице сделать то же самое, они взялись за руки и пошли.
      Брод был неглубокий, ноги намокли по колено, но выбора у них не было. Теперь главное - быстро идти, чтобы ноги на ходу разогрелись. Переобуваться и менять портянки негде, ещё больше замёрзнешь, да и следующий брод недалеко и снова также придётся шагать по воде. Лишь повыливали воду, не снимая сапог, делая пируэты и задирая ногу по колено, и двинулись дальше. Кое-где воды не было видно, но вместо крепкого льда держалась какая-то каша, сквозь которую ноги снова погружались в ледяную воду…
      Бутаково прошли ещё засветло. Кто-то заныл и стал говорить: давайте здесь в ночлежке переночуем или отдохнём хотя бы. Но Клавка шла вперёд и сказала:
      - Нечего расслабляться, поднатужимся и сегодня дойдём до дома.
      Все потянулись за ней. Только Кольке надоело идти сзади, и он пристроился за Клавой, оттеснив от неё Дашу, а замыкала шествие маленькая Людочка с первого курса, будущая медсестра.
      Так прошли длинный пологий перевал, покрытый лесом, с широкой дорогой, изъезженной тракторами, которые иногда вместо транспорта ходили в город, таща за собой огромные сани с грузом или людьми. На перевале ноги немного разогрелись от ходьбы, но очень хотелось обсохнуть. Стало смеркаться, редкий лес обступил их со всех сторон и подсвеченный восходящей луной, темнел на фоне засеребрившегося снега.
      Следующим пунктом на пути был Контрольный. Так его все звали, не особенно вдумываясь в смысл названия. Стояла здесь военная точка - контрольный пункт, где несла службу небольшая группа военных, была радиостанция, телефон, откуда можно позвонить домой, и ночлежный дом. К Контрольному устали уже все. С наступлением темноты мороз усилился, шаровары замёрзли, стали колом, и они еле-еле взобрались на горку, где стояла ночлежная изба.
      До дома оставалось ещё пятнадцать километров. Сорок пять осталось позади. И каких!
      Дверь им открыл мужчина в военной форме.
      - Старшина Ниточкин, - отрекомендовался он и взял под козырёк, точнее, приложил руку к шапке-ушанке.
       Изба дохнула теплом, в печи весело потрескивали дрова, кто-то уже позвонил сюда и сообщил, что студенты идут домой на каникулы. Все начали стаскивать с себя сапоги, а некоторые были одеты в валенки, в надежде на установившуюся зиму. Напитавшиеся водой, они вначале отяжелили ноги, как гири, а потом задубели на морозе. Сняли портянки и развесили их сушить над печкой и у печи, кто где пристроился. У Даши были запасные портянки, мама всегда ей клала двое и с собой велела брать, чтобы можно было переобуться. Но пока она достала шерстяные носки, связанные мамиными руками, надела их, и ногам сразу стало тепло. Видно, придётся здесь ночевать. "Как жаль, что сегодня не будем дома, - думала Даша, выжимая над ведром портянки. - Так хочется поскорее домой, так соскучилась!"
      Военный принёс чайник и сказал, что один может сходить в дежурку и позвонить домой.
      - Так что, будем ночевать или дальше пойдём? - всполошился Колька.
      - Куда пойдёшь, темно уже, - цыкнул на него военный. - Мокрые, как цуцики, обсушитесь и завтра с утречка пораньше дойдёте.
      Все притихли. Людочка совсем устала и свалилась на топчан. Клава сходила в дежурку и позвонила на почту во Владимировку, там дежурила Лизина мама, а значит, и другие родители узнают, что все они живы, целы и почти невредимы, но домой придут только завтра.
      Через полчаса говорок стал веселее, кто-то жарил на плите картошку в мундире, обнаруженную в ящике, пили чай, Колька щекотал Полю в тёмном углу, слабо освещённом керосиновой лампой, стоявшей на столе, и она заливисто смеялась.
      - Ну чего мы здесь будем ночевать, когда дом рядом? - Колька вдруг сорвался со своего места, встал посреди избы и протянул руки, вопрошая у всех сразу.
      - Правда, - подхватила Даша, - девять часов вечера, - что мы сейчас, спать что ли будем? Уже отдохнули и через три часа мы будем дома.
      Все вдруг оживились, загомонили, как будто и не они ещё недавно попадали на топчаны, как снопы, и только-только высушили ноги.
      - Точно! Точно! Давайте пойдём, вот дома все удивятся, когда мы придём!
      Через десять минут они все стояли у крыльца в полной боевой готовности, с сумками за плечами. И сколько ни уговаривал их старшина Ниточкин, ничего они слушать не хотели и двинулись в сторону своей ненаглядной Владимировки.
      - Вот чертенята! Молодые, всё нипочём. Эх, молодость!
      Полная луна засияла над антенной, черневшей над домом, где несли дежурство, и побежала по ночному небу, лишь иногда ныряя в клочья облаков. "Луна - это хорошо, значит, дойдут", - подумал Ниточкин и пошёл к тёплой печке.
      
