Часть 12.
МОЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМ
ОПЯТЬ СТРОЙКА
В нашей семье большое горе, заболел Василий Никитович, заболел тяжело и, по всей видимости, неизлечимо - рак желудка. Немного полежал в больнице, выписали и доживал он свои дни дома. Тяжело, очень тяжело ему было, все время стонал. Делали ему обезболивание, и все равно стонал. Просил смерти. В ноябре умер. Скорбь большая.
На лето у меня опять появилась работа. Кошелевы получили участок под огород. Надо строить дачу. У Ивана Евгеньевича была "Волга". Вот на этой "Волге" мы завозили стройматериалы. До меня он приобрел сруб, поставил его, а все остальное мы делали своими силами. Дача находилась километрах в сорока от дома. Жил я у них, кормили меня, словом, наемный работник, но неоплачиваемый. Работа шла споро. В стройма-териалах недостатка не было. Магазин "Стройматериалы" находился от дачи недалеко.
Часто с собой брали Романа. Ему чем-то тоже хотелось заниматься, особенно забивать гвозди. Молоток не выпускал из левой руки. Деду Ивану такой вариант не нравился, приказным порядком велел молоток брать в правую руку. А Роман боялся его и слушался, хотя с правой руки у него не получалось и чаще всего не по гвоздю, а мимо, а то и по руке.
Я в их отношения не вникал, только говорил Ивану Евгеньевичу, руководствуясь педагогическим опытом, что наукой доказано: так уж устроен мозг и перестраивать на новый лад не стоит, стало быть, устроен он по образу другого деда, т.е. меня. Конечно, я не хотел его уколоть этим. Он-то знал, что я - левша. А мальчик смышленый, он же видел, что молоток и ножовку я беру в левую руку. Со временем оставили его в покое.
Когда навесили дверь, вставили окна и на чердаке, то-бишь, на втором этаже устроили совсем неплохую комнату - спальню, я из соображений экономии времени оставался там на ночлег. Одно удовольствие спать на свежем воздухе. Привозил Иван Евгеньевич иногда и Антона. Тут уж приходилось за ними смотреть, могли внуки и поцапаться, а в руках-то у них обязательно что-то из инструмента есть, хотя и было запрещено брать инструменты.
Когда я еще ночевал у Кошелевых и однажды попросил, чтобы со мной лег Антон, преподобная Антонина не разрешила, пришлось Антону со слезами на глазах идти к родителям. Прямо-таки демонстративно показывали свою нелюбовь к Антону и тут же лебезили перед Романом, а он этим пользовался. Антон старше Романа всего на год, но это не значит, что дитя несмышленое, он прекрасно понимал, что в этом доме его не любят, и не навязывался, но с дедушкой-то Митей хотелось побыть, ведь с ним мы много времени проводили вместе и в беседах как бы нашли общий язык.
Работа на даче в основном приближалась к завершению, и потом, мне надо и дома побыть. В начале своего отпуска, т.е. в июле Люба ездила по экскурсионной путевке по городам Союза. Своего рода у них был вагон - гостиница. Днем останавливались в каком-то городе, знакомились с достопримечательностями, к ночи - в вагон на ночлег, а ночью поезд идет к следующему пункту. Осталась довольна поездкой, во многих городах побывала, интересного увидела много.
Дома надо написать положенную за этот месяц картину для института: как-никак, я на работе числюсь. Каждая такая работа меня тяготила: уж слишком дешево я продаю свой труд. Теперь я уже не монтер, перевели меня на какую-то кафедру лаборантом на полставки, а это меньше ста рублей. Чтобы выработать непрерывный стаж, надо до конца года работать. Поговорил я с завкафедрой, он не возражал, если я в качестве ассистента эти четыре месяца отработаю почасовиком. Итак, после 5-летнего перерыва я опять стал преподавателем.
К концу 1986 года моя трудовая деятельность закончилась окончательно, теперь я сам себе хозяин. Однако надо каким-то другим образом добывать средства для жизни, т.е. писать картины и реализовывать их. Через знакомых поступали заказы. И еще мы, члены областного клуба художников-любителей могли продавать свои работы через магазин.
Каждый год в помещении нашего клуба делали выставки. Собирались в клубе каждую неделю, обсуждались разные наболевшие вопросы, а их было много. Надо произвести ремонт помещения. Хотя мы и платили взносы, но этих денег для ремонта недостаточно, обратились в обком профсоюза, там обещали помочь. Вообще-то, обком профсоюза помог приобрести стулья, столы, даже временно дали пианино. Среди нас некоторые умели играть. Общались мы не только со своими непосредственными братьями по искусству. Все же большое дело, когда имеешь свое помещение и когда есть что показать и о чем поговорить.
Приглашали к себе и из Дома художника. Профессионалы делились своими планами, достижениями. Бывали у нас и работники библиотеки, из Театра драмы, из ТЮЗа. В свою очередь и нас приглашали. Такие встречи сглаживали жизненные проблемы. Собирались мы по средам, и когда подходит этот день и знаешь, что повстречаешься с друзьями, знакомыми и что-то почерпнешь нужное, новое, то становится теплее. На заседании правления намечали дальнейшие действия. Обычно в день встречи кто-то приносил свои работы. Обменивались советами. Были среди нас и такие, кто считал себя мастером и обязательно выступал с критикой. Вот это мне не нравилось и я всегда говорил, что не стоит навязывать свои идеи.
Подходил к концу 1986 год. Что-то принесет новый год? Со здоровьем у меня не все благополучно. Регулярно хожу к терапевту, получаю нужные лекарства по льготным рецептам. Часто скачет давление и появляются боли в области сердца. Быстро ходить не могу, сразу же загрудинные боли, выручает нитроглицерин. В феврале позвонили из профкома и предложили санаторную путевку в Адлер. Согласился, хотя участковый врач рекомендовал брать путевки в районах, климатически соседних.
В начале марта получил путевку. Еду-то на юг, поэтому и одеваться надо соответственно. Купил фуражку, одел осеннюю куртку. В это время в Рязани мороз был градусов 15-18. Конечно же, еду на юг и там тепло, стало быть, этюдник необходим. Приехал в Москву к дочери. Наутро выехал на вокзал, сообщили по радио: в Москве температура -26. Пока ждал троллейбуса на остановке, закоченел окончательно. Слава Всевышнему, по приезде на вокзал, кажется, все конечности остались целы. Отогревался долго. Никак не думал, что в это время будет так холодно.
Санаторий в Адлере оказался не таким, как везде. Жили отдыхающие в номерах гостиницы. Все лечебные кабинеты находились на берегу моря, а процедурные кабинеты - километрах в 20-ти, и ездили туда на автобусе. Крайне неудобный санаторий, если вообще его можно так называть. Процедур мне назначили немного, свободное время я использовал в походах для выискивания мест под этюды. Посоветовали мне местные жители посетить парк южных культур. Написал там пару этюдов. Очень мне понравился закат на море. Попытался написать по памяти, получилось не то. Всего написал шесть этюдов. Все же нельзя сравнить нашу среднерусскую природу с той, которую видел там. Все кажется красиво, экзотично, деревья в цвету, кустарники красочные, цветы повсюду, а желания запечатлеть все это - не было. Бывало и так, что полдня ходил с этюдником, так его и не раскрыв. Хотя погода все это время благоприятствовала.
