Фёдор в среду пришёл с работы раньше обычного. Вид у него был испуганный. Катерина кормила грудью Васятку, сидя на маленькой односпальной кровати.
      - Ты чего так рано?
      - В контору вызывали.
      Контора находилась недалеко от их дома, на противоположной стороне улицы. После истории с Нюркой и подозрений Катерины между ними какое-то время словно чёрная кошка пробежала. Оба отводили глаза, оба сухо разговаривали друг с другом. Но постепенно все стало забываться, Фёдор вовремя приходил домой, возился с Ниной и маленьким сыном, и Катерина стала думать: может, и зря сплетни разводили, может, ничего и не было?
      Васятка уже сопел и отвалился от груди. Катерина взяла сына и осторожно положила в люльку. Вышла на кухню, и Фёдор прошёл за ней. Чем-то он был взволнован.
      - Ну и чего?
      - Зязиков со мной разговаривал. Ну этот, заместитель начальника, что зимой приехал.
      - А, этот. Тот, что весной к нам заходил и рыбину всю съел.
      Катерина до сих пор простить не могла ему ту рыбину. Вот ведь как рядом с конторой жить. Зашёл к ним, "как живёте, какая семья?" Я, мол, с людьми знакомлюсь. А тут уж и ужин как раз, картошка сварилась. Посадила за стол вместе с Фёдором, их накормить, а сама с детьми уж потом. И оставалась у неё одна горбуша вяленая в кладовке. Ну что, надо чем-то человека угостить, да начальник всё-таки, и поставила она ту горбушу на стол. Ну думала, поест немного, и детям останется. Так этот чёрт Зязиков пока всю рыбу не съел, не остановился. Катерина с ужасом смотрела, как рыба исчезает в его пасти, а возразить или убрать не посмела. Так и смёл всю последнюю рыбину до крошки, ничего не оставил. Долго она её забыть не могла.
      Фёдор кинул на неё быстрый взгляд и проговорил:
       - Ты только никому не говори, тебе я скажу.
      Катерина сложила руки на груди и приготовилась слушать.
      - Уговаривал он меня, в стукачи вербовал. Я сразу заприметил, что скользкий он тип, ещё когда он тут рыбину у нас поедал. Особист, видно.
      Катерина покачала головой.
      - Вот ещё напасть…
      - Да. Разговоры запоминать, о чём люди говорят, и писать им докладные.
      Фёдор тяжело вздохнул. - Я там аж вспотел, хуже, чем на работе. - Он снова посмотрел на Катерину. Та испуганно глядела на него.
      - Не дай Бог, сроду этим не занимались, стыдоба какая.
      - "Детей у тебя, - говорит, - сколько? Четверо? А это вроде как дополнительный заработок, деньги не лишние будут, да?" И смотрит так ехидно, как будто заранее знает, что куплюсь.
      - Не зря он сюда заходил, вынюхивал, чёрт!
      - Но вроде отвертелся, - уже с облегчением вздохнул Фёдор. - Я дурачком всё прикидывался: и память у меня плохая… я и не запомню, и писать толком не умею - неграмотный. Сказал на прощание: "Ты ещё подумай хорошенько", но вроде понял, что не тот я человек.
      - Дай-то Бог. Душу свою марать порядочному человеку не пристало. Да и подальше от власти - спокойнее жить.
      - Да я лучше пилы вечерами точить буду - подработаю, а нет так вон кому стекло вырезать, вставить, кому валенки подшить. Вздумал меня купить!
      Дверь хлопнула и в дом впорхнула Зоя.
      - А где Даша?
      - А кто вас знает, где вы ходите, - ворчливо сказала мать. Ты пошла бы Нину поискала, а то ушла к Рае и с концом, домой веди.
      - Ладно, хорошо.
      И Зоя исчезла за дверью.
