Часть 9.
  НОВОСЕЛЬЕ ЗА НОВОСЕЛЬЕМ

     
     Никак не думал, что так быстро осуществится моя мечта. Правда, был раньше разговор: строился большой дом на улице Подбельского и вроде бы в нем должны были дать квартиру, но этого еще очень долго ждать. К тому же, я и не рассчитывал на двухкомнатную квартиру.
     Получил ордер и сразу же - домой. Сначала Люба не поверила, думала, что глупая шутка. Собрали кое-какие вещи и - на новое место жительства, помог тут и Любин папа Василий Никитович. Нашли дом, нашел коменданта, взял ключ от квартиры. Все в спешке (а вдруг кто-то другой займет квартиру, бывают же такие случаи).
     На следующий день наняли грузовую машину, собрали все свои пожитки и перевезли на новую квартиру. Подъезда к дому не было, вещи разгрузили метров за двести от подъезда. Накануне прошел дождь, дорога не асфальтирована, грязь кругом, но это нас не смущало. Вещей немного: кровать, детская кроватка, стол, стулья, кухонный стол и знаменитая этажерка, так что перетащили все мигом. Теперь надо думать о приобретении мебели. В то время это было не так просто, предварительно надо было записываться в очередь.
     И еще одна радость: дали место в детском саду для Оли; и хотя детсад находился далеко от дома, облегчение большое.
     А дня через три после переезда наша дочь… исчезла. Думали, играет во дворе, но там ее не было. Где искать? Места незнакомые, в соседних дворах ведь могла и заблудиться. Порядком мы забеспокоились. Подумали, что, возможно, кто-то из ее сверстников завел к себе в квартиру. Люба пошла на старую квартиру и на полпути встретила женщину из соседнего дома, где раньше жили (с ее внуком Оля частенько играла). Антонина Петровна вела за руку Олю. Оказалось, Оля вспомнила, что на чердаке старого дома остались ее куклы, и решила сходить за ними. Надо же, ребенок в пять лет ушел один и шел через несколько улиц не заблудившись на расстояние больше двух километров!
     Эх, дочка, дочка, своим непослушанием прибавила несколько седых волос на папину голову.
     В квартире начали понемногу благоустраиваться. На кухне я к окну пристроил верстачок, купил столярные инструменты. Друг Николай Ванякин работал столяром, помог с пиломатериалом. Кое-что сам достал с работы.
     Окна нашей квартиры выходили на солнечную сторону, напротив - забор областной больницы. За забором - стог сена и ледник. Это оказалось очень кстати, у нас ведь холодильника не было, так что за льдом ходили в ледник. Улица Семашко, куда мы переехали, транспортом совсем не загружена. Наш двор сразу же стали озеленять, сажать деревья. Да и городской парк рядом, так что место во всех отношениях очень хорошее.
     Наступило лето. Мне надо готовиться к завершающей сессии. Люба поступила на работу на ламповый завод (так его раньше называли). Работа ей нравится. Плохо, правда, то, что ее работа связана со ртутью, да еще и посменно.
     Помню, после второй смены я встречал Любу с работы. Время - первый час ночи. Очень тепло. Вышел на балкон подышать. Вдруг слышу женский крик. Явно кого-то раздевают или насилуют. Схватил молоток и - на улицу. Люба не пускает. По пути сказал и соседу. В парке встретил девушку с парнем, спрашиваю: "Вы слышали крик девушки?", отвечают: "Да, слышали, но она не просила о помощи". И в самом деле, она о помощи не просила, а кричала "Ой, не надо" и что-то вроде этого. Все же я побежал на крик. Подбегаю, в кустарнике на скамейке сидит парочка, она причесывается, а он сидит наклонившись. Понял: все уже свершилось. Спрашиваю: "Вы кричали?", ответила грубо. Черт бы вас побрал, людям спать не даете. При выходе из парка встретил дежурную милицейскую машину. Объяснил, в чем дело, и указал, где сидят нарушители ночного сна. После такой встряски не сразу уснули.
     Подал я заявление на работе об отпуске и уехал в Москву. Встретился с братом, поговорили. Повидался с тетушкой Машей, с сестрой Шурой и ее мужем Георгием. Началась сессия. Контрольные работы: 1) по живописи, рисунку, 2) черчению и начертательной геометрии, 3) педагогике с методикой рисования и черчения. Эти три госэкзамена сдал на отлично, осталась история КПСС, самая сложная и бестолковая дисциплина, но и ее осилил на отлично. Вызывают меня в деканат (деканом была Алексеева, замечательная и душевная женщина) и сообщают, что решено выдать мне красный диплом. Для меня это было неожиданностью, ведь из 19 сданных дисциплин 8 зачетов, 4 сданы на хорошо и 7 на отлично.
     Приятно слышать такое решение экзаменационной комиссии. Из 180 студентов красные дипломы получили только 9 человек. В дипломе написано: присвоена специальность - преподаватель черчения и рисования и звание учителя средней школы.
     Был выпускной вечер. Распрощались и разъехались по Союзу. В начале августа я вернулся домой.
     19 августа - грандиозное событие, отметили новоселье, а заодно и окончание института. По возможности собрали всех родных и знакомых. Это событие запечатлено и на фотографии.
     В конце августа встретился с заведующим кафедрой начертательной геометрии и черчения Анисимовым. На кафедре было свободное место ассистента. Предложил мне это место. Ректор радиоинститута Ковалев сначала был против. Позже я узнал, что, когда он познакомился с моей биографией, то сказал: "Зачем он лезет в наш институт, ведь наше заведение - режимное!" А я подал заявление об увольнении в мастерской с 5 сентября. В сентябре у студентов 1 и 2 курсов занятий нет, уезжают на сельхозработы. На кафедре с художественным уклоном было три преподавателя. С ними я и включился в подготовку к празднику Октября. Многое сделал. Это видел секретарь парткома, к тому же я написал портрет космонавта.

Радость около собственного жилья - новоселье!!!