Трудно сказать, поправилось ли за эти три недели мое здоровье. Хорошо уже то, что чувствовал себя относительно хорошо. Приступов не было. Конечно, много значит море и морской воздух. Уже одно это - лекарство. На обратном пути дня на три заехал в Новый Афон к Николаю Давидовичу.
С семьей дочери. Слева направо: автор, Антошка, Ольга, Ромашка, Сергей.
В Москве остановился у Оли с Сергеем. Повидался с внуками. Жили они на частной квартире. Антон учился во втором классе, Роман обитал у Кошелевых. Оля в это время работала в клубе с детьми. Жилось им на частной квартире тесно и неуютно. Сергей по службе ждал квартиру. Материально они в то время жили весьма посредственно. Иногда мы им помогали, а деньги у нас водились, время от времени заказы на картины я получал, и в магазине мои картины пользовались спросом.
По весне я не удалялся далеко от дома, написал несколько этюдов. Написал два натюрморта. На окне у нас находилось много цветов и лимонное дерево, все это пошло в дело.
Из обкома профсоюза сообщили нашему клубу, что из города побратима Бельска-Бяла (Польша) едет делегация, в составе которой художники-любители со своими работами. В клубе для встречи и организации выставки места маловато, поэтому выставку и встречу решено делать в клубе завода "Станкостроитель". Делегация состояла из 20 человек, а художников - 18 человек. Работ они с собой привезли около шестидесяти, а некоторые захватили с собой чистые холсты и этюдники в надежде написать что-то российское. Не помню, удалось ли кому-нибудь из них побывать на этюдах. Работы по содержанию различные: пейзажи, натюрморты, портреты и даже несколько семейных работ. Манера письма во многом смахивала на примитив и подражание Западу, но были и более или менее реалистичные работы. Судить по себе, нравится или не нравится, сложно. В общем же привезенные работы, по отзывам, понравились. Но надо же показать и свои работы клуба, поэтому сделали выставку в помещении нашего клуба, верно, получилась она скромной, не такой, как обычно получались очередные выставки.
Посоветовался я с Любой относительно приглашения нескольких человек к нам в гости. За время пребывания делегации с некоторыми художниками как-то сблизились, вот я и пригласил к себе пять человек и еще переводчицу на чай. Ближе к вечеру я съездил в гостиницу, где они жили, и привез их домой. Люба уже подготовила стол. Конечно, и кроме чая было кое-что из более крепких напитков. Сначала была какая-то скованность. Посмотрели мои работы, этюды им понравились, затем всех пригласили к столу. Когда же пропустили по рюмочке, то разговор стал более раскованным. Двое из приглашенных хорошо пели, а потом и потанцевали. Я на баяне исполнил несколько вальсов. Вечером я проводил гостей до гостиницы "Рязань", где они проживали.
На последней встрече перед отъездом руководитель польской делегации поблагодарил за радушный прием и гостеприимство и приглашал организовать ответный визит в город-побратим, на что председатель облпрофсоюза ответил положительно. Конечно, мы не были уверены, что это осуществится, потому как это связано с финансовыми затратами, а за свой счет мы не потянем. Ну что ж, подождем до будущего года. Не может быть, чтобы такой человек, т.е. председатель профсоюза пообещал только для красного словца.
Проводили мы гостей, один из приглашенных мной, Юзеф отдал неиспользованный холст. Вот на этом холсте я вскоре написал натюрморт "Осенний", до сих пор он красуется на стене. С него я сделал за последние годы несколько повторений. Многим нравился, да и мне тоже, поэтому жаль было с оригиналом расставаться.
В начале октября поехал с одним знакомым в Пертово на машине. Конечно, можно ездить и электричкой, но от станции Чучково до Пертова 12 км, и не всегда можно доехать на попутной. И потом, на машине я от брата кое-что привозил: яблоки, ягоды, грибы. Такие поездки почти каждый год повторялись. Удобно еще и то, что за грибами до леса 3 с лишним километра надо идти, а тут - машина, доезжали до тех мест, куда пешком добираться и совсем далеко. Так вот мы встречались с братом Анатолием и Любой часто. У него была и пасека, так что домой и медом меня нагружали. В свою очередь, и я ехал не с пустыми руками, обычно к этому времени набиралось что-то из вещей, причем хорошие вещи, больше детские, и когда в Пертово приезжала Таня, забирала все это для своих детей и для детей сестры Ирины.
Сестра Ирина в это время материально жила очень плохо. Что-то и с мужем у нее не ладилось, хотя муж Николай при встрече показался мне добрым и отзывчивым. Характер же у сестры весьма и весьма сложный. Даже я с ней иногда не находил общего языка. Надо бы им из Крыма перебираться в Россию, ближе к родным.
ЗА МОРЕМ ЖИТЬЕ НЕ ХУДО
Пришло от Оли радостное сообщение: получили они квартиру, причем хорошую. Ранее в ней жил полковник, врач медицинской службы. Квартира в хорошем состоянии. Придется нам помочь в приобретении мебели. Поехала Люба и повезла деньги.
К концу года и я поехал, захватил кое-что из инструмента, что-то ведь надо подогнать, подремонтировать. Квартира шикарная, из трех комнат. Потолки высокие. Скорее всего этот дом построен очень давно. Можно только радоваться. Есть хорошая квартира, работа у Сергея, Оля поступила на работу в "Московский комсомолец", Антон и Роман ходят в школу. Важно, как только сложится семейная жизнь. Я упоминаю об этом, потому что заметил порой их размолвки.
1988 год мы встретили у друзей Сучковых. Редко я упоминаю о родственниках Любиных, объясняется это тем, что какое-то у нас с ними отчуждение. Ну как же так, мать, родной брат. Верно, мать иногда приходила к нам, а брат Виктор ну как чужой. Несколько раз мы встречались на улице, приглашал его зайти, обещал, но не заходил. Ранее я уже писал, что эти размолвки произошли из-за машины, а еще раньше - из-за дачи. Как-то Люба поцапалась с Валей, женой Виктора. С тех пор они старались не общаться, хотя в летнее время приходилось часто пересекаться на даче. Надо сказать, характер они обе выдерживали. Немало сил я приложил к примирению, но увы, все попусту. Вот так до сих пор отношения наши остались прежними.
В феврале мы с Любой поехали к детям и внукам. К этому времени подсобрали немного денег. В квартире у них, хотя и хорошей, бедновато с мебелью. Помогали им и родители Сергея. Приобрели они и живность с какой-то выставки - афганскую овчарку Джоя.