      Катерина переглянулись с Фёдором, но тот молчал, считая разговор законченным. Потом встал и пошёл во двор хозяйством заниматься. Вчера с Дашей двуручной пилой напилили довольно много чурбаков и теперь в самый раз размяться - порубить всё это.
      Он взял топор и начал колоть дрова.
      "Тут ещё хорошо - глушь, - думал про себя Фёдор, - а на материке сколько людей пересажали. Мало на войне покосили, так и здесь неймётся. И куда денут? Дальше нас всё равно засылать некуда". Брат его так и сгинул где-то в лагерях. Ещё перед войной посадили. А за что? Повесил на работе пиджак на гвоздь, на котором портрет Сталина висел, ну вроде как на Сталина повесил. Вот вина какая большая. Тоже кто-то настучал. Вот так всех людей перекрутили, перепутали. При царе, значит, плохо жили, а теперь хорошо живём. При детях Фёдор таких слов не говорил, пусть уж живут, как их школа учит, что их путать - вмешиваться. Они с матерью учили их простым вещам: не врать и не воровать. Учили жить по совести. Делиться друг с другом учили, не жадничать и не ябедничать…
      Фёдор приноровился, стукнул колуном по середине толстого чурбака: раз, другой, третий! Крепкий, однако. Стукнул ещё раз и расколол его надвое. Потом ещё удар: хрясь! И снова напополам! А потом уже топором отрубал поленья и складывал их в поленницу. И пока рубил, вышел из него, как дурной пот, весь тот разговор с Зязиковым, и морда его лоснящаяся постепенно уплыла из глаз.
      
      Даша давно заметила, что Юра Кондратьев, когда её встречает - весь сияет, хоть и старается сделать независимый вид. Но улыбка его так и прорывается за строгостью, так и рвётся наружу, и в глазах огоньки. Парень он - ничего особенного, да и белобрысый, а Даше нравятся темноволосые, но всё равно приятно, когда тебя кто-то отмечает особенно и когда на тебя так смотрят. И Даша тоже иногда ему улыбалась. Просто так, от хорошего настроения. И так они переглядывались уже месяца два. А вчера шли они с Полиной Ярцевой в клуб, в кино, а Юрка недалеко от клуба стоит и курит. А как только они с ним поравнялись, поздоровался и следом пошёл. А Даша с одной стороны и смущается, что люди заметят - к ней он неравнодушен, а с другой, вроде бы и приятно. А кино какое показывали! "Жди меня" называется. Какая там актриса красивая и муж её! Если бы у Даши был такой муж, она бы тоже его так ждала!
      А после кино Юрка снова за ними идёт, прицепился как хвост и плетётся сзади. Чудной какой-то. А возле дома, когда уж Полина к себе свернула, схватил Дашу за руку и тащит в сторону, говорит:
      - Поговорить с тобой надо.
      Даша руку вырывает, Юрка ни в какую не отпускает. А мимо люди идут из кино и на них смотрят. Вот дурак. Будут потом всем рассказывать и хихикать. Тут ведь только на язык попади.
      Ну что с ним делать? Пошла через калитку, в свой огород и к ручью, что у них за огородом.
      - Ну, чего тебе? - развернувшись к нему, сказала Даша.
      А он мнётся, мнётся и говорит:
      - Да ничего, просто хотел с тобой погулять. Пойдём, прогуляемся…
      - Вот ещё, сейчас все из кино идут, будут глаза лупить…
      - А мы давай к речке пойдём…
      - Никуда я не пойду, - передёрнула плечами Даша.
      - Ну, давай здесь посидим.
      Они стояли на берегу ручья, что протекал за домом Ерофеевых. Юра присел на траву и потянул Дашу за руку. Даша нехотя присела. Воспитывалась она в строгости, да и по натуре была скромной и несмелой, но всё же решилась и присела рядом.
      - Холодно тебе, наверное? - Юра снял пиджак и накинул на Дашу.
