В воскресный день Дина с Виталиком, как и договорились, отправились в Царицыно. Дине хотелось погулять по парку, полюбоваться осенью…
     Виталик тянул Дину за руку. Он мечтал покататься на лодке, на той стороне пруда виднелась лодочная станция, и пара лодок уже бороздила пруд. Но Дина заупрямилась, ей хотелось еще пройтись и посмотреть красивые и нарядные домики, которые построил когда-то Баженов для летнего отдыха царской семьи.
     Но уж очень удручал разрушающийся дворец, так и недостроенный. Екатерине не понравились камерные загородные дома Баженова, и она заказала Казакову построить величественный дворец, соответствующий её императорскому высочеству. Но вскоре она потеряла к нему интерес. Ещё бы, у неё и под Петербургом их хватало.
     С одного крыла были видны следы реставрации, но пока реставрировали в одном месте, он разрушался в другом, а теперь, похоже, и совсем прекратили. Деньги, вероятно, давно кончились, и большим дворцом никто не занимался.
     Прошлись по парку и постояли на крутом берегу. Деревья слегка подернулись желтизной и листья осыпались на землю. Дине было легко и радостно. То ли от солнца, высветившегося из-за тучки, то ли от золота, рассыпанного вокруг, а может быть, просто оттого, что вместе…
     Вышли на какую-то дорогу. Похоже, что здесь даже ездили на каретах, совершали прогулки. Виталик шёл рядом и, взмахнув рукой, говорил:
     - Представляешь, здесь ходили дамы в кринолинах...
     Дина развернулась и сделала перед ним реверанс.
     - И кавалеры в напудренных париках. И они ведь любили, терзались, мучались, надеялись... И исчезли - растворились где-то там во вселенной... - Дина вскинула руки к небу.
     - Почему мы смертны? - спросила она вдруг. - И зачем мы знаем это?
     - Не задавай лишних вопросов, - Виталик думал о лодке и не был настроен на столь пессимистический и философский лад. И Дина быстро переключилась.
     - Чудно. Даже трудно себе представить такие сложные одежды, это же было страшно неудобно. И как они садились, например, в лодку?
     - Кстати, о лодках. Пошли, а то все лодки разберут.
     - Да не разберут, не боись. Чопорный восемнадцатый век. - продолжала Дина, - представляешь, как бы они удивились, увидев меня в штанах и вот в такой кофтёнке.
     Она потянула края своей вязаной кофты. Виталик посмотрел на неё, потом на свои джинсы и кроссовки.
     - Интересно, что бы их удивило больше всего?
     - Да всё, прежде всего мои растрепанные волосы - полное отсутствие прически.
     Дина крутнулась и пошла перед Виталиком спиной вперед. Виталик протянул к ней руки и растрепал её волосы ещё сильнее, зацепив ладонями с обеих сторон и вскинув их вверх.
     - Что ты делаешь? - вскрикнула Дина.
     - Динка - звонкая как льдинка! Пуделёк должен быть лохматым.
     Дина кинулась на Виталика и стала лохматить его голову.
     - Вот тебе, будешь знать!
     Виталик схватил её руки и больно сжал. Дина вырывалась, но безуспешно.
     - А, попалась! - Виталик засмеялся. - Сейчас поведу на эшафот... или сечь на конюшню.
     - Галантный кавалер в парике из тебя бы не получился. Всё, сдаюсь, идём за лодкой.
     Виталик отпустил одну руку, но вторую не отдавал, держа её в своей, и они бегом побежали с крутого берега вниз.
     Лодок было больше, чем желающих кататься и разминать мышцы вёслами, и они даже могли выбрать любую по своему вкусу. Дина села на скамеечку на корме лодки, а Виталик с лязгом вставлял вёсла в уключины.
     - А ты грести-то умеешь? - скептически глядя на не очень послушные в его тонких мальчишеских руках весла, спросила Дина.
     - То, что ты сегодня не утонешь, я тебе гарантирую, а остальное... какая нам разница, куда плыть.
     Лодка немного повиляла, руки почему-то действовали каждая сама по себе, но постепенно новоиспеченный моряк приноровился и лодка пошла ровнее. От русла речушки подул ветер, на воде было холоднее, и Дина потянулась за курточкой, которая была припрятана в рюкзаке.
     - Тебе не холодно? - лукаво спросила Дина.