     Весьма интересное положение у меня оказалось. Вроде бы и работаю в институте, а не оформлен. Сентябрь и октябрь отработал. Заведующий кафедрой оказался в неудобном положении, был ведь уверен, что меня примут. Но, видимо, секретарь парткома Родина (хорошая, принципиальная женщина) надавила на ректора, и задним числом меня зачислили в штат института с 5 сентября на должность ассистента с окладом 105 рублей в месяц.
     Как то мы будем жить с таким моим окладом, в мастерской я ведь зарабатывал раза в два больше. Итак, опять я стал преподавателем. А достаточно ли моих знаний для института, ведь математических знаний у первокурсников уже больше, чем у меня.
     По возвращении студентов с сельхозработ началась моя преподавательская работа, и разница со школой оказалась существенная. Не хочешь учиться - отчислят, только и всего, никаких понуканий, обстановка всегда рабочая, чувствуешь, что в тебе нуждаются.
     Весьма приятно было увидеть на доске объявлений приказ №200 от 23.11.1961 г.: "За проявленную инициативу в подготовке к празднованию 41 годовщины Октября объявить благодарность ассистенту кафедры НГЧ Д.В.Титову"
     К концу года я уже имел работу по науке с другими членами кафедры. Работа эта - выполнение чертежей по микроэлектронике. Хотя и тяжеловато сразу брать дополнительную работу, но это примерно 40% доплаты к маленькому окладу, в чем мы очень нуждались.
     Новый 1962 год отмечали в своей новой квартире с друзьями. Зимняя сессия прошла нормально. В группе вели занятия два преподавателя. Занятия двухчасовые. Кроме дневных студентов были еще и вечерние. Если попадали последние часы, то домой возвращался около одиннадцати вечера, так что и мне приходилось работать в две смены.
     Олю водим в детский сад, который находится в двух километрах от нас. Рядом с нами достраивается детский комбинат, как только он начнет работать, станет полегче. Все же на эту процедуру уходит много времени.
     Кандидатский стаж в члены КПСС - один год, а у меня он затянулся намного дольше. На партийном учете я состою в партгруппе факультета конструирования. Наконец, на одном из собраний меня приняли в члены КПСС. На нашей кафедре кроме меня было шесть членов партии. Каждый месяц проходили факультетские собрания, собрания другого рода, институтские собрания. Коль на кафедре семеро коммунистов, то это уже группа, тоже надо проводить собрания, и еще ведь на каждой кафедре - партийная учеба! Порой до того тошно сидеть на этих бестолковых собраниях, талдычат-то одно и то же, а еще ведь есть и общественная работа! Во все это я еще не вник.
     Как все же мы не дорожим нашим временем! Состав нашей кафедры: восемь мужиков и шесть женщин. С графическим образованием - четверо, двое бывших военных, остальные кончали радиотехнический институт. Каждому за учебный год положено выработать примерно 840 часов, а на самом деле получалось за тысячу, но за переработанные часы - никакой доплаты.
     В препараторской НГЧ работали три человека - зав. лабораторией и две лаборантки. Нельзя сказать, чтобы коллектив был дружным. Иногда выясняли отношения из-за окон в расписании. Никому не хотелось работать с вечерниками. Заведующему кафедрой приходилось проявлять изобретательность при составлении расписания, чтобы всем угодить. Не хотелось и больных замещать. Не секрет, что были на кафедре и со сволочными характерами. Только четверо изучали дисциплину под названием "педагогика", а это много значит. Порой приходилось удивляться, как преподаватель обращается со студентами. На заседании кафедры этому посвящалось немало времени. В нашей дисциплине ведь недостаточно иметь только высшее образование. На кафедре звание доцента имел только заведующий, трое - старшие преподаватели, остальные - ассистенты. Заведующий и старшие преподаватели читали лекции по начертательной геометрии и принимали экзамены. Мы же, ассистенты, вели занятия по черчению и проверяли задачи по начертательной геометрии. Надо сказать, что по начертательной геометрии моих знаний, полученных в институте, было явно недостаточно, овладевал ими в ходе работы, с учебниками.
     Программа, вернее, курс приборостроительного черчения и начертательной геометрии рассчитан на три семестра, так что наша кафедра в зимнюю сессию расставалась со вторым курсом. Странно, что на протяжении последующих курсов вплоть до защиты диплома студенты связаны с чертежами, не нуждаясь в нашей кафедре.
     Наступила летняя экзаменационная сессия. Теперь я уже не сдаю, а принимаю зачет, причем зачет с оценкой. И с 1 июля по 30 августа - в отпуске. Эти почти два месяца займусь благоустройством своей квартиры. Дел много. Надо многое сделать на балконе. Товарищ, Николай Ванякин помог во многом. Привез гипсолитовые плиты, кое-что из пиломатериалов. Так что отпуск прошел быстро, строгал, пилил, клеил и не заметил, как он пролетел.
     30 августа прибыл в институт. Обычно наша кафедра к работе со студентами не приступает. Пока разбираются, куда, сколько, в какие районы, колхозы, совхозы посылать студентов, два-три дня читаются на потоках вводные лекции. С каждой группой студентов должен ехать куратор. Под любыми предлогами преподаватели стараются увильнуть от этой поездки на сельхозработы. Женщины ссылаются на нездоровье, даже справки приносят, либо с детьми некому оставаться, поэтому в основном едут мужики.
     Те, кто едет со студентами, имеют преимущества после возвращения, т.е. меньше дают часов с вечерниками. Я ехал без каких-либо претензий, хотя у меня была возможность отказаться: на мне лежала ответственность за оформление чертежных залов. Нарисовать портреты ученых геометров кроме меня никто не мог.
     В первых числах сентября на автобусах поехали к назначенным полям. Студентов расселяли по домам колхозников или в клубы, если таковые были. Преподаватели, то-бишь, кураторы жили отдельно. Не знаю, как другие, я же работал вместе со студентами, если все было устроено. Иногда студенты жалуются на плохое питание. Надо организовать и досуг студентов. Сельхозработы обычно заканчиваются во второй половине октября, некоторые возвращались и раньше. Большей частью убирали картофель в колхозах небогатых. Хорошие хозяйства, где толковый председатель, дополнительной рабочей силы не требуют, справляются сами.
     Я не мог себе даже представить, насколько плохо поставлено дело в хозяйствах. Пожалуй, не то слово "плохо" - преступно. Какая техника гниет под открытым небом, а ведь сколько ее оставляют на поле. Анекдот: для того, чтобы выехать из так называемого гаража колесному трактору, его буксирует гусеничный трактор, так как сам он из грязи выехать не может. За технику никто ответственности не несет.
     По прибытии из колхоза я решил написать в обком партии, наивно думая, что они об этом не знают. И что бы вы думали? Получил ответ из обкома: "За такими мелкими вещами вы не видите дел больших!" Что имел в виду этот чинуша? Поразительно…
     Дома в мое отсутствие - никаких ЧП. Конечно, Любе одной несколько тяжелее было; верно, Оля теперь ходила в садик рядом с домом. С сельхозработ я привез немного денег. Некоторые хозяйства кураторам платили, хотя могли бы и не делать этого. В институте ведь зарплата шла.
     Начались занятия в институте. Нашей кафедре, точнее, нам четверым с художественным образованием прибавилось работы - изготовление наглядной агитации к празднованию годовщины Октября. Ректорат и партком старались, чтобы институтская колонна на демонстрации чем-нибудь выделялась, поэтому наши радисты, электронщики, пиротехники придумывали что-то эффектное, действующее, звучащее, а художественное оформление должны были делать мы.
     Сделали действующую модель ракеты, т.е. чтобы за ней при подходе к трибуне образовался шлейф. Когда подошла наша колонна на площадь Ленина, включили систему, что-то задымило, зашипело. На трибунах - волнение, некоторые пригнулись, думали, рванет. Позже было указание: действующих моделей не делать, не пугать людей.
     Еще работа: к объяснению заданий по черчению надо подготовить много наглядного материала, тем более, что за последнее время изменено несколько ГОСТов.
     В ноябре нам, четверым художникам ректором объявлена благодарность за высокие показатели в работе и общественной жизни института. Как можно определить высокие показатели в работе? Впрочем, им виднее.
     Расписание занятий было составлено с учетом льгот для тех, кто был на сельхозработах, т.е. им меньше дали часов с вечерниками. С некоторого времени организован институт кураторов и к каждой группе прикрепили преподавателя, так называемого куратора. Он должен интересоваться всем происходящим в группе, успеваемостью студентов, их бытом, и т.д. Хотели и меня прикрепить к группе, но завкафедрой отстоял, т.к. надо оформлять чертежные залы.
     Заканчивался 1962 год.
     """""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
     """""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
     Прошел год с того дня, когда я закончил предыдущую часть своего столь запоздавшего дневника. Тяжело, очень тяжело вспоминать все прожитое через почти тридцать лет. Гораздо четче сохранились в памяти детские годы. Странно, все события сохранились в памяти, а вот в какие годы, вопрос, поэтому приходится обращаться за помощью к спутнику жизни Любе. Не все и у нее сохранилось в памяти. Вот вместе и вспоминаем. Помогают и братья Толя и Валя. Скорее всего все же в датах будут погрешности, да это и не столь важно. Важно, что это было.