      Даше стало тепло и хорошо. "Только бы не приставал с какими-нибудь глупостями. А то ещё целоваться полезет…" Она ещё ни с кем не целовалась, хотя, конечно, втайне мечтала об этом, но и боялась.
      Но Юра вёл себя скромно, до неё не дотрагивался, рассказывал разные истории, и Даша разговорилась. Так они просидели довольно долго.
      В это время из дома кто-то вышел.
      - Эй, кто там, в огороде? - послышался голос отца.
      Даша стала толкать Юру.
      - Иди, иди, ещё увидит тебя здесь, прыгай через ручей и на сопку.
      Юра сопротивлялся.
      - Что ты боишься, взрослая уже. Тебе что - запрещают с ребятами разговаривать?
      Даше почему-то не хотелось, чтобы отец увидел её здесь в темноте, с парнем.
      - Иди, иди, в другой раз поговорим.
      Она ещё раз подтолкнула кавалера, он наконец прыгнул через ручей и исчез в кустах. В это время за калиткой появился отец.
      - Кто тут был?
      - Полина, мы с ней в кино ходили. Вон она, к себе пошла.
      В сумерках лишь слегка очерчивалась удалявшаяся фигура, а в следующее мгновение совсем исчезла за деревьями.
      Даша пришла в дом и улеглась рядом с Зоей. Сестрёнка сладко посапывала, а Даша то смотрела в потолок, то сощуривала глаза и расплывалась в улыбке: она пришла со свидания.
      Это было её первое в жизни свидание…
      Но чаще всего по вечерам, когда дела заканчивались, Зоя и Даша уходили на сопку, где за домами была большая поляна, играть в лапту или кататься на "гиганте".
      Гигант - это такой столб, к нему наверху приделано кольцо, а к кольцу привязаны по кругу верёвки с петлёй на конце. В эти петли садятся, руками держатся за верёвку, и все вместе бегут по кругу - разгоняются, потом ноги надо поджать и тогда летаешь по кругу.
      Сегодня народу на гиганте собралось полно. Пришли не только Зоины ровесники, но и старшие, и ребята, и девушки. Рядом с Дашей теперь часто появлялся Юра Кондратьев. И сейчас он стоял чуть поодаль. "И это хорошо", - ликовала Зоя. - Вот кто меня будет раскачивать!" Самое здоровское катание, когда сидящих раскачивали другие.
      Сначала поспорили, кто будут первыми кататься и решили покатать младших. Зоя захватила тут же верёвку, и в остальные четыре посадили таких же подростков лет от восьми до двенадцати. За каждого взялся раскачивающий, Даша подтолкнула Юру к Зое, и он ухватился над её головой за верёвку.
      - Ну, поехали! - прокричал Колька Киселёв.
      Все ухватились за своих подопечных, сильные руки приподняли их от земли, отклонив назад, и побежали по кругу.
      - Отпускай! - раздалась следующая команда.
      Юра отскочил в сторону, и Зоя понеслась в свободном полёте по кругу - высоко, высоко, почти над деревьями, аж дух захватывало!
      - А-а-а! - закричал кто-то не то со страху, не то от восторга.
      Зое и страшно, и внутри дух перехватывает, и ликует что-то. Самой так ни за что не раскачаться. И летит она над деревьями, и летит!
      Но постепенно верёвки снижались и вскоре ноги стали задевать за землю. Конец полёту. Зоя и Катя стали кричать:
      - Ещё, ещё! Покатайте ещё разочек.
      Ведь так здорово, ну когда ещё так покатаешься. Но нет, старшие стали сгонять младших с качелей и усаживались сами. Колька Киселёв схватил зоину верёвку и Зоя нехотя сошла. "Фу, противный какой. Нет бы меня покатать", - думала Зоя, отступая за пределы круга.
      Даша не села. И Юра тоже остался стоять рядом с ней, не претендуя на место.
      - Зоя, иди домой, - крикнула она в сторону сестры, - темнеет, мать будет беспокоиться.
      - А ты?