      Катерина, как и все, кто знал, что дети их вышли из города, ждала дочь. Зоя дошла из Агнева благополучно, и теперь дети тоже ждали старшую сестру из города. "Она, наверное, теперь совсем городская стала, - думала Зоя, - платье себе крепдешиновое купила и на танцы в Дом офицеров ходит". Всего-то три дня дома побудет, а всё равно как радостно, а может, ещё отпросилась - дольше побудет?
      Вот уже и стемнело, Зоя с подругами ходили на край посёлка, в дальний его конец, откуда появляются идущие из города. Долго всматривались в темноту, прислушивались, не доносятся ли голоса, но ничего так и не услышали. Пришлось вернуться домой. Нет, из города так быстро не приходят, да и дорога тяжёлая в эту пору.
      Катерина вышла на улицу, всматриваясь вдаль, и увидела Антонину, идущую с той стороны.
      - Ну что, ждёшь? - сказала она, поравнявшись с нею.
      - Жду.
      - Не жди. На почте сказали, на Контрольном они ночевать останутся, звонили. Вот так.
      Катерина со смешанным чувством пошла домой, испытывая, с одной стороны, облегчение, что дети благоразумно остались ночевать, а с другой, - разочарование, что Дашу они сегодня не увидят.
      Младшие тоже немного загрустили и пошли спать. Фёдор сидел на кухне и подшивал детям валенки, давая им вторую жизнь. Валенки сначала носили в том виде, в каком куплены были в магазине, а когда снашивались, то из старых, совсем негодных валенок он делал подошву и нашивал к тем, что лишь чуть-чуть прохудились и требовали починки. И ещё зиму можно было в них проходить. Подшитые детям нравились даже больше, потому что были устойчивее, новые перекатывались с боку на бок и плохо сгибались первое время, пока не умнутся по ноге.
      Катерина присела у стола поближе к керосиновой лампе под стеклянным колпаком и зашила кое-что из одежды. На улице стало тихо и, закончив дела, они с Фёдором перешли в другую комнату, где стояли три кровати. Дом был перегорожен на две половины, одна побольше, где стояли кровати, стол и комод, другая поменьше, служившая и прихожей, и кухней, и столовой одновременно.
      