НА ВСЕ РУКИ МАСТЕР

Итак, в марте 1999-го года я остановился в 1962 году. Новый, 1963 год встречали у родителей Любы. Можно было бы и дома в своей квартире, но уж очень бедновато с мебелью, как-то еще не обжито, неуютно. Верно, кое-что я уже успел сделать. В то время было очень сложно приобрести что-то из мебели, надо было записываться в очередь. Я уже упоминал, что на кухне приспособил к окну верстак, купил необходимый инструмент, а вот с материалом было туговато. Как-то в разговоре на кафедре Михайлов (преподаватель) сказал, что завезли на строительный склад бракованные заготовки для корпусов телевизоров. Взял я салазки и поехали мы на этот склад.
     О чудо, какое же богатство, именно то, что мне нужно! Тогда корпуса готовились из многослойной прессованной фанеры, с закругленными краями, причем лицевая сторона облагорожена. Каждая деталь либо плоская, либо с закруглениями, и стоило все это от 40 до 60 копеек за штуку. Набрал я этих заготовок много, очень много, как только сумел довезти. Позже еще раз ездил. Надо же, ведь я еще толком не знал, что буду из них мастерить, но уже кое-что в голове созревало.
     Ближе к весне сумел со склада радиоинститута выписать несколько листов фанеры из бука. И работа закипела, столярничать я любил и, не хвастаясь, кое-что умел. хотя времени для этого было мало.
     Преподавательская работа требовала много времени, причем надо было заполнять пробелы институтской недоработки, т.е. доучиваться, в основном по начертательной геометрии. Хотя мы, ассистенты, лекций по начерталке не читали, но домашние задания, т.е. задачи должны проверять. Порой такие заковыристые задачи попадали, например, на преобразование плоскостей проекций или на вращение, или на совмещение. Студент-то спрашивает, вот тут и приходится выкручиваться.
     Помнится, обратился ко мне не студент, а ассистент Варков, с кем мы вместе вели группу. Естественно, он знал, что я закончил художественно-графический, стало быть, этой дисциплиной владею. Варков хотя и имел высшее образование, но военное, полковник в отставке. Так вот, он попросил помочь ему в решении задачи. Я только дома с учебником смог решить эту головоломку.
     Почему все же такие пробелы в знаниях, вроде бы учился я неплохо, даже красный диплом получил. Объясняется это тем, что недостаточно времени было выделено для усвоения знаний по специальным дисциплинам. Все внимание - общественным наукам, изучению истории партии, основоположникам марксизма-ленинизма, а для дела, для работы - что останется.
     Зимняя сессия прошла почти нормально. Я уже писал ранее, ассистенты имели право принимать зачеты у студентов, причем с оценкой. В группах, где вел занятия я, кажется, обошлось без двоек, за что от заведующего кафедрой получил нарекание. И тут, оказывается, процент неуспевающих должен быть! Было и такое: ну никак студент не тянет на положительную оценку, тут я поступал непедагогично, отправлял его из аудитории, как будто его вообще на зачете не было. Со временем, с приобретением опыта уже мог определить, кто есть кто, кому трудно дается, а кто просто лодырь.
     Кроме воскресенья в неделю у меня был еще свободный день. Завкафедрой так составлял расписание, что кроме свободного дня еще и окон было бы как можно меньше. По положению в свободные дни преподаватель все равно должен быть в стенах института и штудировать нужную и ненужную литературу, совершенствуя свое мастерство.
     Как же угнетали общественные и партийные поручения! Коль есть на кафедре партгруппа, следовательно, должно быть одно собрание в месяц. Но еще ведь и факультетское партсобрание, и институтское 2-3 раза в год. Кроме того, профсоюзные собрания факультетские и институтские. А сколько индивидуальных поручений, кураторство… Специально велся дневник, куда все это заносилось, и эти дневники регулярно проверялись.
     Вдруг возникла чья-то идея, не помню, кажется, комсомольской организации института - организовать в институте изостудию. Разумеется, уцепились за нашу кафедру, ведь на кафедре четверо преподавателей имеют художественное образование. Естественно, выбор пал на меня. Обратились в институтскую газету, желающих посещать изо-кружок ("студию" - слишком громко) нашлось несколько человек.
     Материальной базы в институте - никакой. На нашей кафедре работал старший преподаватель Н.Н.Михайлов, одновременно он работал и в художественном училище, так вот, он помог из училища обзавестись временно несколькими гипсовыми головами и частями тела. Один раз в неделю в чертежном зале вечером я проводил занятия, в основном занимались рисунком. Иногда с помощью эпидиаскопа знакомились в произведениями Мастеров. Эти лекции посещали даже преподаватели. Рейтинг мой в глазах общественности вырос. Даже в областной комсомольской газете появилась статья.
     К великому сожалению, сам я за этюдник не сажусь, а хотелось бы, но времени для этого нет. Выдастся свободное время - надо благоустраивать квартиру. Купили диван. Со старой квартиры кроме кровати привезли круглый раздвижной стол, этажерку, несколько табуреток. Созрело у меня в голове, что именно можно сделать из приобретенных заготовок для телевизоров и буковой фанеры. Прежде всего занялся "тещиной комнатой" - чуланом. Сделал там платяной шкаф, куда определили одежду и белье. Там же в нишу встроил шкаф для книг и нечто вроде бара. В коридоре сделал вешалку, полку для обуви и шкафчик, в основном для косметики и лекарств.
     Ближе к лету предстоит большая работа - переложить пол, покрасить его и оклеить стены обоями, а предварительно смыть клеевую краску. Ох, как много надо всего сделать, Любе тоже тяжело приходится. С работы приходит усталая. Обычно за дочкой ездил я. Все ждем, когда откроется детский комбинат рядом с нашим домом.
     На семейном совете приняли очень важное решение. Так как Люба работает на заводе электронных приборов и работа ей нравится, а знаний, полученных в школе, явно недостаточно, то решила (в основном она) поступить в вечерний техникум электронных приборов, а это большая дополнительная нагрузка: имея на руках ребенка, работать и еще учиться, домашнее хозяйство тоже на ней, со стороны - никакой помощи. Ну что ж, пусть попробует.
     Надо сказать, материально мы жили весьма посредственно. Мой заработок немного повысился (на 15 рублей, т.е. 120 р.). Еще я работал по науке, но нерегулярно. В скором времени заработок у Любы стал превышать мой, нельзя сказать, чтобы мы жили уж очень бедно, однако, лишнего себе позволить не могли. Иногда Любины родители нам помогали. Хотя работал только один Василий Никитович, но зарабатывал хорошо.
     Любины родители годом позже тоже получили двухкомнатную квартиру недалеко от нас. Жили они вчетвером: отец, мать, брат Виктор и бабушка. Попросил ее попозировать. Удалось поработать только один раз, а вскоре она умерла.
     Мои родные жили от меня далеко. Ближе всех брат Анатолий с Любой и дочкой Таней. Жили, можно сказать, в развалюхе и готовились строить дом. Совместно разработали план. Я мог бы вычертить и хоромы, но средств почти никаких, поэтому ограничились скромным жилищем. Брат Николай с женой, дочерью и сыном жили в Казахстане. Сестра Мария с мужем, двумя дочерьми и двумя сыновьями жили в Батайске. Сестра Ирина с мужем, дочерью и сыном жили в Крыму. Брат Валентин с женой и сыном жили в Москве. Судьба разбросала нас в разные концы страны и общались мы в основном по почте. Как уж повелось в нашей родне, имели связи в основном по линии отца. Я бы не сказал, чтобы мы не знались с родными по линии матери, но все же родичи по отцовской линии были как-то "роднее". Решил я нарисовать генеалогическое древо, к сожалению, с большим опозданием. Те, кто обладал сведениями о нашей родословной, уже ушли из жизни, удалось установить только от прапрадеда.
     Наступили весенние праздники. 7-го мая - день радио, и по традиции у нас в радиоинституте происходят встречи выпускников, приезжают в этот день со всех концов Союза бывшие студенты, собираются группами. Руководители института заранее готовятся к этому дню. После торжественных встреч в актовом зале наступает всеобщее веселье в парке. Где только можно - компании, компании. Заранее заготавливают закуску, выпивку, как же без этого. Некоторые приехали издалека и не виделись по несколько лет. После таких торжеств работникам парка не один день приходится убирать все то, что оставили после этих встреч гуляющие.
     9-е мая. День Победы, праздник еще более торжественный. В нашем институте много работает бывших военных, попавших во времена Хрущева под сокращение. Работали не только на военной кафедре, но и по другим кафедрам, даже на нашей кафедре работали в качестве ассистентов два полковника и один подполковник. В этот день, как положено, все бывшие офицеры являлись при параде, в военной форме и при орденах и медалях. Гражданские, бывшие фронтовики тоже надевали заслуженные награды. Сначала с венками шли к памятнику Полетаеву, затем торжественная часть, опять в актовом зале. Общая фотография бывших фронтовиков при входе, и после этого по домам к торжественному обеду. Одно время торжественные обеды для желающих организовывались в актовом зале, для этого собирались деньги, даже что-то выделял институт, закупались продукты, вино, водка. Было очень весело, многие выступали экспромтом. Была музыка, танцы. Позже все это прекратилось, точнее, прекратили, особенно после того, как кто-то из сотрудников не рассчитал и своей головой вышиб стеклянную дверь.
     Завершался очередной учебный год, для меня - второй. К середине июня в основном на нашей кафедре зачеты по приборостроительному черчению закончились. Занятия изостудии прекратились в апреле. Студенческий клуб выделил деньги на приобретение гипсовых муляжей, этюдников, красок, кистей и прочего. Выделили машину, и я привез из Москвы почти все необходимое, а этюдники, картон и краски приобрели в Доме художников. В апреле и мае со студентами ходил в рощу на этюды. С этюдниками были только те, кто занимался раньше в детских изостудиях. Я тоже наравне со студентами брал этюдник и писал, одновременно и помогал, а они, в свою очередь, видели, как я работаю. В то время, когда ходил на этюды, от кафедральных дел меня освобождали. Предполагалось в этом году, т.е. осенью наравне с фотолюбителями сделать выставку учебных работ студентов и преподавателей.

ПУТЕШЕСТВИЕ

На нашей кафедре у Анисимова, Михайлова и Прошлякова были самодельные байдарки. И каждый год летом они отправлялись в плавание по рекам области. С ними плавали и еще две пары с других кафедр. В этом году летом они наметили поездку аж на Чусовую, т.е. на Урал. Михайлов предложил мне поехать сначала, а потом поплыть с ним в паре, в качестве матроса. Посоветовался я с Любой. Поездка эта займет примерно недели две. В это время она тоже будет в отпуске. Получил я от Любы "добро" и дал согласие. Хотя планы на весь отпуск, июль и август были другие, много надо сделать из мебели, но пол решили в этом году не перебирать, рано, еще будет рассыхаться. В ближайшее время должна приехать Люба, жена брата Анатолия, пришло время рожать. Кто-то у них появится? Появился сын и назвали его Германом, в честь однофамильца - космонавта Германа Титова.
     Итак, в начале июля (точно число не помню) мы, пять с половиной экипажей: Анисимов с ассистентом нашей кафедры, Прошляков с сыном, Михайлов со мной, Москвитин с сыном (с кафедры конструирования), Крупин с сыном (тоже с другой кафедры) и художник Бушин на одноместной байдарке. Только у Крупина была фабричная байдарка, остальные - самоделки.
     Все байдарки разобрали и в мешки, кроме байдарок было и еще много вещей, в том числе сухие продукты, консервы и этюдники, только у двух экипажей этюдников не было. Я взял маленький этюдник 25*17,5 см. Доехали до Москвы и взяли билеты до станции Шаля, кажется, Оренбургская область . Точно не помню, кажется, двое суток ехали, более двух тысяч километров. Высадились рано утром. Наняли грузовую машину и сначала решили поплыть по реке Сылва. Собрали на берегу байдарки. Я совсем забыл, у нас ведь были и палатки двухместные.
     Река чистая, берега в основном обросшие кустарником. В реке много разнообразной рыбы, раков и ондатры. Плыть - одно удовольствие. Если у всех остальных в плавании уже были навыки, то у меня сначала получалось плохо. Лопасти в весле взаимно перпендикулярны и надо весло в руках крутить, чтобы лопасть входила в воду вертикально, а у меня порой лопасть шлепала по воде, брызги - во все стороны, и попадало непосредственно командиру, то бишь, капитану Михайлову, он ругается, обзывал даже женскими именами. Но постепенно я навык приобрел.
     Наловили целое ведро раков, сварили лакомство, но, как оказалось, лакомство не для всех, большинство предпочитало рыбу. На ночь палатки ставили так, чтобы все наше имущество, т.е. байдарки находились внутри. Место для ночлега выбирали вдалеке от населенных пунктов. Лучше с местными жителями не общаться, в этом мы убедились довольно скоро.
     Места, по которым проплывали, удивительно красивые и хотелось бы остановиться и написать этюд, но для этого нужно минимум два часа. Еще до отъезда была договоренность учитывать все пожелания коллектива. Старались останавливаться на отдых в тех местах, где бы можно написать этюд. Иногда нам, так называемым художникам шли навстречу, да и не было необходимости только плыть и плыть.
     По реке Сылве плыли три дня. Река тихая, отлогие берега, ну никакой экзотики. Собрали совет и почти единогласно решили перебраться на Чусовую, благо, эта река протекала недалеко. Конечно, расспросили местное население. Они-то и рассказали о коварстве Чусовой. В некоторых местах пороги, сужение протоки, крутые берега, словом, все то, о чем мечтали наши бывалые речники. Мое мнение не учитывалось, да я и не настаивал ни на чем. У нас была подробная туристическая карта тех мест. Остановились у какого-то села, договорились насчет машины. Труд с переездом - немалый, надо байдарки разобрать. Часа два были в пути, высадили нас около реки, недалеко от какого-то села. Решили так: нужно кое-что приобрести в магазине, надо опять собрать байдарки, а тут и день кончился. А надо было выбрать место, где спуститься к реке лучше, а места неровные
     С самого начала нас удивило одно: гуси ходят по берегу, а в воду не идут. Если в Сылве вода чистая, то здесь что-то невообразимое. Неопределенного цвета вода. Если внимательно посмотреть, видно, как со дна поднимаются пузырьки. Расспросили местных жителей. Оказалось, вверх по течению расположен какой-то комбинат и спускает в реку какие-то нечистоты. Вот это новость! Что же произойдет с нашими байдарками, если в воде какая-то кислота? Сообщили нам, что вниз по течению километрах в пятнадцати расположена турбаза.
     К вечеру прибыли на эту турбазу. Там были крайне удивлены нашему появлению и почему они ничего о нас не знают. Оказывается, заранее надо сообщать, а мы-то двинулись самостоятельно, т.е. "дикарями". Предложили нам даже проводника. Отказались, т.к. за него надо платить. Приобрели на турбазе весьма ценную для нас вещь - карту. В ней по маршруту даже указаны места остановки на ночлег и места источников питьевой воды.
     Дня через два случилось первое ЧП. Михайлов у себя на теле обнаружил клеща. В то время говорили не просто о клещах, а об энцефалитных клещах. Решили оперировать сами. Пытался Михайлов вытащить его, оторвался и голова осталась в теле. Тогда лезвием бритвы разрезали то место, где голова клеща осталась. Рану залили водкой. Все обошлось.