      - А я погуляю. Мне можно.
      "Ишь какая, - думала Зоя, - небось, с Юркой пойдёт гулять". И действительно, Даша с Юрой повернулись и пошли по поляне в сторону от посёлка. Зоя вначале хотела пойти за ними - посмотреть, что они там будут делать. Может, целоваться? Но потом передумала, действительно уже почти темно. Она постояла, посмотрела немного, как каталась следующая за ними партия. Катались они неслаженно, кто разбегался сильно, а кто - так себе, кричали, спорили. Колька в это время ехал за счёт других, и Зоя, решив, что ничего интересного здесь нет, позвала Катю и пошла вместе с ней домой.
      
      Даша уже не отгоняла Юру, как раньше, и иногда гуляла с ним. Как-то они даже целовались, но Даше это не понравилось, он её обслюнявил и укусил губу. С тех пор она целоваться не хотела, да он и сам не пытался. А сегодня шёл и молчал. Шли они по краю той плоской сопки, где позади них катались на гиганте, слышался смех и голоса.
      Даша остановилась у берёзы и прислонилась к ней. Она и сама была как берёзка - тоненькая и светловолосая.
      Юра поднял на неё глаза, посмотрел ей в лицо и произнёс:
      - Выходи за меня замуж.
      - Ты что, очумел? Как это вот так сразу замуж?
      Даша потёрла носком туфли пучок травы, зеленевший у её ног, и исподлобья посмотрела на Юру.
      - Сначала, Юрочка, про любовь говорят, а уж потом про замуж.
      Юра улыбался.
      - Так я и хотел тебе про любовь сказать, так ты не дослушала…
      Даша повела плечами, как делала это героиня в кино, подняла голову и спросила:
      - Ну и что ты хотел сказать?
      - Что ты мне очень нравишься…
      - Нравишься. Так ведь это не любовь, мало ли что нам нравится. Мне вон шоколадные конфеты нравятся.
      - А мне ты… очень нравишься… - Юра снова расплылся в улыбке. А Даша смотрела куда-то в сторону. - Даша, ну Даш, - он теребил рукав её платья, - скажи, пойдёшь ты за меня?
      В это время раздался смех и совсем близко от них вынырнула ещё одна парочка, в парне Даша узнала Витьку Дорошенко, а вот кто был с ним, разглядеть не успела. Но сама рванула обратно. Юра плёлся сзади. Так они дошли до гиганта, где каталось только трое разудалых ребят, и, подхватив подругу Клаву, Даша пошла с ней домой, а Юра остался у гиганта.
      В этот вечер она долго не могла уснуть. Замуж её позвали, замуж! Как в кино. Хоть и недотёпа этот Юрка, но ему уже двадцать один год, можно и жениться. А ей-то ещё и восемнадцати нет, в сентябре только исполнится. Родители ей конечно не разрешат. Да она и сама не пойдёт, вот уедет к концу лета в город, будет ходить на танцы в горсад и тогда… И тогда, может быть, встретит такого, как артист в кино.
      
      Даша всё-таки отпросилась в город, ехала устраиваться на работу. Родители со скрипом, но всё же отпустили. Всем было очень грустно, особенно Зое. Только год прошёл, как умер Стёпа, а теперь ещё и старшая сестра уезжала. Ей стало казаться, что никому она не нужна и все хотят оставить её одну. Нина ещё несмыслёныш, в подруги не годится.
      И Нине было жаль, что Даша уезжает. Некому будет шить ей новые платьица. Даша шила красиво, придумывала всякие отделки, то бейку белую пустит по красненькому ситцу, то кокеточку красивую сделает, то рукав фонариком. Мама всё делала проще, на скорую руку, без разных выкрутасов. Да у неё и времени нет. И Нине больше нравилось, когда платье ей шила Даша.
      В августе Даша уволилась с почты, помогала матери по хозяйству, бродила по родным, знакомым местам и прощалась с ними. Конечно, она ещё будет сюда приезжать, но всё-таки расстаётся надолго.