В марте из собеса нашего района предложили мне путевку в санаторий на Украину, что-то с начала апреля. Сейчас не помню место расположения этого санатория, вспоминаю только, что на видном месте красовалась картина по Гоголю "Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем". Поместили на жительство с одним еще не старым человеком, чему я обрадовался, потому как старики обычно храпят. И напрасно порадовался, позже оказалось, что этот сосед ночью такие рулады выдавал, порой я недосыпал по несколько часов. Потом договорились, чтобы он давал возможность заснуть мне, а потом ложился сам. Помогало, но не всегда.
За время пребывания в санатории несколько раз ездили на экскурсии. Сохранилась фотография, где мы стоим около могилы - памятника знаменитого разведчика Зорге. Написал я 12 этюдов. Места красивые, всюду тополя, тополя пирамидальные и река Хорол. Это важно, когда есть река. Мне больше нравится писать там, где есть вода.
Вернулся в конце апреля. Лечением остался доволен. Процедуры в основном были связаны с минеральной водой. Отгуляли все первомайские праздники, надо теперь приступать к работе. Прежде всего необходимо кое-что купить из красок, холст, багет, заказать подрамники. Все материалы покупал в магазине Дома художников, в этом мне помогал товарищ и друг Виноградов Леша. Он член Союза художников, а некоторые товары предназначались только для членов. Из багета рамы делал сам, а это не так просто, точно выдержать угол в 450 можно только тогда, когда надлежащим образом сделано стусло. Подрамники я заказывал знакомому столяру. Холст натягивал сразу на несколько подрамников, его ведь надо выдержать недели две, потому что перед натяжкой холст должен быть влажным. Небольшие картины писал на грунтованном картоне.
Работа пошла. Использовал для работы наиболее удачные этюды, привезенные с Украины. С этюдов я не просто копировал, а подходил творчески. Часто для написания картины использовал два этюда, а то и три. Если на этюд я затрачивал 2-3 часа, то на картину - 4-5 рабочих дней, но это раньше рабочий день составлял примерно 8 часов, сейчас, конечно, меньше. Так что в среднем за год я выполнял от 60 до 70 картин (кроме этюдов).
В зависимости от размера, материала и сложности картины продавались по цене от 50 до 200 рублей. По сравнению с ценами художников-профессионалов наши цены были примерно вдвое ниже.
Ну вот, описал я свою бухгалтерию, теперь надо засучив рукава приниматься за работу. Подобрал этюды, понравившиеся не только мне, но и Любе, с ней я всегда советуюсь. Позже появились и заказы.
В июне в правление нашего клуба, а точнее, председателю Вороне из обкома профсоюза сообщили радостную весть: поедем мы в Польшу, в город-побратим Бельска-Бяла. Группа должна состоять из 18 человек. Мы должны наметить, кто поедет, и оповестить всех желающих. Необходимо готовить документы для получения заграничных паспортов. Наметили наиболее активных, но некоторые отказались по разным причинам, пришлось заменять. Конечно, желающих поехать было много. Поездка намечалась примерно на сентябрь. До отъезда мне предстояла большая работа. С собой мы должны взять по 2-3 работы, мы ведь намечали там тоже выставку сделать. Для такой выставки у меня готовых работ не было. Прежде всего эти работы по размерам должны быть не очень велики и одного размера, рамы малого сечения, чтобы места занимали мало. Вот этим я и занялся в первую очередь. В общем, выдали нам паспорта заграничные. Оказалось, что едем не только мы, художники, но и сопровождающие нас двое совсем незнакомых лиц (из органов, что ли) и трое из обкома профсоюзов. Составили подробный список работ, ведь все имущество, которое мы везем, будут проверять на таможне. Многие взяли с собой этюдники и картон в надежде там написать этюды. Места в районе Бельска-Бяла, как нам сказали, довольно экзотичные. Я приобрел новый этюдник, заполнил его всем необходимым. Ранее из разговора с Марианом я понял, что ему хотелось бы иметь такой этюдник, так что решил ему подарить в конце нашего пребывания.
Настал день нашего отъезда в Польшу. Облпрофсоюз выдал нам каждому определенную сумму злотых. Разумеется, взяли и свои деньги. Я набрал больше десятка металлических рублей с изображением Ленина, как сувениры. Сообща от клуба купили много различных сувениров, в том числе и матрешек.
Польша-87 (еще социалистическая).
Первый раз я ездил в международном вагоне. Купе несколько отличаются от наших обычных. Трое в купе и спальные места в три яруса. В купе можно умыться и сделать все остальное. На границе с Польшей прошли таможню. Вещи не распаковывали (я имею в виду картины), проверили по списку. В купе я ехал с профессором Черкуновым и Ящаром. На ночлег места не разыгрывали, а распределили по возрасту: я как старший на первом этаже, Черкунов - на втором и Ящар - на галерке.
Возможно, я уже раньше упоминал, Борис Федорович Черкунов лет пятнадцать назад прибыл из Куйбышева. По конкурсу он прошел на заведывание кафедрой офтальмологии Рязанского мединститута. Вскоре по прибытии в Рязань он вступил в наш клуб. Картины его тянули, пожалуй, выше любителя-художника. Он рассказывал, что, когда поехал после института по путевке на ФПК в Ленинград, то захватил с собой несколько работ показать знакомому, который работал в художественной академии преподавателем. Так вот, когда его работы посмотрел не только знакомый, но и другие, то посоветовали оставить медицинскую практику и поступить в академию. Послал он письмо жене, чтобы выслала соответствующие документы. Жена, а у них уже был ребенок, естественно, вразумила его, чтобы он не делал этого и не разбивал семью. Документы не выслала, таким образом он и остался любителем. Мы подружились с ним и его женой, она тоже медик.
Как то я попросил Бориса Федоровича выписать мне рецепт на очки. Он предложил: "Давай-ка проверим твои глаза". Кабинет его находился рядом с лабораторией. Когда же проверили, то оказалось, что я почти сорок лет носил не совсем те очки. У меня не только близорукость, но и астигматизм. В новых очках я стал видеть лучше.
Дружба наша крепла с каждым годом. Вместе мы ходили на этюды. В знаменательные даты либо они были у нас, либо мы - у них. Когда у него наступил пенсионный возраст, они опять уехали в Куйбышев. До сих пор мы имеем почтовую связь. Ну да ладно, отвлекся я.
В Варшаву мы прибыли рано утром. Что меня поразило, увидел я точно такое здание, как в Москве МГУ. Мы даже поднимались на смотровую площадку этого здания. Утром покормили нас, и в середине дня отправились местным поездом в город-побратим Бельска-Бяла. По прибытии нас разместили в двух частных гостиницах, а питались мы в одном кафе при тех же гостиницах. Надо же, обслуживала нас семья из 4 человек. И гостиницы, и кафе принадлежали этой семье. Не понимаю, как они управлялись с таким хозяйством. К сожалению, подходящего помещения для нашей выставки не нашлось. Свои "шедевры" они показывали не развешивая, частями, видимо, они не думали, что мы привезем картины.
С польскими детишками.