     - Поработай вёслами и тебе будет тепло.
     - Нет, светской любезности тебе явно недостает, - Дина отвернулась и посмотрела вокруг. - А недурственно аристократы развлекались, такой пруд отгрохали, речушки и не видно, а такой огромный пруд. Екатерина, может быть, с Потёмкиным тут каталась, ты не знаешь?
     - Нет, не знаю.
     - А говорил, любишь историю...
     - Историю да, но не амуры и пикантные подробности.
     Виталий грёб в правый рукав, где вдали виднелся мост, но вдруг бросил весла и размял пальцы.
     - Отдыхаем.
     - Чего это?
     - А зачем куда-то плыть, когда и здесь хорошо.
     Он кинул свой рюкзак за спину на дно лодки, сначала сел на него, а потом откинулся на нос лодки, раскинув руки и глядя в небо. Ветер уносил облака на Запад, и вослед белым кучевым облакам гналась чёрная сердитая туча, как будто хотела настигнуть те кучерявые, легкомысленные, ничего не подозревающие существа. А влекомый вместе с ней и всё нарастающий ветер разрывал их в клочья.
     И всё-таки хорошо!
     - Хорошо! Кругом вода, мы и облака, и больше никого, и мы уносимся туда в облака и во вселе-н-ную! - прокричал Виталик.
     - Нет! Я не хочу во вселенную, я хочу быть здесь, на земле-е-е, - так же громко произнесла Дина, и звук её голоса раскатился по воде.
     Дина последовала примеру Виталика, тоже кинула свой рюкзак на дно лодки, села на него и откинулась головой на сиденье. И правда хорошо, как будто мы одни, и больше никого вокруг нет. И никаких лекций, зачетов, назиданий, заданий, одно мироздание.
     Но чёрная туча ей не понравилась.
     - Так и дождь может ливануть, - вслух сказала она и села.
     - Да брось ты, не бойся, не растаем. У тебя курточка... Побежим в какой-нибудь домик Павла и спрячемся.
     Виталик черпал воду рукой, лодка раскачивалась, и Дину слегка укачивало.
     - Мне холодно, - с требовательно-капризными нотками произнесла она, но Виталик не реагировал. Дина встала, подняла свой рюкзак, перебралась на нос, кинула его рядом с Виталиком и пристроилась у него подмышкой.
     Лодка просела носом в воду, а корма задралась. Виталик подумал, что надо бы чем-то уравновесить, но нечем. Дина водила пальчиками по его лицу... Недавно он начал бриться...
     Пальчик её дотронулся до засохшей корочки в уголке рта.
     - Что это у тебя?
     - Это я стакан жевал... стеклянный.
     - Болтун - находка для шпиона.
      Витя вдруг вспомнил, что Дина когда-то называла имя Антон и что-то рассказывала по этому поводу. Он хотел было спросить её об этом, но она слегка поцеловала его в другой уголок рта, тёплые пальчики её снова пробежали по его лицу, и мысли об Антоне вылетели из его головы. А Динка прижалась щекой к его щеке и затихла, обняв его одной рукой.
     Динкины губы Виталик узнал бы даже во сне. Если бы они поцеловали его внезапно, во тьме, он бы всё равно их узнал... От них он таял... Динка подняла голову, посмотрела на него и наклонившись, нашла его губы...
     Сладкий дурман кружил голову Виталика, и какая-то волна захлестнула его, что-то поднималось внутри незнакомое и сильное, он целовал её уже со страстью, и руки его были где-то на теплой Динкиной спине... под кофточкой... Виталик задыхался и вспомнил о Лешкиной квартире...
     Но тут рванул резкий порыв ветра и кинул пригоршню брызг. Он оторвался от Динки, она порывисто дышала, прикрыв веки, слегка глянула на него, потом села. Сначала смотрела немного ошалело, потом подняла голову и посмотрела на тучу, зависшую недалеко от них.
     - Я же говорила - будет дождь.
     Дождик действительно закапал. Виталик тоже сел, потряс головой, засмеялся, глянув на ошалелую Динку и скомандовал:
     - Все по местам! Рулевой, на корму!
     И взялся за вёсла.
     
     Вдоль стен Даниловского монастыря, сверкавших белизной, украшенных таким же зубчатым верхом, как и кремлёвские, медленно шли двое пожилых людей, и периодически вскидывая головы, оглядывали стены и явившееся перед ними бело-розовое чудо надвратного храма. Через ворота вошли на территорию монастыря.