На Чусовой

     Там, где протока сужалась, течение сильно увеличивалось. Вот тут без купания не обошлось. Забыл сказать: когда спустились и поплыли по реке, в воде почти никакой живности. Как же, рыбакам и без рыбы?! Примерно дня через четыре стала появляться рыба, пескари, да так много, хотя рыбешка и небольшая. Для рыбаков - одно удовольствие, зато мне, как не рыбаку, надо было эту рыбку чистить. На ночлег выбирали место, чтобы недалеко от воды и подальше от населенных пунктов.
     И все же в один из дней неприятности не избежали. Ночью проснулись от шума и какой-то возни. Выскочили из палаток и обнаружили: нет одной байдарки, причем исчезла фабричная байдарка Крупина. Наутро пришли в село, нашли сельсовет. Председатель разводит руками, ничем нам помочь не может. Оказывается, накануне был какой-то престольный праздник, молодежь под сильным хмельком решала позабавиться, уперли байдарку Крупина, разбросали из этюдника Бушина краски, кисти. Что же делать? Кто-то из жителей сказал даже такое: "У нас и советской власти нет. Могут даже не только байдарку, человека убить". Что же делать, без лодки дальнейший путь невозможен, придется Крупину с сыном идти до железной дороги.
     Вдруг подходит к нам парень и говорит: "Я знаю, где спрятана лодка". Оказывается, затащили ее далеко от нашего бивуака в гору. Так что в дальнейшем мы стали еще осторожней и с ночлегом останавливались как можно дальше от жилья. Как-то в одном из сел нам надо было что-то купить, а в магазин не пустили того, кто пришел в трусах: вот, мол, пришел показать свой "прибор". Кажется, этих жителей называли кержаками.
     Однажды остановились на ночлег, место уютное, красивое, и вдруг на этом плацу кто-то увидел медвежьи следы. Об этом все узнали и под разными предлогами стали хаять это место, всевозможные неудобства находить, но никто в трусости не признался. Так и уехали, точнее, уплыли в другое место.
     Крупину с 14-летним сынишкой одному тяжело, поэтому решено было к Крупину пересадить меня, так что на пару дней мы поменялись местами. Порой тяжело было управиться с байдаркой в узких местах, да еще с большими камнями-глыбами, тут надо проявлять смекалку и мастерство, иначе можно перевернуться, что иногда и случалось.
     Какая красота, с одной стороны почти отлогий берег, с другой же - скала. Пробовали с этой скалы сбрасывать камень в воду и засекать, сколько секунд летит до воды камень, этим временем определяли высоту скалы. В одном месте по карте - крутой поворот, причем этот перешеек очень короткий, но гористый. На время в этом месте остановились и разведали. Оказалось, что можно перетащить лодку через этот перешеек, так мы с Михайловым и решили. Пока обогнут этот изгиб, пройдет не меньше четырех часов, а за это время мы сумеем написать по этюду. Сначала перетащили байдарку, а затем - вещи. Верно, рисковали, могли ведь в наше отсутствие унести все наше имущество, но понадеялись на безлюдность этих мест. И в самом деле, пока наши подплыли, мы по этюдику смастерили.
     Во многих местах на скалах туристы оставляли свои автографы, и вдруг видим: надпись РРТИ! Да ведь здесь кто-то из нашего института побывал! Об этом позже уже дома справлялись среди преподавателей и в студенческом клубе, но так и не нашли виновников надписи.
     На протяжении всего путешествия только один раз из животных видели двух лосей и медвежьи следы. Очень одолевали нас насекомые, какая-то тамошняя мошкара, даже ночью донимала, и никакие мази не помогали. На протяжении всего времени брились не все, и тот, кто отпустил бороду, оказывался в более выгодном положении, борода спасала от мошкары. Я же брился, у меня была механическая бритва и ей пользовался не только я. В походах этот механизм просто незаменим
     Путешествие наше подходило к концу. Подплывали мы к какому-то городу, названия не помню. Сколько же километров мы прошли? В среднем в день проплывали 20-30. По времени немногим больше двух недель. Итак, по железной дороге проехали в оба конца четыре с лишним тысячи км и по воде - 300-350 км.
     В общей сложности отсутствовал я более трех недель. Дома все было в порядке. Ждали меня, и массу дел предстояло сделать. Сразу же принялся за свое ремесло. На семейном совете решили прежде всего избавиться от этажерки. Нижнюю часть книжного шкафа сделал из заготовок корпусов телевизоров, а верхнюю часть, т.е. полки - из многослойной фанеры, торцы обработал фанеровкой. Стекло 4 мм заказал в стекольной мастерской, а торцы шлифовал наждачным камнем. Шкаф получился почти как фабричный.
     Следующий этап моей работы - сервант. Надо же, на что замахнулся! Сделал чертеж, сообразуясь с размером заготовок. Сервант должен состоять из трех секций. Сначала изготовил нижнюю часть, как бы несущую, разумеется, с ножками, двумя дверьми и столешницей, а столешница пустотелая. Сначала сделал подрамник и с двух сторон обшил буковой фанерой, торцы зафанеровал, посадил все на клей, все это крепилось без гвоздей на шпонках. Затем сделал среднюю часть с одной дверью и потом верх, наполовину стеклянный. Стекло 4 мм заказывал, а торцы обрабатывал сам. Петли для дверей сделал из латуни, покупные были только ручки.
     Лет через пять случилось ЧП, рухнула полка стеклянная и разбила часть дорогой посуды, дареные бокалы, рюмки. Люба со слезами на глазах отнесла целый таз битой посуды в мусор.
     Я почему так подробно описал процесс изготовления мебели: сейчас, когда прошло больше тридцати лет, а для меня это было почти как вчера, и я от этого получал удовольствие. Очевидно, тяга к столярному мастерству заложена в крови.
     Время подходило к концу августа, скоро на работу. Оформили все необходимое для поступления Оли в первый класс. Будет ходить в школу №3, вернее, будем водить. Школа от нашего дома находится через дорогу с весьма интенсивным движением. Люба уже месяц как на работе. У них обычно весь цех идет на месяц в отпуск, а все помещения цеха освобождают от ртути. С сентября и у нее начнутся занятия в техникуме.
     Забот значительно прибавилось. Олю не только надо провожать в школу, но и приводить обратно. Люба до вечера на работе, вся надежда на меня, а в это время и я могу быть занят. Договорились с соседями, чтобы они со своими детьми брали и Олю. И еще хорошо, что помогала Любина мама. Жили они недалеко от нас и тогда, когда нас не было дома, Мария Степановна (теща) брала Олю из школы и везла к себе домой.
      В конце августа вышел на работу, разумеется, как принято, занятий на первом и втором курсах с сентября не будет. Пройдет несколько вводных лекций на потоках. Стали прибывать представители из колхозов и совхозов, кому нужна рабочая сила. В этом мероприятии задействованы партийные и советские организации, ему придавалось большое значение, даже политическое. Как же так, а вдруг с выполнением плана провалят. Шумихи много, по другому назвать нельзя.
     На кафедре у нас дебаты. Дана была разнарядка, сколько кураторов должны поехать со студентами на сельхозработы. Вот тут некоторые преподаватели проявляли недюжинную изворотливость. Никому ведь не хотелось ехать. Коль полтора месяца нет занятий, стало быть, и это время можно присовокупить к предыдущим двум месяцам. Заведующего кафедрой завалили справками о состоянии здоровья. В основном отдувались на нашей кафедре мужики. Я никак не хочу что-то плохое сказать о женщинах нашей кафедры, но, к сожалению, были и со сволочными характерами. Была у меня уважительная причина не поехать на сельхозработы. За эти полтора месяца сделал бы многое в оформлении чертежных залов, и это ведь с меня не снималось: поеду или не поеду, а эту работу сделать должен.

