Нине на днях исполнилось пять лет, и ко дню рождения ей купили новые ботиночки. Ботиночки были красные, ну просто распрекрасные. Одни красные она уже сносила, но когда мама спросила: "Какие тебе купить ботиночки?", Нина снова захотела красные.
      "Ну ведь они самые красивые?" - думала Нина и вертела носком ботинка туда-сюда, проходила несколько метров и снова наклонялась, чтобы увидеть блестящие, красивые новые ботиночки. Грязь на дорогах уже подсохла, мама разрешила снять резиновые сапоги и пойти гулять в новых ботинках.
      А в сапогах они вчера с Зоей ходили далеко к огородам и ели там кислицу. Возле огородов всё еще грязно и без сапог никак нельзя. А от слова кислица у неё даже сейчас стало очень кисло во рту. Она только-только из земли проклюнулась, сантиметра на два-три торчит. Но копать надо поглубже, там корешок ещё вглубь уходит - красненький. Ножичком её надо срезать, об траву обтереть, вот и лакомство весеннее. Стебелёк этот, толщиной в мамин палец, хрустит и такой он кислый, что поначалу даже морщишься, а потом ничего - привыкаешь.
      Зоя всё время Стёпку вспоминает, она с ним очень дружила. И ножичек его у неё остался, с которым за кислицей ходили. После смерти Стёпы Зоя стала очень молчаливой, вся резвость как-то сразу исчезла.
      С Зоей ходить хорошо, она ничего не боится. И очень далеко ходить не боится, аж до самого дальнего висячего моста они с ней ходили, Нине даже страшно стало. Но зато кислицы наелись - до отвала. Потом летом кислица вырастет, листья по бокам появятся и станет она выше Нины, даже до Зои, наверное, дотянется, а может быть, и до Даши. И тогда кушать можно только верхнюю часть стебля, которая ещё не задубела, да и то надо сначала очистить её от верхней шкурки. А потом, когда она зацветёт белыми метёлочками, кушать её совсем нельзя, потому что она станет совсем жесткой. А тогда она и не нужна. Летом пойдут ягоды и можно попастись на малине или клоповке. Почему её так странно зовут и причём здесь клопы - никто не знал. Просто кислая ягода, вначале зелёная, потом красная и когда раздавливается, из неё течёт сок. Вот за это, наверное, её так и обозвали. Растёт она на земле, на маленьких кустиках - два-три зелёных листика и круглая ягодка с усиком. Можно кушать и зелёную, но тогда она ещё кислее, и Зоя говорит: "Москву можно увидать". Это значит, тебя так перекосит, что глаза на лоб полезут.
      Летом ягод здесь очень много всяких, можно пастись всё лето. Попадается в лесу смородина чёрная и красная, а ещё моховка. Она похожа на смородину, только розоватая, когда поспеет, и ягоды мохнатенькие, а кусты всегда к дереву жмутся. Глянешь - моховка к дереву прилепилась - "Привет тебе!", а она: "Пожалуйста, кушайте на здоровье!" Это всё недалеко, совсем близко от домов - и клоповка, и моховка, и малина. А морошка, та поглубже в лесу прячется, куда за лопухом для свиней ходят. Туда Нину ещё не пускают, да она и сама боится, там и медведя можно встретить. В прошлом году её брала Даша за лопухом на сопку Лобановку, и морошку они там ели. Даже с Дашей страшно было.
      Нина перешла улицу и пошла дальше по дощатому тротуару. Вон там, через три дома живёт её подружка Рая, к ней она и направляется.
      Возле Раиного дома кто-то играл в классы. Нина обрадовалась и побежала вприпрыжку, ей тоже очень захотелось поиграть в классы.
      На ровной утрамбованной площадке палочкой были нарисованы на земле квадраты, Раина сестра Лида прыгала на одной ноге и перегоняла из клетки в клетку круглую баночку от ваксы. Рая и ещё одна девочка Шура стояли в сторонке, ждали своей очереди и следили, когда Лида ошибётся, чтобы тут же занять её место.
      Когда Нина подошла к ним, её новые ботиночки заметили не сразу, так как все очень следили за прыгающей Лидой. Нине было даже обидно, но говорить об этом сама не стала, хотелось, чтобы это было событием. Но вот, наконец, Рая оглянулась, и взгляд её ухватил нечто красное и тогда все, кто не играл, окружили Нину и разглядывали её блестящую обновку.
      - Мне мамка тоже купит такие, - сказала Шура, с завистью глядя на Нинины ботиночки.
      - А мне на лето белые парусиновые туфельки купили с синей каёмочкой, - заявила Рая, вертя головой, словно говоря: "Вот вам!"
      Лида оглянулась на Раин голос, неловко стукнула по баночке, и та выскочила за пределы классов. Теперь была очередь Шурочки. Но в неуклюжих резиновых сапогах она очень быстро запорола игру и вынуждена была уступить следующему. Нине разрешили вне очереди из уважения к её обновке, всем хотелось посмотреть - как она в них будет прыгать.
      В новых ботиночках Нине сегодня особенно хорошо прыгалось. Баночка легко ударялась об рант ботинка, перескакивала в следующую клетку, потом в следующую, Нина допрыгивала до края классов на одной ножке, разворачивалась, прыгала обратно, а баночка скакала: чпок-чпок, и Нина завоёвывала следующую клетку. Понимая, что на неё смотрят, ей хотелось сделать всё ещё лучше и прыгать ещё ловчее.
      Сумерки сгустились как-то незаметно, оказалось, что Нина прогуляла до самого вечера, и мама её, наверное, ругает - куда она так запропастилась?
      