     - Красота-то какая! - произнёс дед Семён, оглядываясь, - и не узнать, тогда всё было обшарпано, а теперь как игрушка…
     Они остановились недалеко от входа, напротив церковной лавки, осматривая храмы и всё внутреннее убранство.
     - Отреставрировали в 80-х годах, резиденцию патриарха сюда перевели, - говорила Елизавета Андреевна.
     - И нас с братом сюда перевели, в 33-м. Мы вначале с отцом в Косино в лагере были, а как их увезли, лагерь ликвидировали, нас сюда поместили.
     Семён Герасимович всё смотрел и смотрел и не верилось, что это и есть тот самый монастырь, где когда-то было полно всякой шпаны. А теперь чистота кругом, газончики, цветники. Слева белый старинный Покровский храм под тёмной крышей, а справа великолепный Троицкий собор с колоннами.
     Обошли трёхэтажный дом, стоящий торцом к монастырской стене, прошли мимо собора и остановились на площади.
     - Вот в этом доме мы и жили, - Семён Герасимович указал на белый трёхэтажный дом, вокруг которого они только что прошли, - и там, он показывал на зелёный четырёхэтажный дом за собором, - тоже наша братва обитала.
     - Кого только здесь не было! И беспризорники, и урки шестнадцати-восемнадцати лет: воры, карманники…
     - Как же вас с ними, вы же не преступники?
     - Наверное, некуда больше было везти. Здесь был детский приёмник- распределитель для малолетних преступников. Сюда же помещали беспризорных и детей репрессированных. Вот так все вместе тут и варились.
     Семён Герасимович остановился и смотрел на окна третьего этажа. Вспоминал, как их, трясущихся от страха, привели сюда. В Косино всё-таки были под защитой отца, там взрослые - не обижали, а здесь с урками…
      - Внизу столовая была, снова заговорил он, - там и раньше трапезная была у монахов, у святых людей, а потом урок туда нагнали…
     - Смотришь, кто-нибудь ножичек у тебя перед носом - бац! и выкинет. Шарахнешься от него, а он ржёт - довольный.
     Они прошли дальше и подошли к зелёному дому.
     - "Отдел внешних церковных связей", - прочитала Елизавета Андреевна. - Вот так. А вон там, - она показала в сторону серого, стоявшего чуть в углублении, здания, - резиденция Патриарха.
     - Да, вот какое важное теперь место. Даже трудно за этой красотой и представить, как всё было. Хорошо ещё, пробыли тут недолго, месяца полтора… Ох и насмотрелись.
     Походили по площади, ещё раз всё осмотрели, затем нашли лавочку напротив собора и сели.
     - Было конечно всё облезлое, грязное… - продолжал дед Семён. - А потом вывезли нас в детдом во Внуково.
     - Да, Семён Герасимович, слушаю я вас и удивляюсь, как вы ещё сохранили душевную чистоту и доброту, пройдя через всё это?
     - Так это ещё не всё. Я из детдома ещё в колонию загремел. Колония та была в Икше, по Савеловской дороге, там тоже много чего повидал.
     - А это как же случилось?
     И Семён Герасимович рассказал Елизавете Андреевне всё как есть - историю с бутербродом, с той девчонкой, которую он так неудачно толкнул.
     - Вот такая у меня Москва и Подмосковье. Такие памятные места. Так что мы с вами ещё поездим. В Косино поедем, в Икшу…
     Елизавета Андреевна улыбнулась, планы намечались грандиозные. "Сколько всего повидал Семён Герасимович, а не озлобился", - подумала она, а вслух сказала:
     - Мы в Косино молодёжь нашу возьмём, они город лучше знают, кажется, у них там есть какие-то друзья. Вместе и поедем. Пусть позаботятся о старичках хоть разок. А мы с вами одни и не найдём.
     - Я помню, полигон там был рядом, бомбы с самолётов бросали - тренировались. Не настоящие, болванки какие-то кидали.
     - О, какой теперь полигон, когда там уже городской микрорайон. Это когда было?
     - В тридцать третьем, уж почти семьдесят лет назад.