ОПЯТЬ КАРТОШКА

В колхоз я поехал. Была и еще одна причина: те, кто был на сельхозработах, наполовину, а то и больше освобождались от работы с вечерниками. Так вот, во второй раз я прибыл с группой первокурсников в Кораблинский район. Обычно посылали с двумя группами (около 50 человек) двух преподавателей. Расселили по 3-8 человек в домах колхозников, и мы - отдельно. В основном труд заключался в уборке картофеля, и на гумне сортировали зерно. Питались в тех же домах, где жили, т.е готовили хозяйки, за это им начислялись трудодни.
     Не знаю, как остальные, я же работал наравне со студентами. Верно, иногда надо было решать вопросы с бригадиром или председателем. В дождливые дни не работали. Если была какая-то оказия, общался с домом. По разу или два приезжали домой помыться по-настоящему; верно, сделать это можно было и в колхозной бане. Студенты (городские) тоже ездили домой.
     Культурные мероприятия проходили, можно сказать, никак. Там, где были клубы, демонстрировались кинофильмы. Танцы были, тут студенты проявляли самостоятельность. Обычно работы заканчивались в середине октября. Там, где хозяйства были среднего достатка, нам, кураторам платили деньги, хотя это не входило в их обязательства, в институте ведь шла зарплата.
     По прибытии в институт вскоре начались занятия. Как я уже упоминал, группа делилась пополам между двумя преподавателями на протяжении всего семестра. А мне надо было организовать и возобновить занятия изостудии, а тут еще подвалила работа по оформлению институтской колонны к празднику Октября. Вызвали нас в партком на совещание, что мы можем предложить новое, причем такое, чтобы не пугать президиум. Негласно как бы мы являемся ответственными за нашу колонну. Мы четверо с кафедры: в основном трое, Михайлов, Прошляков и я, а завкафедрой Анисимов - постольку, поскольку, у него своих дел много.
     Решено больше макет ракеты не возить, и все же от нас требовали придумать что-то новое, ведь мы - радиотехнический институт, в технике есть возможности чем-то отличиться. Радисты - светом, звуком, мы - цветом, объемностью. Задача непростая. Партийная организация и ректорат уж очень хотели чем-то выделиться, чтобы на нас и там, "наверху" (я имею в виду обком) обратили внимание, да и мы тоже были заинтересованы. Не зря же после каждого праздника нам объявляли благодарность.
     Праздничные дни закончились. В расписание занятий включили и те дни (т.е. день недели), когда я проводил занятия в изостудии, чтобы в это время не оказался занят зал. Количество желающих посещать изостудию увеличилось. Отрадно то, что и со старших курсов приходили.
     Решено после Нового года в фойе актового зала провести выставку работ студентов и преподавателей, а для этого надо готовиться. Готовимся и мы, кто побывал на Чусовой. Я оттуда привез четыре этюда и что-то надо с этих этюдов сделать. Времени - в обрез.
     За время моего отсутствия на сельхозработах дома никаких ЧП не произошло, а могли и быть с Олей. Детский сад - одно, а школа - совсем другое, совершенно другая обстановка, другие порядки и требования. К школе мы ее подготовили, умела по слогам читать, печатными буквами писать. Домашние задания исправно выполняла в период моего отсутствия, так было доложено.
     Люба тоже приступила к занятиям в вечернем техникуме. Оказывается, и у них тоже вводится дисциплина "техническое черчение", стало быть, практическая часть ляжет на меня. Но в первую очередь надо сделать для Оли рабочее место, т.е. стол-парту, потом для кухни посудный шкаф, еще стол и две тумбочки. Планы и планы, как бы только сутки удлинить.
     В мое отсутствие произошло весьма любопытное событие, как потом рассказала Люба. Звонят в дверь, Люба открывает, смотрит, стоит мужчина, спрашивает: "Здесь живет Титов Дмитрий Васильевич?" Люба отвечает: "Да, здесь, а Вы кто?" "Я его брат Николай". Так состоялось знакомство. На следующий день Николай уехал в Пертово к Анатолию. Позже он вернулся и какое-то время жил у нас. Поговорили о предполагаемом строительстве. Посмотрел он, в какой лачуге живет младший брат. Подумали и о том, что поможем не только физически, но и материально. Не очень-то и мы были богаты, во всяком случае, запасов не было, жили сегодняшним днем. Николай в это время переехал, вернее, его командировали в Джезказган и он жил там с семьей, работал он начальником по электромонтажу станций. Позже в нескольких городах Казахстана побывал и окончательно осел в Целинограде. Семья тоже с ним странствовала.
     В институте занятия шли своим чередом, или еще по научному - учебный процесс. Со студентами я ладил, позже я узнал, что кличка у меня была - "добряк". Неужели же я был настолько добр и ставил оценки незаслуженно? Я же считал, что поступаю правильно, ведь дважды, в училище и в институте изучал педагогику.
     Снова мы с Анисимовым по договору устроились работать по науке на факультете конструирования, так сказать, вести научную работу, как громко сказано. В чем же заключалась эта работа? Делали чертежи по микроэлектронике с малыми допусками в крупных масштабах. Кульману не доверяли. На правочной плите я выпрямил металлическую линейку и еще линейку из оргстекла, угольники. Было у нас два рабочих места - чертежные доски на столе с наклоном. Рейсшины двигались с помощью натянутых на роликах струн. Чертили на гознаковской бумаге, натянутой на доску. Если мы делали чертеж в масштабе 20:1, то допустимую погрешность выдерживали. Фотоаппарат был установлен жестко на станине, пленка высококачественная. В производство мы выдавали позитивы. После сдачи темы (если ее сдавали) мы получали 33% от своего заработка. Были, правда, эпизоды и бесплатной работы. Можно сравнить, насколько примитивной была техника шестидесятых годов.
     Занятия в изостудии шли каждую неделю. В столярной мастерской сделали планшеты. Для постановки натюрморта сделали подставки. В зависимости от количества присутствующих (а их иногда человек двенадцать приходило) приходилось ставить две постановки. Занимались вечером, с подсветом, в основном рисунки с гипсовых муляжей. Бывало и так, что садился и я наравне со студентами и рисовал, а они смотрели, как я работаю, так что я не только указывал, как надо делать, но и показывал, что я умею.
     Так как у нас было несколько этюдников с красками, то писали и натюрморты в цвете. Это можно было делать только в воскресенье, две или три постановки за семестр.
     Много времени отнимала подготовка к лекции. Тут я составлял конспект. Надо найти репродукции цветные, а это не так просто, ведь репродукции должны быть размером, подходящим для эпидиаскопа. Несколько лекций по изобразительному искусству читал в семестр. Помогал в этом деле Михайлов Н.Н., он ведь еще и в художественном училище работал. На эти лекции приходило много народу. Заранее кураторы групп просили и приводили свою группу. О предстоящей лекции оповещало и институтское радио.
     Я уже упоминал о семинарах по изучению основоположников марксизма-ленинизма. Это входило в план. Насколько же бестолково время пропадало! Как будто других дел нет. Ежемесячно проводились факультетские партсобрания и профсоюзные собрания на тему, как повысить успеваемость. Как все это тяготило! Совсем мало времени оставалось для дома, для семьи. И все же я выкраивал время и мастерил, мастерил. Для Оли сделал стол с регулируемой столешницей, сделал стол и посудный шкаф для кухни. Много труда вложил в ванную комнату. Заранее достали (вернее, купили) плитку кафельную и плитку для пола. Обложил стены плиткой, а потом и пол. Сделал полку для всевозможной утвари.
     С вечерниками я занимался только один день в неделю и приходил домой аж в одиннадцатом часу. Остальные вечера были свободны. Оля вроде бы по всем предметам успевала. Уроки делала самостоятельно, не понукали, хотя проверять - проверяли. Характер у нее проявлялся уже тогда: если в чем-то уперлась, переубедить без шлепка не удавалось. Были шлепки и от меня, чаще же - от мамы.
     Трудно себе представить, как мы в то время жили без телевизора. Приобрести-то можно, но для этого деньги нужны. Как-то к нам заехал давнишний друг Василий Стогний. Работал он в Сасовском районе на спиртзаводе. Конечно, привез и спиртику. Предложил дать в долг деньги на приобретение телевизора, на что мы с радостью согласились.
     Как-то Люба пришла с занятий из техникума и сообщила, что получила задание на вычерчивание чертежей по проекционному черчению. Понятно, кому же выполнять это задание, как не мне, да другого и не должно быть. Так за Любу все ее работы я и выполнил. Зато как ее хвалили! Ставили в пример, как красиво и правильно выполнены чертежи.
     Подходил к концу 1963 год. Купили елку, нарядили в основном самодельными игрушками. Новый год справляли дома, кто-то у нас был из друзей, кажется, Чабровы и еще кто-то. Оля закончила вторую четверть без троек. Похвально.
     В институте началась зимняя экзаменационная сессия. На нашей кафедре - экзамен по начертательной геометрии и зачет с оценкой - по черчению. К экзаменам допускались студенты, у которых сданы тетради с задачами по начертательной геометрии. А у меня появилось свободное время в период экзаменов.
     По институтскому радио и в газете "Радист" объявили, что желающих принять участие в выставке художников-любителей студентов и преподавателей просят принести свои работы в выставочный комитет. Стали собирать работы, боялись, получится ли что, откликнется ли кто кроме нашей кафедры и студии. Надо же, получилось! Никак не думали, а кроме рисунков и живописных работ были и резьба по дереву и камню, вышивка, выжигание. В феврале в фойе актового зала торжественно открыли выставку. Пригласили художников из Дома художника. Приятно было слышать лестные слова от профессионалов, от парткома, ректората, профкома. Выставка длилась почти два месяца. Зрители в основном были студенты, сотрудники, преподаватели.
     Вот и весна пришла. Первомайские праздники прошли шумно и весело. 7 мая уже по традиции на день Радио приехало много бывших выпускников и, конечно же, шумные, веселые застолья по всему парку. Более торжественно праздновали День Победы. На сей раз сделали фотографии по фронтам. Подсчитал я по фотографиям, сколько же фронтовиков работает в институте - свыше ста человек оказалось.