      После покосов привезли свежее сено и набили им крышу стайки (так здесь называли сарай для скота). Остальное сено стояло в стогах на покосах и привезут его только зимой по санному следу. А ещё свежим сеном набивались матрасы. Старое сено - стёршееся, пыльное выбрасывалось в навозную кучу, а матрасы наполнялись свежим и пахучим посланцем лета, становились пышными и мягкими, и спать на них теперь - сплошное удовольствие. Лежи и вдыхай запахи лета, и тогда вспоминается поляна у реки, где загорали на солнышке или лесные тропки и ягоды - последние приветы уходящего лета. Других матрацев во многих семьях пока не было. Только подушки были из пера. Катерина каждый раз, как перетрясала матрацы, вспоминала свою перину, оставленную в деревне. Какая была перина - мягкая, пуховая! И теперь перина была её голубой мечтой.
      Уезжала Даша в город на тракторе. Когда проходил слух, что в город пойдёт трактор, все ждали этой оказии. Большой трелёвочный трактор, какие работали на лесозаготовках, цеплял огромные сани на полозьях, с высокими бортами, сколоченными из досок, и в сани эти набивалось много народа. Когда человек десять, а когда и больше. Кто стелил сено на деревянный пол, кто какие тряпки подстилал, так и усаживались.
      Дашу провожала вся семья, кроме отца, который был на работе. Катерина прижимала к себе младенца, поглядывая на старшую дочь, на главную помощницу, которой теперь не будет рядом. В прошлом году её не отпустили, обещали в этом году отпустить, надо обещание выполнять. Девка взрослая - восемнадцать лет вот-вот исполнится, пора и свою жизнь как-то устраивать. С полгода Даша поработала в посёлке почтальоном. Всё легче стало, как начала получку приносить, но хочется молодым в город, там интересней и профессию какую можно получить.
      Подстелили ей на дно саней сенца да старое детское пальто, и она уселась у борта рядом с подругой Клавой, которая и сманила её в город. Трактор задымил, затрещал и тронулся с места. Провожающие махали, Зоя обняла Ниночку и плакала. Катерина тоже смахнула слезу.
      Трактор полз медленно, полозья саней рассекали грязь на грунтовой дороге. На горочках он урчал ещё надрывнее, словно упираясь и таща изо всех сил тяжёлые сани. От шума закладывало уши, воняло мазутом, но всё же лучше, чем идти шестьдесят километров пешком. Даша смотрела по сторонам, перебрасывалась репликами с окружающими, то ели, то дремали, пытались даже с Клавой петь, но трактор сильно их заглушал. Иногда он застревал, и тогда все выгружались из саней, кто стоял на обочине дороги, кто скрывался в лесочке по нужде или ягоду поискать. Мужики подкладывали брёвна, кое-как вытаскивали трактор и двигались дальше. Труднее всего было на перевале. Хоть и был он пологий, не такой как по дороге к Агневу, но всё же большое препятствие на пути.
      - Видно, сегодня не доедем, - с тоской посмотрев на окружающее пространство, сказала Клава.
      - Да, придётся где-то заночевать, - поддержала Даша. - Интересно, до Красной Пади дотянет или только до Контрольного?
      - А какая разница...
      Уже в темноте спустились в долину, здесь за перевалом находился маленький населённый пункт Бутаково и недалеко тюрьма.
      Здесь же была ночлежная изба с нарами, как и на многих дальних маршрутах, чтобы изнемогшие путники могли переночевать, если нет сил идти дальше или застала непогода. Там и заночевали. Спали на нарах все вповалку, не раздеваясь, правда, на матрасах, не на досках.
      А утром снова отправились в путь. Лишь на следующий день к обеду доехали до Александровска. Вот они какие - шестьдесят километров по лесу.

Глава 5

Оглавление

Глава 7