     Они поднялись и пошли по двору. В храмах шла служба, Елизавета Андреевна хотела пройти мимо, у них ведь своя экскурсия по памятным местам, но что-то толкнуло её, и она предложила зайти в храм. Вспомнила о недавнем сне и поставила свечку за упокой души отца своего и матери. Отошла от кануна, подняла глаза и увидела парящую фигуру Спасителя на фоне солнечных лучей. Одна рука его поднята, он смотрит на неё и словно призывает к себе. Елизавета Андреевна вздрогнула и перекрестилась. Пел хор, не все слова она разбирала, но что-то благостное сходило на душу, и вместо испуга и удивления поселялся покой. Семён Герасимович стоял рядом, слегка покашливал, покряхтывал и тоже слушал. Елизавета Андреевна не знала церковных обрядов, не была обучена поведению в храме и немного постояв, они направились к выходу.
     - Красивые наши храмы, и росписи, и иконостас. Я как на иконостас гляну - душа замирает.
     - А я вот чего думаю: гнали Христа камнями, распяли на кресте, не пощадили, а теперь такую пышность понастроили… - заговорил дед Семён. - А нужна ли ему такая пышность? Он-то сам в простой одежде ходил, а наши церковники сверкают золотом. Хорошо ли это? Этому молимся, других губим…
     - Кто его знает? Наверное, для того такая красота, чтобы приход в храм был праздником, чтоб душа радовалась и возвышалась.
     После храма стали снова искать глазами скамеечку, где можно было бы посидеть. Наконец нашли.
     - Хорошо католикам, у них скамеечки в храме, пусть бы и наши православные иерархи расщедрились на скамеечки для прихожан, ведь больше старики приходят или пожилые люди, - Семён Герасимович достал носовой платок и вытер вспотевшее лицо. - Да говорят, не положено, с Богом стоя надо разговаривать.
     Елизавета Андреевна вздохнула и улыбнулась. Семён Герасимович посмотрел на неё, примеряясь, можно ли заговорить с ней на ту тему, которая его теперь мучила.
     С того памятного разговора за чаем сидела занозой в его душе мысль, что должен он Лизе открыться и сказать про те ящики. Покаяться и рассказать, как тяжело было в плену, как он чуть не умер, но в РОА не пошёл, как стали к концу жизни ящики эти вспоминаться всё чаще и давить. Так и свербила мысль: сказать - не сказать? И в храме об этом думал. Хотелось признаться, чтобы ничего не стояло меж ними. Она умная - поймёт, ведь и ему несладко пришлось.
     Но так и не решился. А вдруг отвернётся и разговаривать больше с ним не захочет?
     Было так хорошо и спокойно за этими белыми зубчатыми стенами с тёмными башнями, отделявшими их от шумного города, что не хотелось нарушать это спокойствие.
     "Нет, - решил дед Семён, - не сегодня, в другой раз скажу".
     - Книжку я вам отдал, думал, как бы не забыть… - заговорил Семён Герасимович совсем на другую тему.
     - Ну и как?
     - Отмахивались мы от религии, отмахивались, а никуда от неё не уйдёшь…
     - Мне кажется, я теперь интуитивно ощущаю, что есть что-то, какие-то высшие силы… А с возрастом и внутренняя потребность появляется в Боге, в религии…
     - А может, надеемся - грешки нам скостит? - сказал вдруг дед Семён.
     - Да какие у вас грешки, Семён Герасимович? Религия ещё готовит к тому, что нам предстоит перейти в другой мир, и надо к этому относиться спокойно.
     Елизавета Андреевна замолчала. А Семёна Герасимовича удивили её слова. Он считал её молодой, ей ещё жить и жить.
     Так они и сидели на лавочке. Уходить не хотелось. Какое-то умиротворение сходило на душу от вида этого чистенького дворика, ухоженности храмов, порядка и благочестия. Но увидев чёрную тучку, ползущую к ним, Елизавета Андреевна забеспокоилась.
     - Пора домой направляться.
     
     Когда Людмила глянула в окно своего второго этажа, было уже почти темно. Дед явился часа два назад, весь полон впечатлений, пообедал и лёг отдыхать.
     Какие тесные связи с семейством Виталика завязались! Переженить их надо, да и делу конец! Виталика к себе забрать, а деда к бабушке Лизе отправить.