Для выезда на экскурсии наняли автобус с экскурсоводом. Тогда для нас было странно видеть частную собственность, особенно земельные наделы вроде лоскутов. Поля большие и разделенные полосами, возможно, эти поля принадлежали одному хозяину и разделялись полосами по посеву культур. И еще: едем на экскурсию, видим на обочине дороги двухэтажный дом, на нем вывеска, экскурсовод говорит, что это мебельная фабри-ка. В нашем понятии фабрика - это нечто огромное, а тут - дом.
Самое запоминающееся - посеще-ние Освенцима. Бараки, где содержа-лись узники, не сохранились, увидели камеры, казематы, печи, в которых сжигали трупы, всевозможные приспособления, изобретения для умерщвле-ния людей, эшафот и стена, у которой расстреливали. Впечатление после посещения этого лагеря угнетающее, и по дороге к месту нашего пребывания все молчали, переваривая увиденное.
На следующий день на фуникулере поднялись на значительную высоту, сообщили, что там задержимся, поэтому у кого были этюдники, взяли с собой. Выбрал я место для этюда. Примерно через час говорят, что подъемник прекращает работу и если кто-то останется, то придется спускаться пешком, так что пришлось сворачиваться, закончил этюд по памяти. Еще один этюд написал внизу.
За обедом сообщили, что вечером сбор около костра, там и своего рода будет ужин, конечно же, с выпивкой. К сожалению, на этом сборе мне не удалось быть. В этот же вечер меня пригласил к себе Мариан, а чтобы одному не было скучно, я попросил Бориса Федоровича разделить мою компанию. Мариан по-русски плохо говорил, зато зять его Ежи хорошо владел русским языком, а впоследствии он же и письма писал. Познакомились с его женой Ядвигой, их дочерью Мальгосией. Вечер прошел весело, с тостами. Что меня удивило, сначала подали первое блюдо. Похлебали, а затем приступили к выпивке и закуске. Стол богатый и вкусный. А ведь они правы, начав застолье не с выпивки, а с супа, к тому же калорийного. Когда они узнали, что Борис Федорович - офтальмолог, да к тому же профессор, то вопросов к нему было много.
И все-то тут не как у нас...
Приемом мы были весьма довольны и набрались изрядно. Позже мы пришли к заключению, что поляки живут лучше русских. Дня через два я получил второе приглашение от Яна Глюза. Оказалось, он живет не в самом городе, а километрах в двадцати. Приехал на машине. Пришлось брать разрешение от руководителя нашей группы. Поехали опять же с Борисом Федоровичем. Жил Ян как бы на хуторе, скорее у него не дом, а поместье, состоящее из нескольких строений, обнесенных замкнутым забором. Познакомились с его семьей, женой Кристиной и двумя дочерьми - Ивоной и Ренатой. Обе хорошо говорили по-русски. Тут тоже сначала нас потчевали вкусным супом, а уж потом выпивкой и закуской. А пили мы нашу русскую водку, оказалось, что этот напиток пользуется у поляков большой популярностью. Уже поздно вечером Ян привез нас на место. Я спросил у Яна, когда он садился за руль, не пострадает ли он из-за того, что под хмельком. У них проще с этим, если не нарушит правила.
Очень хорошо провели вечер. Я несколько обескуражен был своим приемом и спросил Яна, не были ли они шокированы тем, что начали мы нашу встречу с выпивки, так уж положено у нас. Перед отъездом из Бельска-Бяла еще раз все встретились у костра. Много было сказано теплых слов. Я подарил этюдник Мариану, чему он очень обрадовался. В свою очередь он подарил бритвенный прибор и еще что-то для Любы. Позже вдруг из Польши получили от него большую посылку с продовольственными товарами, вот это для нас было удивительно, верно, в то время не так богато в наших магазинах было, как теперь, и они, очевидно, это заметили. В посылке были консервы, конфеты, шоколад, сыр, крупы и еще многое. Посылка богатая. Очевидно, Мариан посчитал недостаточным ответ свой за этюдник. Позже я послал ему подарочные шахматы, но получил ли он их, для меня неведомо. Наша связь нарушилась.
В Варшаве до отхода нашего поезда еще времени было достаточно, поэтому в нескольких местах побывали на экскурсиях и в магазинах: надо же что-то привезти из Польши. Купил я для Любы и ее мамы тапочки и для Оли что-то. Мариан занимался нумизматикой и из своей коллекции подарил много монет, а у меня оставалось несколько металлических рублей, отдал ему их. Монеты подаренные я передал сестре Сергея, она тоже их коллекционировала.
В Москве на пару дней остановился у Оли с Сергеем. Соскучился по внукам, подарил и им игрушки, привезенные из-за кордона. Погулял с ними. У родителей с детьми слишком мало времени оставалось для общения, да и не до них, коль отношения между ними, как я заметил, обострились. Сергей возвращался поздно то ли по служебным делам, то ли, чтобы не встречаться с Олей, а может, и со мной. Поговорил с Олей, действительно, размолвка зашла далеко. Спросил, может быть, лучше мне уехать, но Оля попросила остаться и побыть с детьми.
Дома я поделился с Любой своими наблюдениями о взаимоотношениях Оли и Сергея. Печально, очень печально, ну чего им не хватает, казалось бы, все наладилось, квартира хорошая, оба работают, дети ходят в школу, да и мы не в стороне, помогали и по возможности будем помогать.
Новый 1989 год отмечали дома. Была у нас в гостях чета Черкуновых. Вспоминали нашу поездку в Польшу и гостеприимство в двух семьях. Не забыли и о вкусных супах перед выпивкой, когда поднимали бокалы с шампанским натощак.
Сейчас точно не помню, кажется, в феврале кто-то предложил сделать в фойе актового зала института выставку работ художников-любителей. Посоветовались, кто сколько работ может предоставить. К тому времени заведующим лабораторией кафедры работал президент нашего областного клуба Ворона, стало быть, в нашем коллективе институтском прибыл еще один художник. Выставка состоялась, и неплохая. Положительных отзывов было много, и просили восстановить эту традицию. Раньше то мы регулярно через два года делали выставки. Наверное, лет шесть прошло с последней выставки.
В фойе всегда дежурила служащая. Как она позже сообщила, когда утром приходит, то всегда смотрит, все ли на месте, а тут видит: два пустых места, сообщила на кафедру. Чьи же работы увели, оказалось, мои: натюрморт и пейзаж. Составили акт. Никак не думали, что такое произойдет в стенах института. Обычно ключи от входа в фойе после ухода служащей сдавали на вахту, но для того, чтобы пройти в актовый зал, надо проходить через ту же дверь. Попробуй теперь найти похитителя. Не посторонний же это сделал. Позже мне говорили: радуйся, хоть что-то понравилось. Это была последняя выставка, но думаю, причиной тому не кража. Иссяк энтузиазм.
В апреле Люба начала готовить рассаду, для этого нужна земля, ее можно достать только в магазине или идти на дачу. Это моя забота, и еще изготовить ящик. Ну и непосредственно своя работа была. Кое-что из материалов купить, а для этого нужны деньги, стало быть, работать и работать, а потом еще эту свою продукцию реализовать.