МУЗЕЙ

Во втором семестре на нашей кафедре экзаменов не было, зачеты заканчивались в начале июня. Но на кафедру мы обязаны приходить и выполнять разные поручения, по разным предметам принимали зачеты у несдавших. У нас на кафедре неприятное событие: отобрали чертежный зал. На каждом этаже над центральным входом (в шутку называли "парадный подъезд") располагалось фойе. Наше заведение, т.е. залы, кафедра, препараторская - все находилось на третьем этаже. Вот это фойе, отгороженное от коридора, и было нашим залом.
     В этом зале по решению ректората и парткома (заметьте, эти две спаренные организации как бы повязаны, все решения принимались совместно, а спрашивается, чем мог помочь партком в учебном процессе? Верно, еще присоединялся иногда и профком), так вот, в этом помещении решено открыть "Музей боевой и трудовой славы". Пришла же блажь кому-то в голову. На будущее дополнительная нагрузка для нашей кафедры.
     Закончился учебный год и у Оли. Переведена во второй класс. Решили мы ее перевести в 5-ю школу, с английским уклоном. Не так просто это было, но получилось. Желающих попасть в эту школу много. Судя по успеваемости, Оля этот конкурс прошла и зачислена.
     Люба с 1 июля идет на месяц в отпуск. Их завод имеет пионерский лагерь в Солотче. Так как в квартире будем перестилать пол, то решено Олю отправить на один срок в пионерский лагерь. Путевку Люба получила и в конце июля Олю отправили. Работа нам предстояла большая, сложная, пыльная. Друг Николай Ванякин, уже имеющий опыт, приурочил свой отпуск к этому времени. Подготовили необходимые материалы, вернее, половые доски. Пол-то рассохся и доски три-четыре потребуются. Начали со спальни. Молодцы строители, знали, что полы будут перестилать и гвоздями не злоупотребляли, совсем мало их было.
     Процесс перестилки сложный, тяжелый. А после перестилания пола провели сплошную шпаклевку на марлевой основе и покраску. Сделал рисунок орнамента и по нему - трафарет. Решили в спальне с полом все до конца довести, чтобы мебель окончательно поставить на место и перенести все из зала в спальню. Пока высыхала краска, продолжали перестилать пол в зале. Работа шла споро. Со временем не считались и, конечно, уставали здорово. В зале точно так же поступил с грунтовкой и покраской. Сначала зашпаклевал все неровности, затем натянул марлю и сделал сплошную грунтовку. Получился монолитный пол. С ночлегом теперь уходили к родителям Любы. После покраски отттрафаретил в несколько цветов.
     Пол получился красивым. Позже все, кто бывал у нас, восхищались и спрашивали, где приобрел такой красивый линолеум. Но это еще не все, после наложения рисунка пол покрыл лаком, и позже каждый год покрывал лаком, чтобы рисунок не вытирался.
     На кухне с полом ничего не делали, а выложили цветной пластмассовой плиткой. С полами, в общем, управились недели за три. Большое, очень большое дело провернули.
     Раза два или три ездили навестить Олю. Днями она должна вернуться, а Любе скоро и на работу. У меня же еще почти месяц отпуска. Многое надо сделать по мелочам.
     Я уже упоминал, что напротив дома находился больничный ледник. Холодильника-то у нас не было, вот мы и пользовались без спроса льдом. Но вот лафа кончилась, на этом месте начали строить больничный корпус. Весьма прискорбно, какой был замечательный вид из окна. Два этюда я написал с балкона. Хорошо еще, что здание всего из двух этажей, деревья видны, а деревья - вековые дубы и липы. Как-то следопыты на дубы повесили табличку, якобы возраст дубов 400-450 лет. Несколько раз я рисунок делал, хотел написать картину с этими дубами и даже придумал название "Ровесники опричнины". Увы, замысел так и не осуществился.
     За оставшееся время написал несколько этюдов. Места красивейшие, и недалеко от дома. По переходу можно пройти на противоположный берег. Иногда сопровождала меня и Оля, хотелось и ее заинтересовать, даже брала с собой бумагу и карандаши. Но - все же интереснее погулять со своими сверстниками, поиграть, а тут - рисуй и рисуй… Скоро в новую школу, появятся новые подруги, друзья. Пятая школа расположена значительно ближе к дому, где жили родители Любы, и когда не было возможности встретить Олю из школы, то ее брала бабушка, что Оле никак не нравилось.
     Начался учебный процесс в институте. Постановка осталась такой же, как и в предыдущие годы. Младшие курсы - в колхозы и совхозы на уборку картофеля. На сей раз я от поездки на сельхозработы освобожден, дел много по оформлению стендов по курсу проекционного черчения. Раздел "Разрезы". Довольно сложная работа. Надо подобрать детали, физически разрезать эти детали и к ним вычертить чертежи в туши. И еще надо помогать в организации музея (хотя заказ на полное оформление отдали в Дом художника). По согласованию с бригадой художников разработали общий план расположения секций, а их несколько. Когда же с этим все было решено, нам пришлось выполнять чертежи стендов, всевозможных конструкций. А потом мне пришлось еще ехать с этими чертежами на комбинат для контроля столярных работ.
     Все помещение будущего музея разделено на три секции и центральную часть. Надо ведь показать всю историю со дня организации института, представить научные и преподавательские кадры, разумеется, партийные, комсомольские, профсоюзные дела, студенческая жизнь, ну и Отечественная война, трудовой фронт.
     По возвращении с сельхозработ приступили к занятиям во второй половине октября. Опять подготовка к празднику. От предыдущих праздников осталось что-то, надо подправить, а что-то сделать заново. После праздника начались занятия в студии. Я забыл упомянуть, что по весне раза три выходили на пленэр, а на лето студийцы обещали дома что-то сделать. У Любы в техникуме тоже начались занятия. Три вечера в неделю по три часа она отсутствовала.
     У Оли в новой школе с учебой вроде бы все ладится. Прибавлен новый предмет - английский. Чувствуется, что тяжеловато ей. Плохо то, что в воспитании дочери у меня с Любой порой появляются разногласия, доходящие до ссор. Надо больше доверять ребенку. А ей иногда хочется что-то сделать на кухне, помочь матери. Скоро ведь 9 лет исполнится, и дети в ее возрасте уже многое умеют. Почему бы самой не постирать фартук, чулки и другие мелочи? Нет, ты не так сделаешь! Так ты покажи! Так и росла неумехой по некоторым жизненным вопросам. Так что были разногласия, да, впрочем, они в каждой семье бывают. Важно, чтобы за душой злобы не было.
     Я прекрасно понимал, что Любе тяжело: работать, вести домашнее хозяйство, да еще учиться, поневоле иногда и сорвется. Как-то при размолвке я предложил бросить учебу. Но жалко, тогда зачем было начинать?
     На праздник 5 декабря всей кафедрой собрались у нас в квартире, обновили наш пол. Мой авторитет в глазах кафедралов вырос, когда они увидели все мной сделанное. Такие встречи, я считаю, сближали коллектив, и мы потом неоднократно у нас собирались.
     Заканчивался 1964 год. Для нашей семьи он был почти хорошим. Встретили Новый год опять же у нас, в кругу друзей.
     Зимняя сессия на нашей кафедре прошла нормально, правда, процент неуспевающих по сравнению с прошлым годом несколько повысился. Очевидно, это объяснимо новым набором: много студентов принято из республик; естественно, общеобразовательная подготовка у них слабее. Каждый год в наш институт принимали 1200 человек, а всего в институте обучалось 5500 человек со всех республик Советского Союза. Существовал и конкурс, особенно на специальности: электроника, вычислительная техника, конструирование и позже, когда образовалась, кафедра экономики. На эту специальность был самый большой конкурс, кажется, до 6 человек на место.
     В институте - грандиозное ЧП: раскрыли сионистскую группу. Руководили ей студенты старших курсов. Что странно, один из руководителей - сын доцента с кафедры истории партии. Добрейшая женщина, причем русская, а муж ее - еврей, старший офицер. Эта группа имела даже свою радиостанцию и вела переговоры с Израилем. Скандал большой. Ректор Паникаровский получил взбучку и слег в больницу с инфарктом. Разговоров было много, и кажется, после этого была дана негласная установка ограничения поступления в институт лиц еврейской национальности. У этой группы была своя программа вплоть до свержения существующего строя (так писали в печати). Судили эту группу. Руководителю дали 7 лет заключения, остальным по 5 и 3 года.
     Позже с одним из них я встречался. Он после отсидки работал на заводе, где выполнялся наш заказ для музея. Так вот, он сказал, что все это было преувеличено. Никакого заговора не было, верно, радиостанция была. Однако шума наделали много. Этому факту придали политическую окраску, кому-то это выгодно было. Из членов обкома ректора вывели. На нашей кафедре по этому вопросу было специально политзанятие.

СТРОИТЕЛЬСТВО

Получили телеграмму из Пертова, умерла тетушка Анюта. На пару дней отпросился а заведующего кафедрой. Повидался со всеми родными, которые тоже приехали на похороны. Тетушка Анюта была самая старшая из четырех сестер, за ней шла тетушка Ганя, затем - тетя Катя и последней - наша мама Ольга. Самый же старший - дядя Паша. Приехали и пришли двоюродные братья, сестры, которых я давно не видел. Вот так встречались только во время таких печальных событий. Как-никак, тетушка помогала по дому, сидела с детьми. Толя ведь работал в совхозе, а Люба работала в школе преподавателем труда.
     В это лето решено строить дом. Ох, как тяжело им: средств для постройки почти никаких нет. Будем строить методом народной стройки. Посоветовались мы с Любой, и на 1000 рублей брат может рассчитывать. Списались с братом Николаем. Он тоже поможет и обещал летом на месяц приехать. Брат Валентин тоже поможет материально и физически. Сестра Мария в это лето из-за болезни приехать не обещала.
     Когда я приезжал на похороны (а это был февраль), о многом поговорили относительно дома. Окончательно решили, на каком варианте остановиться. В те времена достать кирпич сложно и дорого было, поэтому решено лить из шлака. К лету надо заготовить цемент и камень для фундамента. Карьер, где добывался камень, находился в пяти километрах, около села Церлево.
     Много надо сделать. С транспортом обещали помочь в совхозе, а рабочая сила - родственники и соседи. Размер предполагаемого дома в плане 6 х 10 метров внутри. Предполагалось пять стен и три перегородки: кухня, детская, зал, спальня и ванна. Отдельного места для дома не было, поэтому старая хата оставалась внутри коробки.
     Дома у нас все вроде бы идет своим чередом. Люба работает и учится. Все задания по черчению я за нее выполнил, тут у нее задолженности не было. Оля четверть закончила без троек. Но на протяжении года были тройки и даже двойки, наверное, это со всеми бывает. Мы-то думали, растет у нас вундеркинд, а на самом деле самая обыкновенная озорная девчонка.
     В период зимней сессии и до начала весенней у нас на кафедре появляются свободные дни, хотя приходить в институт все равно надо, что мы и делали, являясь 2-3 раза в неделю отметиться. В этот период я кое-что успел сделать по столярке.
     Наверное, то ЧП как-то отразилось на популярности института. Раньше поговаривали о создании совета по защите кандидатских диссертаций. Много ведь выпускников поступало в аспирантуру. Институт был открыт в 1952 году, и тогда в штате числился только один доктор технических наук, а в этом году их было уже несколько. Наш заведующий кафедрой получил доцента за задачник по начертательной геометрии с радиотехническим уклоном.
     Как обычно, второй семестр у нас начинается с объяснения нового задания. Весь же курс технического черчения длится три семестра: первый семестр - начертательная геометрия (зачет и экзамен) и проекционное черчение. По существу проекционное черчение проходят в общеобразовательной школе, а мы повторяем. Второй семестр - составление эскизов и рабочих чертежей, разрезы, сечения. Третий семестр (это уже второй курс) - сборочный чертеж и деталировка. По техническому черчению на всех трех семестрах зачеты с оценкой. Объяснения проводились с помощью диафильмов через проекционный аппарат. Диафильмами в основном занимался я. Подбирал материал, если не было таблиц или плакатов по данной теме, выполнял чертежи, затем в фотолаборатории изготавливались диафильмы. Очень нудная и муторная работа, зато какое облегчение для преподавания, все нужное есть на пленке.
     Объяснение ведет один из преподавателей в затемненном зале. Бывает и такое, что в темноте эти два часа кто-то из студентов и вздремнет. В препараторской студенты получают в обмен на студенческий билет ящичек с деталями или сборочными единицами, причем все детали или узлы непосредственно подобраны из машин или приборов радиотехнических. После занятий все то, что получено в препараторской, т.е. ящичек с деталями, положено вернуть в полной сохранности. При приеме лаборант досконально проверяет содержимое ящичка.
     У нас занятия проходили, вернее, семестр заканчивался вместе с зачетами в мае. В июне подводили итоги, ликвидировали хвосты и выполняли всякие кафедральные дела. Изостудия заканчивала свою деятельность в апреле. В мае, а если погода позволяла, то и в апреле выходили несколько раз на пленэр в рощу. С моей стороны принуждения на пленэр не было, только по желанию самих студийцев. Еще у меня нагрузка - музей. Столярные работы закончились и бригада художников приступила к работе, пока малярной. Эскизы еще не сделаны, когда сделают, надо утвердить, а утверждать будет комиссия.
     Неуспевающие по нашей дисциплине были. Не так уж тяжело техническое черчение по сравнению с другими дисциплинами, поэтому до конца учебного года старались сдать, иначе отразится на стипендии.
     Ольга закончила второй класс и переведена в третий, не помню, с какими оценками. Вроде претензий к родителям не было, на родительский комитет не вызывали. Люба на работе договорилась, путевку в пионерлагерь дали. Со здоровьем что-то у Любы, нервное истощение, хронический бронхит и язва двенадцатиперстной кишки. И когда она все это нахватала? В июне ей дали путевку в санаторий. Две недели отдохнула. В период ее отсутствия я ездил к Оле в Солотчу повидаться, кое-что из гостинцев отвезти. Люба вернулась после отдыха посвежевшей. Ольге решено с ее согласия взять путевку на второй срок. Понравилось ей в лагере. Я же готовлюсь к поездке к брату на стройку. Сообщил он, что все необходимое для фундамента есть. Уже начали копать траншею, скоро должен приехать брат Николай из Казахстана.
     Люба из-за состояния здоровья зачеты и экзамены не сдавала и, видимо, сдавать не будет, так решила. Тяжело ей, тем более с ее пошатнувшимся здоровьем.
     В первых числах июля я приехал в Пертово. Работа по строительству нового дома уже шла полным ходом. Сразу же подключился и я. Кроме меня и брата помогали два троюродных брата и сосед. Рабочих рук хватало, позже подъехал и брат Валентин. Рабочий день у нас длился весь световой день. Конечно, уставали сильно, но и удовольствие получали. Само собой разумеется, когда садились за стол, без выпивки не обходилось. Подобные встречи не так часто бывали, и к тому же приехали не только одни мужики, а и их жены, только я - один.