     Людмила засмеялась. Как остроумно она всё придумала. Но пора бы дочери появиться, ушла с утра, уже темнеет, а её все нет. Девушка она конечно взрослая, но всё же как-то спокойнее, когда она дома. Столько всего случается на улице, даже взрывают. Вспомнила недавний теракт в Печатниках, где ухнули целый дом вместе со спящими людьми. Люди легли спать в свои тёплые постели, а утром не встали. Жизнь человеческая теперь ничего не стоит. Кажется, и не война, а так запросто взлетают этажи. Вся Москва потрясена этим событием. Столько средств идёт на оборону, все кишки из народа вымотали на это вооружение, столько трудится заводов, всяческих КБ, НИИ, а мы так беззащитны! Оказывается, не надо никаких сверхскоростных истребителей, никаких ракет, всё просто - несколько килограммов белого порошка и сотни жертв.
     На кухню забрел дед, оказывается, он уже встал.
     - Чего это Дина у тебя целыми днями шатается, утром ушла, и всё нет.
     Мысли совпали, видимо, и дед её ждет.
     - Да она с Виталиком, никуда не денется, придет. По крайней мере, я знаю, с кем она.
     - Да сколько можно гулять, - не унимался дед, - ведь и дела должны быть у человека, матери бы помогла.
     - Да чего помогать, я и сама справлюсь.
     Как инстинктивно встает на защиту материнское начало. Кажется, и сама только что мысленно бранила её, а стоит кому-либо обидеть её ребенка, так сразу же хочется защитить, прикрыть собой, своей широкой спиной, чтобы ребёнок мог чувствовать себя в безопасности. Успеет еще, наработается, на её век хватит.
     Дина явилась поздно, когда совсем стемнело.
     Мама встретила её обеспокоенным взглядом.
     - Где ты ходишь так поздно?
     - Ну где? Съездили в Царицыно. Потом здесь во дворах потусовались.
     - Не могла позвонить?
     Дина вздохнула. Ну разве всё упомнишь.
     - Но я же пришла.
     - Ходишь так поздно, столько хулиганов везде, - продолжала ворчать мама.
     Действительно, как же она не догадалась позвонить, ведь там у двух тусовщиков были мобильники? Ну что ж, придется перетерпеть порцию втыка.
     - Виталик меня проводил до самого подъезда.
     Маму, наконец, отпустило, и она произнесла уже миролюбиво:
     - А, ну тогда ладно.
     Губы дочери были явно припухшими. Да, ребёнок взрослеет.
     Мама запахнула халат и направилась на кухню показать Дине, что сегодня на ужин. Поставила тарелку в микроволновку и ушла к себе в комнату.
     
     Когда стояли у её подъезда, Дине очень хотелось, чтобы Виталик пошёл вместе с ней. Как странны все эти условности. Он должен идти к себе, она к себе. Вот сейчас пришли бы они в её комнату, пусть бы это была их общая комната, провели бы вместе остаток вечера, а утром вместе поехали в институт.
     Но Витю ждёт его мама, а также бабушка, и её, наверное, давно ждут.
     И слегка толкнув Виталика в плечо, Дина улыбнулась и сказала:
     - Ну иди, провайдер, - и помахав рукой, скрылась в дверях.
     Перед лифтом Дина подумала, что надо было чмокнуть Виталика в щёку. Но ведь ненадолго расстались, завтра увидятся. Ну, может быть, послезавтра...
     А Витя неспеша протопал до дома, встретил пацанов из своего двора, покурили на лавочке, где они недавно сидели с Динкой. Но из окна его заприметила бабушка и стала кричать:
     - Витя, Витя, домой пора.
     Чтобы бабушка сильно не надрывалась на весь двор, пришлось идти. Но дома он всё-таки сделал бабуле внушение:
     - Бабуль, ну я же не маленький, что же ты кричишь на весь двор?
     - Мама беспокоится - где Витя?
     "Ох уж эти женщины, вечно они беспокоятся", - Вите хотелось уже быть не мальчиком, а взрослым мужчиной, можно сказать, защитником для своих слабых женщин, а они всё досаждали своей излишней опекой.
     Мама вышла из ванны, укоризненно посмотрела в его сторону.
     - Сын явился. Привет. И где можно столько болтаться? - проговорила она, выполнив родительскую обязанность по воспитанию сына, но как-то без большого энтузиазма, и начала расчёсывать волосы, стоя у зеркала.