Хотя до моей круглой даты еще больше года, но о персональной выставке надо думать теперь. Своих-то работ (т.е. принадлежащих мне) немного. Ну, с десяток или полтора десятка соберу у знакомых, десятка три этюдов выставлю. Короче, работать на два фронта, одну работу - на предстоящую выставку, а другую - на продажу. Планы грандиозные. В этот год никаких поездок. Важно, чтобы здоровье не подвело, а оно порой дает сбои. Предписания врачей выполняю, регулярно глотаю таблетки.
Хотя и было намерение в этом году никуда не ездить, все же пришлось по необходимости нам поехать в Москву. Дочь сообщила, что отношения у нее с Сергеем дошли до разрыва, ко всему прочему внук Роман сильно заболел, положили в больницу, наше присутствие было просто необходимо. Мы полагали, что вот теперь все наладилось, а получилось все не так. Наши миротворческие действия ни к чему не привели, так ни с чем и вернулись домой. Время подходило к концу учебного года в школах, поэтому на период летних каникул взяли к себе Антона.
Обычно родители занимают позицию родного им чада, но на сей раз я не мог определиться, да мне казалось, и дочь-то сама не знает, чего хочет: с одним мужем всего-то несколько лет как развелась, а теперь то же и со вторым мужем… Очередной удар для нас.
Ближе к осени Ольга сообщила, что квартиру разменяли на две: Оля с детьми в двухкомнатной, Сергей - в однокомнатной. Опять мы поехали, теперь по другому адресу, да и Антона надо устраивать в школу. Роман к тому времени поправился. И Антона, и Романа определили в школу с английским уклоном. Раздел имущества прошел без вмешательства суда.
К концу года неожиданно для нас дочка еще раз ошарашила сообщением, что вышла замуж за Всеволода Кириллова, официально или неофициально, не знаем.
Еще одно событие произошло в этом году. Брат Валя командирован в Чернобыль от института Курчатова. Катастрофа произошла три года назад, и все же за две недели пребывания он сколько-то облучился и какими-то льготами до сих пор пользуется.
За прошедший год я сделал многое, но мог бы написать гораздо больше картин, если бы не обстоятельства, а их набралось много. Не надо загадывать наперед.
ДЕВЯНОСТО ПЕРВЫЙ
Наступил новый, 1990-й год, что-то он нам принесет? Будем надеяться, никаких потрясений не будет из тех, что мы в прошедшем году испытали. Поживем - увидим. Работа мне предстоит большая, очень большая. В клубе, т.е. в нашем помещении (а их у нас четыре: два зала, большой и малый, и две кладовые) решили сделать косметический ремонт с помощью облпрофсовета. Они подарили нам еще штук десять стульев, теперь при встречах членов клуба все могли сидеть на стульях.
В марте состоялась областная выставка художников-любителей в зале Дворца культуры. Из трех районов были присланы работы, но в основном, можно считать, не областная, а городская выставка. Моя же персональная выставка скорее всего будет где-то осенью, да и нет необходимости делать летом, к тому же и не успею, а за три месяца сумею написать 15-20 картин.
Вот и приблизилась моя дата кругленькая. Если ранее считал, идет мне седьмой десяток, а тут пойдет восьмой. К торжествам готовились. Хлопот у Любы ох как много. Числа 29 или 30 мая за продуктами ездили в Москву. Ну и кое-что по нашей просьбе должны привезти москвичи. Гостей намечалось много. 31-го приехали брат Валентин с Лидой, Михаил, Толя с Таней из Пертова, сестра Мария с внуком, дочка Оля с внуком Антоном. Перед этим Оля сломала ногу, тяжело ей, потому как нога в гипсе. К сожалению, мать Любина, брат Виктор с женой Валей, а в это время вернулся из армии их сын, не были или не захотели быть. Были наши друзья - чета Черкуновых, Сучковы, да, забыл, была двоюродная сестра Клава (может быть, и еще кого забыл). Такие встречи не забываются долго. Веселились, надо отдать должное брату Михаилу, какой же он молодец, баянист отменный и пел хорошо.
На собственной персональной выставке.
А второго июня приехали совсем неожиданно наши давнишние друзья Голубицкие. В то время они жили уже в Гомеле и из-за чернобыльской катаст-рофы собирались эмигрировать в Аме-рику. Еще была встреча с товарищами по клубу.
После всех торжеств я принялся за работу не только кистью, но и с ножов-кой, молотком, рубанком. На даче де-лал заготовки для подрамников, дома склеивал. Для рам погонаж приобретал в магазине Дома художников, с помо-щью стусла по размерам нарезал и склеивал. Процесс сложный. Очень точно нужно соблюсти угол и наклон. Картины писал не только на холсте, но и на грунтованном картоне.
На заседании Совета клуба решено открыть мою персональную выставку в клубе. Я примерно подсчитал, что в двух помещениях можно разместить около семидесяти работ. Попросил я брата Валентина привезти его портрет. У знакомых, кому были подарены или проданы картины, тоже попросил одолжить. Валя привез не только свой портрет, но и картины от Оли. Составил список, необходи-мое число набирается, а этюды решил разместить на столах под стеклом: удобно, и рамок не надо. Товарищи по клубу помогали оформ-лять, развешивать.
Заранее написали объявление об открытии выставки. Надо же, в день открытия, а это происходило в середине сентября, выдалась дождливая погода. Ну, думаю, кто же пойдет в такую непогоду… Удивительно, но пришло много народа. Открывал выставку наш президент (так мы его величали) Ворона. Зачитали поздравление от отдела культуры, от обкома профсоюзов, от Дома художников, от Дома народного творчества и наградили грамотами. Какое внимание, впору прослезиться. Ну а фуршет сделали на следующий день у нас дома. Когда все развесили, Люба принесла и в клуб кое-что. В клубе же у нас вся необходимая посуда была, даже самовар имелся. Приобретено все это было на наши взносы.
По отзывам можно судить, что выставка удалась. Составили расписание работы. В основном дежурил я. Нашлись желающие (и немало) приобрести картины. И то, что принадлежало мне, почти все ушло с выставки. Появились денежки, положили мы на сберкнижку пять тысяч (в то время на них можно было купить автомашину). Забегая вперед, скажу, что через полтора или два года эти деньги превратились в ничто.
Наступил 1991 год. 1 марта постигло нас несчастье: умерла сестра Мария. Подвело ее сердце, почти не болела. Поехали мы, три брата на похороны. Отныне она покоится в крымской земле. С похорон заехали к сестре Ирине. Ее мы не видели несколько лет. Жизнь у нее сложная. Родная сестра, а вот не чувствуется такой близости между нами, возможно, это определяется тем, что редко видимся. Ну почему бы ей не проводить в последний путь сестру Марию, ведь жили-то почти рядом, всего-то езды пара часов, да и повидала бы всех родных и нас, троих братьев в том числе. Мы даже не поняли, живет ли она с мужем Николаем, которого мы видели впервые. Мне он показался добрейшим человеком. От Николая у них родился сын Вася (наверное, имя она дала в честь отца), хороший, ласковый мальчик, не похожий на сестру. Жили они в трехкомнатной квартире, одну из комнат занимала Анжела, навела в ней свои порядки и никто к ней не мог заходить. У Ирины мы провели сутки, Анжелу не видели, где-то она отсутствовала. Позже мы узнали, что с Николаем у сестры жизнь не сложилась. Проводил нас Николай на вокзал, по дороге скупо поделился неласковостью обеих женщин.