Короткие минуты отдыха на уже готовом фундаменте будущего дома.

     Июль за работой пролетел незаметно. Братьям Николаю и Вале надо уезжать, отпуск у них заканчивался. Фундамент почти готов. Надо еще выкопать подпол. На будущий год братья опять обещали приехать, а я и в этом году еще недели две мог побыть и поработать. Со здоровьем у меня в то время не совсем хорошо было, радикулит порой так прихватывал, что утром с трудом поднимался. Спасали меня пчелы. Пару или тройку пчелок брат Анатолий посадит на спину, и через час я уже на ногах. Как-то любопытная соседка подсмотрела и спрашивает брата: "Чтой-то твой брат то и дело штаны снимает?" А снимал я штаны тогда, когда сажали пчелу.
     Где-то я вычитал, что хорошо вылечивается радикулит, если начинать сажать пчел с одной и с каждым днем увеличивать, и так по возрастающей доводить до двенадцати, а потом по нисходящей --до одной. До шести я доводил, но после шестого ужаливания что-то неладное началось с головой. На этом и закончился эксперимент, в дальнейшем ограничивался двумя или тремя пчелами. Еще я страдал хроническим простатитом уже не один год. Острые блюда и особенно алкоголь мне противопоказаны, но, к стыду своему, эту диету я соблюдал отнюдь не всегда.
     Как-то мы с братом решили отдохнуть, у соседей попросили велосипеды и поехали на Петское кладбище, где похоронена наша мама, а заодно проведать те места, где когда-то стояли наши дома, три дома Титовых. Когда подъезжали к этим местам, увидели каких-то двух мужиков, один был около реки, а другой - ближе к нам, он и спрашивает: "Вы куда едете?", брат ответил, а тот спрашивает: "А ваша фамилия?", отвечаем - Титовы. "Так мы тоже Титовы!" Весь этот диалог происходил на расстоянии. Побежали друг к другу. Вот это встреча, да это же Иван! Обнялись, расцеловались, а второй мужчина увидел нас, подумал, что мы бьем Ивана и - бегом к нему на выручку. Это оказался старший брат Петр.
     Встреча просто невероятная, как будто сговорились именно в это время встретиться в таком месте. Иван Петрович ведь жил в Минске, Петр Петрович - в Ленинграде, а я - в Рязани. Они-то между собой раньше сговорились и решили побывать в родных краях. Вышли в Чучкове и пёхом (а это километров восемь) до нашего пепелища. Все же мы посчитали, что какая-то сверхъестественная сила помогла нам встретиться. Петра Петровича я не видел лет двенадцать, Ивана - лет восемь. У нас с собой было, закуску тоже взяли с намерением помянуть мать и родных. Но до кладбища так и не доехали. Сели на поляне, где лет этак 35 назад играли в лапту, у Петра и Ивана тоже с собой кое-что было. Посидели славно. Много лет потом вспоминали в письмах об этой встрече.
     Велосипедов только два, а нас четверо, к тому же мы так навеселились, что ехать, пожалуй, уже не смогли бы. Так что пошли пешком, держась за велосипеды. У нас на ночлег они не захотели остановиться, а остановились у моей крестной т. Любы, им она доводилась двоюродной сестрой. Жила она рядом, в том же селе. Ее сыновья Иван и Николай помогали Анатолию в строительстве дома. На следующий день встретились, у Петра был с собой фотоаппарат. На память сфотографировались.
     Числа 20-го августа и я уехал домой. Кое-что дома до работы надо сделать. Люба уже вышла на работу, из пионерлагеря приехала Оля, привезла много впечатлений о лагере. С собой в лагерь брала черепаху, хотя мы и просили ее не делать этого, да где там, если что-то задумала, отговорить сложно. Эта черепаха жила у нас до того года три. Жаль, в лагере пробили ей панцирь.
     На кафедре никаких изменений. Сразу же началась подготовка к отъезду на сельхозработы. Все, как и в прошлые годы. Я уже знал, что со студентами поеду на сей раз в Сараевский район, самый дальний в области. Около месяца пробыл я в колхозе. То ли я там простудился, то ли тяжелые корзины с картофелем подносил, но опять прихватил радикулит, да так, что с трудом мог подняться. Пролежал дня три, потом врач сказал, что надо кардинально лечиться. Самолетом У-2 прилетел в Рязань. На замену послали кого-то из института. Какое-то время я пробыл на больничном, ходил на процедуры в поликлинику.
     Дома все без изменений, Люба работает, Оля уже в третьем классе. Время бежит. Раньше, до школы я учил Олю каким-то словам и предложениям на немецком языке, теперь же она учит английский и что-то уже знает и разговаривает. Учат-то их со второго класса.
     В институте опять суматоха, подготовка к празднику. Хорошо хоть, не пишем лозунги, для этого появилась штатная единица - художник, а вот панно и еще многое, даже портреты - на нашей совести.
     Хотя я полностью не отработал в колхозе, в расписании у меня только одна пара у вечерников и один день, свободный от занятий, а в другие дни бывает по три пары. По существу занятия в институте идут в три смены: младшие курсы в первую смену, старшие - во вторую и вечерники - в третью, до 23 ч. 30 мин.
     Начались занятия и в изокружке. В этот раз желающих заниматься стало больше. Отрадно то, что новички - не совсем безграмотные, раньше посещали детские изостудии. В феврале будущего года у нас должна состояться очередная выставка художников-любителей института.
     В будущем музее работа тоже шла полным ходом. Подготавливался архивный материал, студенческий совет готовил по своей теме, совет ветеранов - по своей, научный совет - тоже по своей. Особенно много работы досталось фотолаборатории. Намечено на будущий год музей открыть.
     Приближался конец 1965 года. В фойе актового зала поставили огромную елку. Студенческий клуб подготовил новогоднюю программу, а для детей сотрудников института - встречу.
     За добросовестное отношение к своим служебным обязанностям и активное участие в общественной работе мне объявлена благодарность. А в мае объявлена еще благодарность уже как ветерану войны.
     Проводили старый и встретили новый год дома, были у нас друзья - Голубицкие, с этими друзьями мы знакомы много лет. Максим Моисеевич работал в облвоенкомате, заведовал финансами, а Эсфирь Соломоновна заведовала терапевтическим отделением в поликлинике. Во время моих недомоганий она много раз помогала. Милейшая женщина. С Максимом Моисеевичем нас еще роднили шахматы. При любой встрече без нескольких партий не обходилось. Большую услугу они нам оказали. Приобрести в то время холодильник было очень сложно, так вот, ему в военкомате дали талон на приобретение холодильника, этот талон он отдал нам.
     После зимней сессии началась подготовка к выставке художников-любителей. На сей раз на выставку представлено гораздо больше живописных работ. Объясняется это тем, что теперь уже четверо с кафедры готовились к выставке, и у каждого за это время набралось до двадцати работ. Кроме живописи, принимали и работы прикладников. Что удивительно, количество участников выросло значительно. У некоторых я спрашивал, почему в предыдущей выставке они не принимали участие. Оказывается, стеснялись. В книге отзывов очень тепло отзывались о выставке и впредь просили продолжать это прекрасное дело. Появилось и много желающих приобрести картины с выставки.
     Я ранее упоминал, что после училища больше десяти лет не брал в руки этюдник, или почти не брал, но не потому, что не было времени, а вообще не было желания. Еще будучи на третьем курсе училища понял, что шедевры из-под моей кисти не выйдут. На нашем курсе обучались несколько талантливых не только моих сверстников, но и лет на двенадцать моложе меня. Когда же я поступал в училище, то считал, что я многое уже умею. Нравились работы сокурсников по живописи, скорее всего, я сочетание цветов видел не под тем углом. Впрочем, талант есть талант и он, как говорят, от Бога. Оставалось только позавидовать тем, кто им обладает.
     А вот теперь появилось желание сесть за этюдник, и даже не потому, что появились желающие приобрести мои работы, и не потому, что нужно готовить материал для будущих выставок, нет, просто у меня возникла потребность, и когда какое-то время не занимаюсь живописью, то создается впечатление, что чего-то не хватает. И еще как-то теперь смотреть на природу стал по другому, выискивать места, которые "просятся на холст", запоминать эти места.
     Почти каждый год я ездил в санатории либо с Любой - в дома отдыха, при этом обязательно с собой брал этюдник и за время отдыха, т.е. за 2-3 недели удавалось написать 10-15 этюдов. Обычно этюд писал за один сеанс, за 2-3 часа. Бывало и так, что уходил на этюды без завтрака, чтобы сэкономить время, тут выручала меня Люба. Она знала, где я буду, и приносила что-то покушать. А вот когда был в санатории, тут посложнее было, поскольку лечебные процедуры надо было проходить в определенное время. По возможности просил медсестер, чтобы или первая, или вторая половина дня была свободной от процедур. По приезде в дом отдыха или в санаторий день или два посвящаешь осмотру местности и решаешь, где и в какую половину дня лучше быть. Проще было, когда дни не солнечные, пасмурные. За пределы дома отдыха или санатория уходил до двух километров, иногда забирался в такие глухие места, что, случись что со здоровьем, не скоро найдут. Конечно, очень хорошо было, когда отдыхали вместе с Любой. Я пишу, а Люба с книгой - рядом.