     Воскресный день подходил к концу. Витя сидел в своей комнате, одним глазом глядя в телевизор, другим в компьютер. Мама ругала его, когда он засиживался и слишком поздно ложился спать перед рабочим днём, но ведь самый кайф сидеть, когда никто не мешает, и фильмы интересные идут за полночь.
     Окно было раскрыто, снизу доносились звуки музыки и чей-то смех. Народ веселился…
     
     В доме у Дины последней ложилась мама Люда. Она посидела в кресле, подшила юбку, которую днем расставляла ввиду того, что с некоторых пор перестала в ней помещаться. Все угомонились. Дед давно ушел к себе, Дина спит. Пора и ей ложиться спать. Павел почитал лёжа газету и тоже затих. Ночь на понедельник он не всегда проводил дома, в это время особенно много клиентуры у него бывает, но сегодня - увы. Обычно он в выходные оживлялся, как хищник в поисках добычи, и ждал сигналов тревоги, чтобы тут же кинуться зарабатывать свои пятьдесят баксов. В больнице отбывал скучную повинность, с тоскующей физиономией совершал утренний обход больных за свою жалкую докторскую зарплату, заполнял истории болезни, делал назначения - всё одно и то же. И весь преображался, когда звонил сотовый телефон, лишь оттуда могли привалить стоящие заработки. Сегодняшний день оказался не очень удачным, лишь днем съездил к одному клиенту и теперь мирно похрапывал на своем краю дивана. Люда пристроилась рядом.
     К утру она вдруг проснулась. С нею такое бывало, особенно в ночь на понедельник, когда после выходных начинают наваливаться заботы. Проснёшься часов около пяти, голова начинает работать, прокручивать предстоящие дела, потом переключается на домашние заботы и пошло - поехало. С боку на бок переворачиваешься, а сна ни в одном глазу. Люда легла на спину и стала говорить себе: спи! И вдруг что-то ухнуло вдалеке. Павел пошевелился и перевернулся на другой бок.
     - Что это, Павел? Ты слышал?
     Павел что-то пробурчал, но никаких признаков жизни, кроме мерного посапывания, больше не подавал. Что это могло быть? Люда не разбиралась в звуках выстрелов, взрывов, ведь даже когда автопокрышка лопнет, тоже звук, как выстрел. Может быть, машины на Варшавке столкнулись, авария?
     В доме было тихо. И Дина, и дед - все спали, и Павел вкусно посапывал рядом. Люда тоже постаралась уснуть, отгоняя плохие мысли. Но какое-то беспокойство всё же закралось в душу...
     Утром разбудил дед.
     - Слышь, Люда, что-то люди колготятся во дворе, случилось что, может быть?
     Люда мигом проснулась, вспомнила ночной грохот и быстро натянула халат.
     - Паша, вставай, слышишь, что дед говорит?
     - Да слышу.
     Павел, оказывается, уже не спал. Люда подошла к окну, во дворе стояла кучка людей и что-то обсуждала.
     - Павел, сходи вниз, узнай, что случилось?
     - Да, брось ты, бабки собрались и судачат.
     Семён Герасимович тем временем надевал свою черную куртку, подаренную к дню рождения, и наклонился за ботинками. Всё равно никто кроме него не спустится, а надо бы узнать, что там? Люда не стала говорить о ночном грохоте, но деда не удерживала, возможно, и он что-то слышал, вид у него встревоженный.
     Дина вышла из своей комнаты и сонная поплелась в туалет.
     Семён Герасимович с трудом поднимался по лестнице. Новость, которую он услышал во дворе, как-то сразу отдалась в голове, и он едва передвигал ноги. Потом кольнуло в правой стороне груди, в глазах потемнело, он крепче ухватился за перила, немного постоял и двинулся дальше.
     - Сколько сейчас времени? - спросила Дина, возвращаясь из туалета и на ходу заглядывая в комнату родителей.
     - Четверть восьмого, - ответил Павел.
     - А, рано, посплю ещё.
     И Дина хотела повернуть к себе. В это время вернулся дед. Вид у него был испуганный. Все невольно потянулись к нему в прихожую.
     - Там... - он показывал рукой куда-то в сторону, - говорят, дом опять взорвали, где-то между Каширкой и Варшавкой...