Недалеко от Ирины жила Таня с семьей (дочь брата Анатолия), они между собой общались часто. У Тани тоже двое детей. Мы передавали туда вещи, которые оставались от наших внуков. Росли внуки быстро, у Оли была возможность покупать много, так что брюки, куртки, обувь иногда и не употреблялась вообще. У Любы тоже что-то находилось. Впрочем, это не так важно, важны наши отношения. Порой проходит год, а мы ничего о сестре не знаем. Молчит упорно. Я пишу письма, ответа нет. Вот это характер. Что-то она унаследовала от матери.
Редеет наша семья. Брат Николай ушел из жизни в 60 лет, а сестра Мария - в 67 лет. Могли бы еще пожить, да видимо, наследственность. Долгожителей по линии отца, да и по линии матери в нашей семье нет. Отец умер в 55 лет, а мать - в 33 года, верно, она умерла после болезни - тифа, мать Валентина и Ирины умерла опять же по болезни - туберкулез легких в 42 года. С братьями Валентином и Анатолием отношения сложились самые близкие, оба для меня дороги, и по прошествии какого-то времени хочется видеть их, пообщаться воочию. Теперь в Москве бывать приходится часто, что-то в июне я приехал и задержался недели на полторы у Оли с Севой. Ближе познакомился с новым зятем. Дай-то Бог, чтобы у них жизнь сложилась. Конечно, вчетвером жить в двухкомнатной квартире тесновато. В одной комнате рабочий кабинет с техникой и спальня, в другой - двухъярусная кровать, стол и тоже какая-то техника. Внуки растут, Антону 12, Роману 10. А задержался я по причине, что надо обложить плиткой ванную комнату. Три стены черной плиткой, а одну - зеркальной.
У внуков закончился учебный год и я с ними поехал в Рязань. Через какое-то время в институте я приобрел три путевки в летний студенческий лагерь. Обычно после студентов в этом лагере Ласково отдыхали сотрудники и преподаватели института. Вот туда мы и поехали в середине июля. Дали нам в домике барачного типа комнату. После студентов эта комната на жилье не походила. Полдня мы выносили грязь, подметали, мыли полы. Из мебели - железные кровати, стол и стулья, кажется, еще тумбочки были. Когда убрали в комнате, пошли на склад за постелями, так что к вечеру устроились.
Вечером перед ужином в столовой директор лагеря познакомил с порядками. Между собой знакомиться не надо, почти все из института, за редким исключением, некоторые прибыли с семьями или знакомыми. Этот лагерь хорош тем, что находился в лесу, а рядом - озеро. В 1979 году я был здесь с братом и жил в двухместном собачнике. Я не преувеличиваю, по форме эти домики (если их можно так назвать) напоминали собачьи конуры, только по размерам больше, помещались там две кровати и тумбочка между ними. Теперь же этих домиков не было, видимо, износились или за это "жилье" кому-то втык сделали.
Питание в столовой сносное, пожалуй, даже хорошее, только не для меня, увлекались в основном мучными изделиями, а мне бы картошечки… Погода выдалась хорошая, с утра я с этюдником, Антон и Роман несут зонт и стульчик. Я пишу этюд, а внуки строят из песка города, башни, замки, благо места песчаные. Берут и шахматы. Вечером часто на открытой эстраде показывают кино, или смотрим что-нибудь по телевизору. Помню, как раз в это время начали показывать сериал "Санта-Барбара".
Выбрал я место для этюда около озера. Внуки купались до посинения. Вот тут случилось ЧП. Увлекся я своим делом и забыл про внуков. Вдруг бежит Роман и кричит: "Антон на плоту, шест потерял и пристать к берегу не может!" Вот паршивец, он же плавать не умеет. Кричу, чтобы он не рыпался. Надо раздеваться и плыть. Недалеко купались местные ребята, я попросил их помочь. Пригнали они плот к берегу, чувствую, Антон струхнул. После этого они от меня далеко не уходили. Забирались мы и вглубь леса. Написал я там этюд "Папоротники".
Однажды играли в шахматы на улице и потеряли одну фигуру. Попросил я физрука объявить по радио и одна девочка принесла эту фигуру. Отблагодарили ее. За две недели пребывания я написал восемь этюдов. На прощание дали каждому по две плитки шоколада. Еще из лагеря внуки привезли в голове вшей. Оказывается, приобрели они их при купании.
Я бы не сказал, чтобы внуки скучали, ведь я их таскал за собой, хотят они этого или нет. Во второй половине августа я их отвез домой. К этому времени Сева с Олей сняли трехкомнатную квартиру на той же лестничной площадке. У внуков появилось по комнате. Теперь они спали на диванах, у каждого - письменный стол, радио и телевизионная техника. А я вернулся домой и вплотную занялся своим делом.
19 августа по радио и телевидению прервали вдруг передачи и полилась музыка Чайковского из "Лебединого озера" (может, я и путаю что-то). Потом диктор объявил о важном сообщении. Далее показали ГКЧПистов, кто-то из них заговорил о болезни Горбачева и о том, что эта группа взяла на себя миссию руководить страной. Потом вернулся Горбачев из ссылки, стал президентом страны вместо генерального секретаря ЦК КПСС. Сейчас нет необходимости вспоминать. Короче, в Беловежской пуще собрались три отщепенца: Ельцин, Кравчук и Шушкевич и решили судьбу Советского Союза. Кто их уполномочил, просто какая-то чехарда. Вмиг такая огромная страна развалилась. Вспоминаются слова Черчилля, когда-то сказанные: "Россия - колосс на глиняных ногах". Пророческие слова оправдались. Была страна, и нет ее. Впрочем, хватит об этом, не нашего это ума дело.
Со здоровьем у меня не все ладно, и кажется, в октябре по совету участкового врача дали направление лечь в госпиталь. Дела сердечные у меня все ухудшаются, чаще возникает необходимость в приеме нитроглицерина. От привычки быстро ходить пришлось отказаться, сильные загрудинные боли и дышать тяжело, пришлось сократить и заниматься самомассажем. Это еще не все, мочеиспускательная система тоже расстроилась, порой яички болят сильно. В госпитале пролежал около месяца. В неделю один раз посещали врачи другого профиля, в частности, и уролог, он посоветовал лечь в урологическое отделение, после госпиталя пройти тщательное обследование и подлечиться. На этот раз я не решился, устал от госпиталя.