       Катерина и впрямь забеспокоилась - где ж её дочь младшая? Как ушла в новых ботинках, так и нет до сих пор. Зою надо послать, темнеть скоро начнёт.
       Что-то и Фёдор с работы задерживается? Остались теперь у них с Фёдором одни девчонки. Не живут сыновья почему-то. Катерина вздохнула и потрогала живот. Уже шевелится. К середине лета родить ей. Кого на сей раз им ожидать? Может, Господь мальчонку пошлёт вместо Стёпы? Дай-то Бог.
      Прошлой осенью, как управились с покосами и с уборкой урожая, почувствовала Катерина, что снова понесла. Ещё ребёнок будет. Уж и рожать больше не собиралась и не хотела, устала за столько родов и кормлений, а как не стало Стёпы, то даже обрадовалась, слишком уж большая пустота осталась в доме. Оттого и Дашу не отпустила в город. Хоть и плакала, уговаривала, но Катерина как окаменела, не хотела от себя отпускать, и всё. Работать и здесь можно.
      По углам рта у Катерины залегла большая горестная складка, и вся она как-то постарела и обмякла, исчезла былая стать. А ведь когда-то Фёдор её на ярмарке заприметил. Так и говорил: "Гляжу, стоит такая красивая, высокая, статная. Спрашиваю - чья же это будет? Да Карповых дочка из соседнего села". И родителям потом показал, родители сватов вскоре и заслали. Ей было 18 лет, а Фёдору 19.
      Да-а, много воды с тех пор утекло…
      
      Фёдор как раз возвращался домой. Вышагивал по дороге в сторону посёлка, обходя лужи в многочисленных колдобинах, разъезженных тракторами. Прошёл висячий мост, вот уже и хозяйственные постройки леспромхозовские начались, слева виден большой дом, где находится склад, а чуть дальше пройти по дороге - жилые дома начинаются. Фёдор вспомнил, что спецовку новую ему надо получить, и повернул к складу.
      Нюрка Жигунова стояла у окна склада, где работала кладовщицей, и смотрела на улицу. Наверное, никто уж к ней не придёт, склад можно закрывать да домой идти. Вышла на крыльцо и чуть не столкнулась с Фёдором Ерофеевым.
      - Ты что, уже уходишь?
      - А тебе чего?
      - Да мне спецовку новую пора получать, смотри - обтрепалась вся.
      - Ой, да ну тебя, только собралась домой идти… Не мог уж пораньше… - игриво произнесла Нюрка,.
      - Пойдём, пойдём, успеешь к своему Кольке, - Фёдор развернул её лицом к двери, - отворяй.
      - А ты к своей, тоже спешишь? Да она у тебя с животом, небось, теперь непригодна для мужика…
      Нюрка лукаво и чуть ехидно поглядела на Фёдора.
      - Ох, и язык у тебя…
      Нюрка засмеялась.
      - Тебе спецовочку получше выбрать или как?
      Нюрке недавно исполнилось тридцать лет, возраст немалый, но она была ещё игрива и весела, несмотря на то, что муж её Колька порой напивался до бесчувствия и поколачивал Нюрку. Иногда она с воплями выскакивала из дома и бежала спасаться к соседям, а вслед за ней вываливался Колька и, делая зигзагообразные движения, пытался бежать за ней, но удавалось это ему не всегда, порой он падал и оставался лежать там, где силы покинули его. А Нюрка, уж десять лет состоящая в замужестве и нажившая с Колькой дочь, видно не нагулялась, не разогнала как следует кровь свою горячую или гнала её какая-то бабья тоска по любви и ласке, которой так и не случилось в её жизни. И в посёлке любили о ней посплетничать, языки почесать, особенно в очередях у магазина.
      Она стояла перед Фёдором, в упор глядя на него, легкая усмешка играла на её губах. Женщина она была плотная, но не толстая и не рыхлая, шестимесячная завивка, сделанная недавно в городе, украшала её светлые волосы.
      Чуть помедлив, она повернулась и ушла в дальний угол, где лежала куча матрацев, а рядом навалена одежда: ватные штаны, стёганые фуфайки, летние рабочие костюмы и позвала Фёдора.
      - Иди сюда, выбирай…
      