     Дину словно ударило током. Лицо её окаменело, она на мгновение застыла на месте, словно в стоп-кадре, а потом рванула к себе в комнату и через пару минут выскочила одетая в джинсы и кофту, на ходу сорвала куртку и выскочила за дверь…
     Дед прислонился спиной к стене, Людмила встревоженно посмотрела на него и увидела, как отец медленно стал оседать вниз…
     Дина бежала и бежала дворами по направлению к светофору, мимо домов, где ещё вчера шли вместе с Виталиком. В голову что-то стучало и стучало, но думать ни о чём не хотелось, хотелось только скорее добежать, может быть и Виталик мчится ей навстречу - рассказать, что там у них произошло, ведь ему всё видно с его последнего этажа...
     Как она перелетела Варшавку, она помнила плохо, был зеленый свет или она пронеслась на красный, она точно сказать не могла. Вот и скверик, а там ещё немного и дом Виталика, а может быть, зайти за ним и вместе бежать туда, где что-то такое случилось?
     Дина повернула голову...
     Там, где должен был появиться дом Виталика, был какой-то просвет... какое-то освобожденное пространство... Что это - мираж? Или у неё что-то с головой, и это просто глюки?
     В следующее мгновение она сбежала с горочки. Взгляд, переместившийся ниже, обнаружил там внизу какую-то бесформенную дымящуюся кучу и много народа вокруг.
     - А-а-а! - закричало у нее внутри, а чуть позже она услышала собственный крик. - А-а-а!!!
     Дина зажала ладошками уши, согнулась, словно её больно ударили под дых, закричала ещё сильнее, как от страшной боли, а выпрямившись, посмотрела безумными глазами и уже не бегом, а какой-то шатающейся походкой чуть продвинулась вперед.
     Толпа людей стояла вокруг того места, где был дом Виталика.
     Дина обходила толпу, пристально вглядываясь, надеясь, что мелькнёт вдруг знакомая высокая и тощая фигура с темными вихрами. А вдруг он спасся, а вдруг он не ночевал дома?
     Но он нигде не мелькнул. И тогда Дина рванулась с места и ринулась в кучу - спасать, спасать Виталика! Её оттягивали чьи-то руки, потом её тряс милиционер и выводил за пределы толпы, а Дина всё кричала: "Пустите, там же Виталик, пустите!" и всхлипывала, и вытирала слезы кулаком и снова вырывалась и врезалась в толпу, пока не обессилела, и какой-то человек в оранжевой куртке вывел её и усадил на траву.
     Она сидела как очумевшая, и никак не понимала - неужели ничего, ничего нельзя сделать?! Нельзя время прокрутить хотя бы до вчерашнего вечера и забрать Виталика с собой! Он бы спал у деда на кровати и сегодня стоял бы рядом с ней. Ведь она даже не простилась с ним как следует, даже не обняла, она расставалась с ним только до следующего вечера, а оказалось: НАВСЕГДА?! И неужели его НИКОГДА не будет больше рядом с ней?
     И словно эхом отозвалось это слово в окружающем пространстве и заухало в её ушах: Никогда! Никогда...
     А в ответ всё в ней, внутри неё закричало: Нет, Не-е-ет!!! Этого не может быть!
     Дина смотрела перед собой и ничего не видела, она видела только Виталика - улыбающегося, живого, веселого... Но, наконец, стала различать отдельных людей, таких же убитых и плачущих, как она, просто взирающих на происходящее и деловитых спасателей. И поняла, нет скорее почувствовала, осознала - то, что случилось, действительно случилось. Разум начал возвращаться к ней. Это не сон, не мираж, это явь.
     А может быть, его ещё найдут? Может быть, он только ранен, и она будет ухаживать за ним, будет ходить к нему в больницу? Она никак не могла вобрать в себя весь этот ужас, что можно вот так расправиться с огромным количеством спящих, ни в чем неповинных людей!
     Где эти жестокие люди? Кто они?! За что они убили моего Виталика?
     Дина откинулась на спину. Над нею нависла черная туча, та самая, которая настигла их вчера. Что-то злорадное было в ней. Дине показалось, что она ухмылялась.
     И вдруг безнадега кольнула в сердце. Нет, скорее всего, Виталика уже нет в живых. А зачем же она осталась жить без него?
     Дина ничком упала на траву и забилась в рыданиях.
     
     Это было 13 сентября 1999 года...

Глава 13

Оглавление

Об авторе