Наступил 1992 год. В этом году каких-то особенных явлений в нашей жизни не происходило. После значительного перерыва надо наверстывать упущенное. Через товарища Виноградова достал в их магазине кое-что из дефицитных материалов, в частности, картон грунтованный, кисти и багет. По прошлогодним этюдам, написанным в Ласково (а некоторые из них, на мой взгляд, удачные) написал несколько картин на предстоящую клубную выставку.
У Любы дел, кроме домашних, много: сначала вырастила рассаду, потом эту рассаду помидоров высадила на даче, затем надо регулярно заниматься поливкой. На дачу надо сначала ехать, а потом километра полтора пешком. Хлопот много, а урожай иногда снимают другие…
БИЗНЕС ЗАДАВИЛ
В августе поехали к брату в Пертово. Одно там неудобство: как от Чучкова добраться до села. Раньше ходил автобус (это при советской власти), а теперь порядки другие, появилось новое слово - бизнес, все теперь строится на том, выгодно это или невыгодно. Ждали попутной машины долго. Когда работал спиртзавод, машины с грузом часто ходили, но сейчас завод стоял. Можно было бы 12 километров и пешком потихоньку пройти, но у нас с собой много вещей набралось. Два года не виделись. Для меня радость большая побывать в родных краях, вспоминается детство, да и встречи с родными и знакомыми. Приезд наш не был запланирован, получилось как-то экспромтом. Брат Толя уж очень огорчился тем, что мы не сообщили, он бы организовал встречу на станции.
Герман объявился! Это - уже проводы, он возвращается на Дальний Восток. Слева направо: брат Валентин, автор, Герман и Слава Кудрявцев.
Живется Толе и Любе непросто. Забот много о детях и внуках, а здоровье неважное, Любе надо бы оперироваться по женской линии, Толю астма и аденома беспокоят. К зиме надо доставать топливо - дрова и уголь, а летом - огород и еще в поле сажают картофель. Еще есть пасека семей на восемь. Почти каждый год присылают нам мешка четыре картофеля и мед. Ранее они держали и поросеночка. Пенсию одну отсылают внукам, хотя ох как им самим эти денежки нужны! Приходится только удивляться поступку сына Германа. С женой развелся, уехал на край света, устроился матросом, начисто забыл о детях, о родителях и сгинул на несколько лет вообще. Люба плачет, думая, что он погиб, делали запрос: должны же о нем знать в Находке. Не помню, ответили или не ответили. И вдруг года через четыре он "воскрес". Прислал телеграмму, а потом позвонил: жив и здоров. Больше того, он там женился и у него есть дочь. Вот это сюрприз для родителей, у них еще появилась внучка. Плавает и сейчас на корабле, работает коком. Уходит в море на 6-7 месяцев, а денег детям так и не высылает, вот дед с бабкой одну пенсию свою им отсылают.
Дочка Таня с мужем и двумя детьми живет в Крыму. Муж Леня - военный моряк на берегу. При советской власти зарплату получал советскими рублями, теперь же - карбованцами, и гораздо меньше.
Вот такая обстановка жизненная у Толи и Любы. И ведь что удивительно, никаких упреков.
Недели две мы погостили. Побыва-ли на бывшем нашем хуторе. Там, где был наш дом, растут два дерева: тополь и ветла. В детстве мы качались на качелях. Между этими деревьями при-креплялась перекладина и на ней кре-пилась веревка с доской. Сходили в лес за грибами. В саду набрали яблок, ягод. Что удивительно, пожалуй, единствен-ный в селе виноградник рос у брата, по осени он собирал урожай и перера-батывал на вино, на вино же перера-батывались и яблоки, так что в подполе у них покоилось несколько бутылей. Отведали и мы это вино, и с собой нам налили. Нагрузились ягодами, яблока-ми, грибами и еще орехами. Около дома растет большой кустарник орешника. Толя с кем-то договорился, и нас с шиком отвезли на станцию.
Отдохнули мы хорошо. Надо теперь сходить в клуб, повидаться с товарищами, узнать, когда намечается наша выставка. А узнали мы потрясающую новость: выгоняют нас из помещений, а так эти комнаты с любовью обжиты нами за эти годы, ведь только недавно сделали ремонт, я специально вырезал трафарет для пола. Не только его покрасили, но и орнамент наложили, и вот со всем этим придется расстаться. Наш президент Ворона ходил по инстанциям, не помогло. Все помещения дома, в котором мы находились, арендует какой-то предприниматель. Обещали подыскать где-то в другом помещении нам уголок, но надежд мало. Пока нам выделили для встреч комнату во Дворце культуры. Но куда же мы поместим наше имущество? Пока за нами оставили кладовые, туда все и распихали. Из-за такой утраты настроение у всех подавленное. Выставку примерно решено сделать в октябре или ноябре, это будет зависеть от того, когда освободится зал.
Через знакомых получил заказ на несколько картин, заранее выбранных по понравившимся этюдам. И для выставки надо написать еще две или три картины. Состоялась она в ноябре. Я представил пять картин: три пейзажа и два натюрморта. В экспозиции выставки кроме пейзажей и натюрмортов присутствовали портреты и даже тематические картины. Заканчивался 1992 год, принесший такое огорчение нашему клубу.
Как обычно, перед Новым годом поставили искусственную елку. Это уже стало традицией, были ли мы дома или на стороне. На этот раз Новый год встречали у друзей Черкуновых. В основном наша беседа шла вокруг обстановки в стране. В печати, по радио и телевидению можно было заключить, что не все благополучно, как же можно было обойти эту тему? Наверное, не только нас политика, которую ведет наш президент, не устраивает, больше того, вообще не нравится, что часто Ельцин меняет председателей правительства, его непоследовательность. Вспоминается его выступление на 19-й партийной конференции, где он просил прощения за свои ошибки, и слова Лигачева: "Борис, ты неправ!", вошедшие в поговорку. Став президентом, пытался запретить коммунистическую партию. Так могут поступать только оборотни. Теперь секретарей райкомов, горкомов как таковых не стало, да это и правильно, дублировали они власть. Впрочем, трудно судить, кто кого дублировал. Появились новые слова: мэр города, губернатор области. Сообщили нам из районной управы, что надо прийти и получить какие-то ваучеры. Получили мы эти ваучеры. Это ценные бумаги. Ельцин заявил, что на каждый ваучер можно купить автомашину. Куда-то мы с Любой ходили и вложили эти бумаги, нам объяснили, что через какое-то время мы будем получать проценты. Так до сих пор бесследно и сгинули наши ваучеры.
Отметили мы в узком кругу мой день рождения. По телефону Оля с Севой поздравили и сообщили, что приготовили мне подарок и скоро привезут. Что-то в середине июля привезли четырехмесячного щенка немецкой овчарки по имени Джерри, и родословную с ним. С Олей и Севой приехал отец Севы Игорь Леонидович, впервые мы с ним тут и познакомились.
Когда же после застолья вышли в парк погулять, странно было видеть лица встречных, с удивлением обращали внимание, оглядывались. Как это, диктор телеви-дения, и вдруг оказался в Рязани. Одна пара даже осмелилась подойти к нему и удос-товериться, он ли это, поблагодарили его и попросили автограф.