      Фёдор шёл домой, неся в руках спецовку. Уже смеркалось. Что-то Катерине говорить придётся. Ну что, задержали на работе, работы было много... Кажется, никто не видел, как он вошёл к Нюрке на склад и долго не выходил…
      Вот шельма! Он и сам не понял, как всё случилось. А баба-то ласковая, сначала пиджачок примерила, потом грудями своими к спине прижалась, а потом, как он развернулся к ней, и вовсе к губам прилипла, да шею руками обвила…
      Ну разве тут устоишь? Молодая, лет на десять моложе Катерины. Да на воздержании он давно, как откажешься?
      Ох, и горячая! Ох, и шельма!
      Фёдор приблизился к дому. Даша сошла с крыльца и куда-то направилась, гулять, видно, пошла. "Спецовку бы лучше не показывать", - думал про себя Фёдор. Прошёл в сени и сразу в кладовку. Положил спецовку, прикрыл тряпьём и вошёл в дом.
      На следующий день Нюрка домой не спешила и высматривала в окно склада - кто идёт по улице. Очень она довольна была, что Катерине нос утёрла. Очень уж она правильная и Нюрку, понятно, недолюбливает. Пожила бы с таким пьяницей, как её Колька, так небось бы не воображала. А Фёдора она давно заприметила - ладный мужик, спокойный, никогда не кричит, не буянит, хозяйственный. Отбить такого не отобьёшь, у него вон детей сколько, а так, хоть потешиться.
      Нюрке повезло. Недалеко показалась знакомая фигура Фёдора, который возвращался с работы. Склад её находился по пути, метрах в десяти от дороги и когда она вышла на крыльцо, не заметить её было нельзя…
      - Здравствуй, Федя… Что стороной обходишь, зашёл бы, а то сохну тут от скуки. Хоть поговорили б…
      - А чего ж сохнешь? Или мужиков мало?
      - Да мало - не мало, а не ко всякому душа лежит…
      - Душа ли? А может, что ещё?
      Нюрка стояла на крыльце - ладная, с приветливым, чуть игривым взглядом, он тут же вспомнил её сбитое, плотное тело и опять повернул к складу… Никто ещё в посёлке его не видел, значит, если к ней свернёт, то просто поздно ушёл с деляны...
      