      В спящий посёлок вошли в полночь, как и предсказывала Даша. Лунища бежала по небу, улыбаясь им своим широким лицом, облака раздвинулись, лишь около луны оставив небольшие клочья, словно ореол, а с луной и идти веселее. Господь решил, что испытаний им на сегодня хватит, пусть хоть отражённое светило дорогу посветит. Мороз при ясном небе усилился, не досохшие шаровары стояли колом и шуршали в тишине ночи. Вскоре стали откалываться от стайки те, кто уже дошёл. Дашин дом находился в другом конце посёлка, и им с Лизой идти дальше всех. И так, тихонько переговариваясь, поскрипывая снегом, они шли по улице посёлка, серебрившейся под луной, неся домой сюрприз в виде своего нечаянного прихода.
      Дома спали. Даша постучала в окошко. Тишина. Стукнула ещё раз и вот отодвинулась белая занавеска, а за ней родное мамино лицо. Она всплеснула руками, занавеска опустилась и вскоре загремела щеколда. Даша кинулась обнимать тёплую маму, и вместе с ней вошла в дом. От шума, хоть они с мамой и старались не очень громко разговаривать, проснулся отец, потом показалась Зоя, с трудом продирающая кулачком свои глаза, только Ниночка спала сладким сном, и её не стали будить. Зоя висла на Даше и не отпускала её. Катерина хлопотала вокруг дочери, снимая с неё заиндевевшую одежду.
      - Ноги, ноги разувай, небось, промокли. Речки-то ещё не встали, как же вы решились?
      - О-о! Если бы вы знали, как мы шли! Ныряли прямо в ледяную воду.
      - Спиртом надо ноги растереть. Фёдор, там, на полке чекушка стояла, неси!
      Даша не сопротивлялась, её усадили на стул, растёрли ноги, надели носки и тёплые валенки, снятые с печи, расспрашивали о дороге и о жизни в городе, а Катерина достала тёплый чугунок с кашей - кормить дочь.
      Все постепенно угомонились и ушли спать, а Катерина с Дашей сидели в углу у печки при свете керосиновой лампы и тихо разговаривали.
      Нина проснулась среди ночи, перевернулась с боку на бок, но вдруг ей послышалось, что кто-то разговаривает. Она открыла глаза и увидела, что из кухни через штору пробивается не чернота ночи, а брезжит едва различимый свет и там действительно кто-то тихонько разговаривает с мамой. Но кто? Кто-то приехал? Она поднялась и поплелась на кухню, на ходу протирая глазёнки. И что же она увидела! Там рядом с мамой сидела Даша! Она, оказывается, пришла, она уже дома! Даша удивлённо смотрела на ночное привидение и улыбалась. Нина забралась к ней на колени, прижалась к сестре тёплым комочком, и теперь они сидели втроём. Нину отправляли спать, но она не уходила, ей было так хорошо и уютно, что ни в какую постель уходить не хотелось. Она участвовала в таинственном ночном разговоре взрослых при тускло светящей лампе, хотя почти ничего не говорила, а только слушала, сжавшись в комочек и согреваясь теплом сестры. Даша обнимала её обеими руками, они всё говорили и говорили с мамой, Даша рассказывала о своей новой жизни в городе, и глаза Нины стали как-то сами закрываться.
      Даша побыла четыре дня, а на пятый - снова дорога. Катерина только успевала отправлять: Зою - в Агнево, Дашу - в город. И снова в доме остались только младшие.
      Праздничные дни были морозными, ночью доходило до двадцати, лёд на речках укрепился. Ночью шёл небольшой снежок, припорошил лёд, и дорога обещала быть отменной. В Агнево теперь дети пойдут прямо по реке, она их и приведёт куда надо. Зимой эта дорога хороша тем, что на сопки уже не надо взбираться. Матери хлопотали, собирая детей, особенно тех, кто из города теперь не скоро придут, только на Новый год. Готовили, что им дать с собой, кто морозил борщ, кто молоко. Наливали их в миски, выносили на ночь в сени, а потом вынимали кружки борща или молока замороженного и клали всё это в сумку перед самым выходом, чтобы не растаяло. Вот такие были гостинцы. Ну и сало, конечно. Да всё подспорье, что там, в общежитии они наготовят? Денег лишних нет, чтобы дать им.
      И ватага молодёжи отправилась пешком в обратный путь. По хорошей дороге вечером будут в городе.

Глава 6

Оглавление

Глава 8