Итак, в нашей квартире появилась живность. С одной стороны хорошо, а с другой - ограничение наших передвижений. Раньше то мы могли поехать куда угодно, а теперь Джерри нас связывает. Проблема… если бы я раньше знал об этом подарке, отказался бы.
Показал я Игорю Леонидовичу свои работы и этюды, подарил ему понравившуюся картину. Мои работы ему понравились, так что с этого времени на его день рождения и жены Ирины Всеволодовны я дарил картины, да и не только в эти даты. Забегая вперед, скажу, что у Кирилловых набралось более двадцати картин. Как-то Игорь Леонидович с юмором высказался, что у него в квартире Титовская галерея.
В конце августа на машине с Николаем Киреевым поехали в Пертово. Из продуктов взяли кое-что с собой. Рассчитывали побыть дней 5-7. Съездили на машине за грибами, побывали на могиле матери, проехали и на наше бывшее поместье. Брат Толя и Люба моему неожиданному приезду были весьма рады. Вообще наши встречи как бы добавляют нам жизненного тонуса. На обратном пути нагрузили меня картошкой, яблоками, овощами и грибами. По прибытии домой что-то оставили, а картофель отвезли в хранилище. Все же удобно иметь свой транспорт. Машина-то имелась и я мог бы пользоваться ей. К сожалению, до сих пор наши отношения так и остались натянутыми. Характер николаевский выдерживается. Я никак не могу понять и Любу, уговоры мои на примирение не возымели никакого действия.
Что-то у нас в России назревает, митинги, демонстрации, появились в Москве танки, войска, и вот 31 октября мы услышали и увидели: Белый дом расстреливают из пушек. Непостижимо, там же правительство, наше российское, живые люди и по ним - из пушек. Министром обороны в то время был Грачев, кто же ему дал право так поступать, это же не человек, а зверь. Конечно, это случилось не без участия оборотня Ельцина, как же мы могли уважать этого человека, да еще выдвигать на второй срок президентства. Голосовали мы, конечно, за Зюганова, хотя и этот человек не внушал доверия. Не было выбора. Странно, почему осталось название прежнее - коммунистическая партия, ведь эта партия зарекомендовала себя жестокой, по ее ведению погибло несколько миллионов невинных людей. Уничтожали цвет нашего будущего. Ссылаются на параноика Сталина. Что он мог сделать один? Что-то я полез не туда… и все же, коль Зюганов стал руководителем партии, надо бы ее назвать другим именем. Вон их сколько развелось в Думе, даже есть партия "Яблоко". Слово "коммунист" стало нарицательным. Между прочим, я тоже был членом этой партии, а полез туда с корыстной целью. Биография моя сильно подмочена, был в плену. В то время таким людям никакой веры, а мне хотелось, чтобы верили, доверяли, хотелось работать и работать, а как же могли доверять воспитание молодого поколения, нашего будущего таким людям, вот и полез в партию, коммунистам-то все же доверяют. Скажете, суждение наивное, может быть…
Итак, Белый дом покорежили, потом сами же и латали. Никто за это чудовищное явление не был наказан. Не думаю, чтобы все рассуждали не так, ведь были митинги, народ возмущался, доходило до потасовок, до убийств, кто-то руководил толпой, чего-то хотел. Так закончился этот неспокойный год.
Наступил 1994 год. Как-то мы будем жить, в мире или опять что-то произойдет? У нас вроде бы никаких изменений, Люба занимается своими хозяйственными делами, а я - своими: раскладываю этюдник. Часа три попишу до обеда, после обеда на час - отдых, и еще пару часов до вечера. Что-то у меня неладно с правой рукой. Не могу, вернее, с трудом поднимаю до горизонтального положения, а кисть-то ведь держу правой рукой, вот и приходится ее поддерживать левой. Обратился с этой напастью к Борису Федоровичу, он пообещал посоветоваться с профессором-хирургом. В марте было назначено свидание с этим хирургом, он посмотрел и сказал, что надо лечь в больницу. Так я и оказался в больнице в хирургическом отделении. Сначала влили в плечевой сустав целых 100 мл. лекарства. Процедура болезненная. В палате шесть человек, у кого-то гноится нога, кого-то оперировали, воздух спертый, а тут еще рядом лежачий больной курит в палате, и даже ночью. На весь день мне прикрепили металлическую конструкцию к корпусу, вроде самолета, чтобы рука находилась горизонтально. Днем-то хочется лечь, приспосабливаюсь на левый бок. Ночью сплю плохо из-за соседа. Он, паразит, накроется с головой одеялом и смолит, думает, я не вижу. А днем еще дополнительная процедура - идти в физкультурный зал на занятия.
Прошла неделя. На свидание пришла Люба, говорю ей, что дольше здесь я не выдер-жу, попросил ее принести маленькую картину в подарок лечащему врачу. Как-то при обходе я не выдержал и попросил, чтобы выписали меня, причину объяснил. На следую-щий день меня перевели в одноместную палату, думаю, помог Борис Федорович. Так я с самолетом пролежал три недели. Каждый день в плечо с помощью шприца вливали лекарство и все выше поднимали руку, и еще физзарядка.
По возвращении из больницы усиленно разрабатывал руку, как рекомендовали. Постепенно рука стала меньше болеть. Но с каждым годом болячек у меня прибавляется, просто какая-то напасть. Старость, а с ней всякие неприятности.
В этом году я с родственниками еще не общался (разумеется, по почте). Брат Анатолий присылал письмо, а вот брат Валя и сестра Ирина помалкивают. Регулярно переписываюсь с племянниками Игорем из Казахстана (вернее, пишет его жена Наташа), Сергеем из Батайска, а Вася не любит писать, поэтому о нем и его семье сообщает Сергей, переписываюсь и с племянницами Светой из Израиля, Олей из Сургута, Лидой из Харькова. Еще переписываемся с двоюродными тетями из Петербурга Верой Петровной и Александрой Ивановной. Ну, кажется, всех корреспондентов назвал. Когда пишу поздравления с Новым годом, весь день приходится этому занятию посвящать, а ведь есть еще и друзья. Иногда с корреспонденцией выручает меня Люба. Когда читаешь письма, кажется, ну вот, повидались, реально видимся ведь очень редко, живут-то все далеко.
В июне мне дали путевку в кардиологический санаторий "Мещера" в районе Солотчи. Что интересно: санаторий состоит из единственного громадного здания. Все в нем: и администрация, и кабинеты врачебные и процедурные, и столовая, и спальные комнаты. Здание расположено в сосновом бору и река Старица рядом. За 24 дня пребывания я написал больше десяти этюдов. Один раз с товарищем по комнате побывал дома. Что еще понравилось в санатории - это бассейн, через день в нем бултыхался. Мне почему-то казалось, что коль едешь куда-то далеко, стало быть, санаторий особый, а тут на тебе: совсем рядом и со всеми удобствами. Я уж не помню сейчас, но процедур прошел много, словом, подлечили меня, это я заметил. Кормили хорошо.