      Дочери отца видели редко, и воспитанием детей занималась мать. Если и шлёпнуть, наказать - тоже мать сама справлялась, Отец дочерей не трогал. Ворчал порой, что много гуляют и мало помогают по хозяйству, но происходило это потому, что вечером, когда он возвращался с работы, старшие, поужинав, отправлялись на гулянье. Катерина знала другое, что днём они свою работу выполнили, а погулять тоже надо.
      В это лето 1948 года семья жила в ожидании прибавления семейства и занималась обычными делами. В начале лета главное - посадить все огороды, а дальше всё покатится само собой. Старших дочерей появление ребёнка не очень радовало, снова в доме будет плач и беспокойные ночи, и Даша ещё больше рвалась в город, хотя и понимала, что именно поэтому она должна быть рядом с матерью и помогать по хозяйству.
      На днях Антонина сказала ей, что Фёдора у Нюрки на складе видали. Нюрка - баба разгульная, все это знают, на матрацах складских она и мужиков иногда принимает. И непонятно Катерине: что там было промеж ними или так, случайно он там оказался. Спрашивать не стала, но ухо навострила. И сама замечать стала, что Фёдор часто на работе стал задерживаться. Уж на работе ли… Обидно ей, столько лет прожили, вместе горе и радость делили, и как можно вот так к другой бабе пойти, когда она, может быть, сына ему носит?
      На огороды в это лето Катерина и не ходила. Куда с таким животом. Всё девчонки, Даша с Зоей пропололи и окучивали. Сама по дому кое-как управлялась у плиты да со скотиной, а в огороде какую морковку, огурец сорвать выйдешь, много не наработаешь.
      Даша с зимы почтальоном работала, а Зоя по дому помощницей стала.
      Зоя находилась в возрасте, когда одной ногой она ещё стояла в детстве, а другой уже вступала во взрослую жизнь. Вечером она иногда похаживала на танцы, особенно когда можно было увязаться за старшей сестрой, рядом с ней Зоя как бы взрослела. А днём уходила с подружками в ближний лесок, там у них был домик. Она таскала туда куски разбитых тарелок и разные другие черепки, а также разноцветные лоскутки материй, из которых что-либо шилось в доме. Там они играли в дочки-матери, устраивали для кукол кроватки и укладывали их спать. Играли в дом - в будущих хозяек. Нине тоже хотелось побывать в их домике, но Зоя её не брала. А одна она ходить в лес ещё боялась, да и найдёшь разве, не зная где. Кукол магазинных у Ерофеевых не было, приходилось мастерить самим, подсмотрев, как она выглядит у какой-нибудь более обеспеченной и счастливой подруги. Зоя брала вату, оборачивала её белой материей, крепко сшивала, делая из неё голову, потом туловище, ноги и руки. Потом разрисовывала на лице всё, чему там полагалось быть, из мочалки прилаживала волосы. Как-то Зоя сжалилась и сшила куклу специально для Нины, так как свою унесла в домик. И счастливая Нина прижимала к себе собственную куклу!
      Но однажды Зоя всё же взяла Нину с собой. Они прошли мимо домов на сопке, затем редкий кустарник, и на противоположном склоне сопки Зоя по каким-то своим приметам нашла нужное место и нырнула в лопухи, а потом в густые кусты. Нина за ней. Там, под сомкнувшимися наверху кустами было свободное пространство, действительно похожее на домик! Правда Зоина голова упиралась в "потолок", и ей приходилось то нагибаться, то склонять голову, а Нине домик по высоте пришёлся впору, и она была счастлива, оттого, что старшие пустили её в своё тайное царство. Как здесь было здорово! Вместе с Зоей и её подружкой Катей они перестелили постельки для кукол, устроили посередине столик, накрыли его скатертью в красно-белую клеточку (кусочек остался от Катиной юбочки), и стало так красиво! Потом расставили посуду, Зоя разложила кусочки варёной картошки, прихваченные из дома, малину, которую они нарвали по дороге, и пригласила гостей к столу - отобедать. Гостями были Катя с Ниной.
      Катя говорила:
      - Вот зашли к вам в гости с дочкой… - и держала Нину за руку.
      Нина, ощущая торжественность момента, чуть смущалась, но держалась чинно, лишь сжимая свободную руку в кулачок и сдержанно улыбаясь.
      Когда вернулись домой, оказалось, что не было их целых три часа, мама уже ругалась, куда это они запропастились, и послала Зою в дальний колодец за водой. Отец придёт скоро с работы, вода с речки тёплая, а из колодца - холодная, чистая. И Зоя, взяв бидончик, поскакала обратно на сопку, почти туда, где недавно играли.
      
      Нюрка лежала на плече у Фёдора и всхлипывала:
      - И почему я такая несчастная? Почему вот такой мужик, как ты, Федя, не мне достался?
      - Ну, будет тебе, будет, - успокаивал её Фёдор, похлопывая по плечу. - Чего тебе горевать, у тебя одна дочка, а у меня вон сколько. Да и Колька твой образумится.
      Матрасы в углу склада, что тебе перина купеческая, мягко лежать и тепло. Склад Нюрка закрыла и даже с другой стороны дощечку подвесила: "Закрыто".
      И так хорошо она Фёдора приголубливала, что стал он частенько к ней захаживать. Давно его никто так не обнимал и не целовал. С Катериной уж отношения такие, что не до ласки, так - удовлетворение потребностей. Да и обойти её заведение трудно, прямо на пути стоит, ноги теперь сами идут. И баба она неплохая. Зря про неё говорят, задиристая она больно, языкастая, вот и достаётся. А Нюрка в последнее время и сама как-то вся подобралась, стала держаться степенно и, когда её называли Нюркой, поправляла: "Не Нюрка я, а Аня. Анна - понимаешь?" А Фёдор звал её Нюсей, сестру его так звали, и она не возражала - ласково получалось.
      Нюрка просунула руку под рубаху Фёдора, погладила его по груди, а потом расстегнула ворот и поцеловала прямо в ложбинку.
      - Да брось ты, не бритый я…
      - А и пусть. Ничего, что небритый, Всё равно хороший. Ох, Федя, если б ты бабу свою не обрюхатил, может быть, и ко мне бы ушёл, а? Я бы Кольку своего выгнала…
      Фёдор поднялся. Ну уж, слишком зашла Нюрка в своих планах. У него и в мыслях такого не было.
      - Ну ладно, Нюся, пойду я, а то дома хватятся. Бывай.
      Фёдор выглянул в оконце, никого не видать. Вышел на крыльцо, Нюрка за ним.
      - Пить что-то сильно хочется, пойду к колодцу, тут тропинка есть ведь?
      - Есть. Вот так вдоль горки пойдёшь и выйдешь к нему. И я с тобой пойду.
      Фёдор строго глянул на Нюрку. А она тут же в сенях ведёрко прихватила.
      - А я будто за водой, ты не бойся.
      
      Зоя вприпрыжку бежала с горки, размахивая бидончиком. Там внизу колодец с холодной ключевой водой. Папка после работы всегда пить хочет и часто их в колодец посылает. Даша с ведром туда ходит, а Зою только с бидончиком посылают. Она черпнула воды, прошла по топкой тропе, потом взобралась на сухую невысокую горушку и оглянулась, ещё раз посмотрев вниз, туда, где чуть заметно стелился туман. У колодца стояли двое, какой-то мужик и женщина. И вдруг Зоя узнала отца, а рядом с ним стояла Нюра Жигунова, взяла отца за руку и прислонилась к его плечу…
      - Что это она так? - Зое стало не по себе. Она хотела крикнуть: "папка!", но удержалась.
      В это время он посмотрел в её сторону. Зоя отпрянула за дерево, попятилась и тихонько двинулась дальше сквозь кусты. Заметил он её или не заметил?
      Уже стало смеркаться. Зоя шла всё быстрее. Сказать маме или не сказать? Или нет, лучше вначале поделиться с Дашей.
      Зоя оставила бидон и побежала к танцплощадке искать Дашу.
      Фёдор пришёл домой. Катерина пристально посмотрела на него.
      - Пить хочешь? Наработался небось, устал… Вон Зоя только что воды принесла из колодца.
      Фёдора как обожгло. Он понял, что именно Зоя была та девчонка, что мелькнула на горочке у колодца. Ему стало стыдно не столько перед Катериной, сколько перед дочерьми. Вот ведь чёрт попутал, никогда бабами не увлекался.
       Зоя приблизилась к танцплощадке, что была у школы. Это была просто вытоптанная ровная площадка, а рядом несколько скамеек. На одной из них сидел гармонист и наяривал на гармошке фокстрот. Дашу Зоя увидела среди танцующих и стала ждать, когда она освободится. Потом увлеклась разглядыванием танцующих, тут откуда-то вынырнули её подружки Катя с Зиной, и Зоя совсем забыла зачем она пришла сюда. Лишь вечером, когда они с Дашей укладывались спать на сеновале, она вдруг вспомнила, как ходила вечером за водой.
       - Даша, ой Даша, что я тебе хотела сказать!
       - И что же?
       И Зоя рассказала всё, что она видела с горочки.
       - Да, интересно, - Даша погрустнела и задумалась. - С Нюрки станется. Мамке только ничего не говори, мы сами будем следить.
      Катерина молча ходила по дому, молча поставила на стол миску с картошкой и малосольные огурцы.
      - Кушай. А может, Нюрка накормила?
      - Чего это ты вдруг?
      - Да чего, уж люди говорят, а ты всё чего…
      - Ну, заходил я на склад, то спецовку взять, то рукавицы…
      - И много рукавиц набрал?
      Катерина взялась руками за живот.
      - Может, и рожать уж не надо, кому этот ребёнок теперь нужен?
      Она залилась слезами и присела на стул. А Фёдор гладил Катерину по голове и приговаривал:
      - Ну, будет тебе, будет. Вот напридумывала.
      
      Срок приближался и Катерина со страхом ждала родов, памятуя о предыдущих, принесших столько страданий. Но специально для неё был вызван из города врач, и роды прошли благополучно. Родился долгожданный сын. Мальчика назвали Васей, и теперь у сестричек появился брат - Васятка. Справилась она на сей раз с родами успешно и быстро вернулась к своей обычной жизни, к домашним хлопотам. Посреди комнаты повесили люльку, и по ночам она качала её, ухватив за верёвку, прямо с кровати.
      Фёдор пошёл в контору и перевёлся на другой участок. Мимо склада он теперь ходить не будет…

Глава 4

Оглавление

Глава 6