ДОМА И НА РАБОТЕ

Дома у нас все вроде бы шло своим чередом. В школе у дочки никаких проблем. Родителей не вызывают на собеседование, стало быть, слава Богу, все в норме. Оценки успеваемости есть по всем предметам, в отстающих не числится, в передовых - тоже. Правда, вот дома не все благополучно. То ли наша Оля характер вырабатывает, то ли наш родительский опыт дает сбой. Подход педагогический у меня с Любой к дочери разный. Что-то Оля хочет сделать сама по хозяйству, но мать не позволяет: может не так сделать, больше того, может испортить, в результате так и росла дочь белоручкой. На этой почве у нас с Любой доходило до ссор, причем в присутствии дочери, а она делала свои выводы. Эти домашние размолвки в какой-то степени выводили и меня из равновесия.

Счастливое семейство.

     По работе в институте все шло нормально. Работа меня устраивала, единственное, что угнетало, так это бесполезная или почти бесполезная общественная работа. Всеми правдами и неправдами от нее старались избавиться. Мне еще прибавили нагрузку - кураторство. Обычно с нашей кафедры назначали кураторами первых и вторых курсов, точнее, на три семестра, пока шли наши дисциплины, а позже эти группы переходили к другим преподавателям.
     Мне и Михайлову ректор поручил сделать эскиз шрифта для вывески "Радиотехнический институт". Буквы должны быть объемными из бронзы. Много времени заняло крепление этих букв на фасаде. Буквально все надо рассчитать до миллиметра, причем сначала на бумаге.
     Как-то на досуге ассистент Мильков предложил купить у него минский мотоцикл. Мотоцикл в деревне у брата просто необходим, и хотя с финансами у нас было туговато, договорились на рассрочку. Прав на вождение у меня не было, пришлось сначала устроиться на двухмесячные курсы. Практику сдал, а вот на теории вредный экзаменатор меня посадил. Позже пришлось сдавать повторно. Как же я был удивлен, а еще больше был удивлен этот вредный экзаменатор, когда нос к носу встретились на зачете в нашем институте. Надо же, он учился на вечернем факультете в моей группе. Зачет я ему поставил. При расставании он просил извинить его, в чем-то он оказался неправ.

Начинающий мотогонщик.

     Весенняя сессия прошла без ЧП. Экзаменов по нашей дисциплине не было, только зачеты, но с оценкой. По существу, в начале июня я должен быть свободен, но общественных дел было невпроворот. Люба, как и я, идет в отпуск с 1 июля. У нее отпуск - месяц. Могла бы она поехать отдохнуть в дом отдыха, но решено, что она тоже поедет в Пертово. Оля тоже едет с нами. Их я отправил поездом, а сам рискнул на мотоцикле в такой дальний путь. У брата Анатолия подготовка к стройке шла уже полным ходом, заготовлен цемент, шлак, опалубка, стропила, крышу уже сделали на земле.
     В Чучкове на станции Любу и Олю встретил Толя и на попутной машине привез домой, а я тронулся на мотоцикле, а это примерно 170 километров. Не доезжая километров 50 - бабах! Случилось непоправимое: лопнул обод переднего колеса. Кое-как замотал изоляционной лентой, снизил давление в камере до минимума и дополз на малой скорости.
     Первоначально думали сначала делать блоки и из блоков затем выкладывать стены, а позже передумали и решили слоями лить дом целиком. Опалубка высотой 40 см. По периметру заливали первый слой, через 2-3 дня опалубку поднимали, заливали следующий слой, и так восемь слоев. Весь процесс шел так называемым методом народной стройки, т.е. приглашались все, кто хотел, конечно, из близких, знакомых людей. Рассчитывалось поле деятельности этак человек на 15-20. Работа-то трудоемкая. Надо залить примерно 20 с лишним кубометров раствора. Бетономешалки не было, замесы делали вручную в двух емкостях-корытах. Шлак из подмосковного угля привозили со спиртзавода. Шлак тщательно просеивали. Самое главное, чтобы в раствор не попадал колчедан. У него противное свойство со временем разлагаться, увеличиваясь в объеме в несколько раз, и тогда строение может развалиться.
     Готовый раствор в ведрах разносили и утрамбовывали по всему периметру. Сложность еще заключалась в том, что дом строился не на свободном месте, а вокруг старой хаты. После заливки первого слоя, а этот процесс длился примерно 4-5 часов, все садились за стол и завершали этот акт пиршеством. Ели и пили много, труд-то тяжелый, так что все успевали основательно проголодаться. Постепенно отходили, размякали, разговор за столом становился громче, а потом, глядишь, и запели. Кушанье готовили Люба и Любина сестра (жена Анатолия - тоже Люба) и другие родственники. Самогонку гнали у соседей, сдабривали эту самогонку растворимым кофе, и напиток получался, можно сказать, фирменный. Расходились поздно.
     Обычно заливка происходила во второй половине дня. Через пару дней мы разбирали и поднимали опалубку и все повторялось. Люди уже знали, когда приходить. Денег за свой труд никто не брал, об этом и речи не было, зато еды и выпивки было в изобилии, причем наши женщины готовили обед изобретательно, со вкусом, из нескольких блюд. Вот так недели через три стены были готовы, от старой хаты виднелась только крыша. В старой хате теперь было темно, потому что проемы окон не совпадали. Зимовать семейству Анатолия придется еще в старом доме. Свою Любу я отправил домой, отпуск ее подходил к концу, а Оля осталась со мной.

Вот они, новые хоромы. А внутри - старая избушка.

     Осилить всю стройку сразу не под силу ни физически, ни финансово, поэтому стали отделывать ту часть дома, где предполагалось быть кухне и детской, чтобы на будущий год жить там, а старую хату постепенно вытащить из внутренностей нового дома, а труд это тяжелый и опасный. При разборке хаты брата Анатолия чуть не раздавило бревном. Каждое лето приезжали помогать строить братья Николай и Валя. Приезжали из Днепропетровска и из Омска сестры Любы и их мужья.
     В 1967 году зимовали в одной половине нового дома, а в 1969 году окончательно отделали весь дом. Получилось совсем неплохо. Сначала думали сделать лестницу на будущую мансарду из кухни, позже решили лестницу сделать в прихожей, а под лестницей - ванну с туалетом. Дом получился из 5 комнат: кухни, детской, зала, спальни, ванной и прихожей, даже унитаз Николай привез (верно, так этот унитаз до сих пор и лежит на чердаке). Ванна с водонагревателем действует, а мансарда так и осталась только в плане. Полы я сделал, как и у себя в доме: вырезал трафарет и с Анатолием отшлепали, получилось как ковер. Каждый год брат лакировал пол, чтобы сохранить рисунок.
     В 1969 году сделали новоселье. Приехали родственники отовсюду и с нашей стороны, и с Любиной. Была сделана и летняя кухня. Мотоцикл, на котором я приехал, сослужил большую службу: на нем ездили за грибами. А грибов в 1969 году уродилось много. Иногда даже дважды в день ездили в лес. Как-то поехали с Любой (женой Толи, впредь мы ее называли Люба №2) и напали на удачное место с обилием белых грибов, а до этого уже почти вся тара была заполнена белыми же грибами. Что делать? Пришлось выбросить все лишнее и заполнить все белыми грибами, и все равно много грибов оставалось. Выход нашли. Люба сняла юбку и ее наполнили. Но ведь такое количество грибов надо переработать. Помогла жаркая летняя погода. В общей сложности в этот год насушили белых грибов около 20 килограммов (это в пересчете на свежие грибы около 4 центнеров!).

Новоселье в Пертове. Слева направо: Любовь Парфентьевна (хозяйка), Николай (брат), тетя Маша, тетя Дуня (крестная), Анатолий Васильевич (хозяин), Таня (хозяйская дочь), Герасим Николаевич (муж тети Маши).

     В год новоселья отдохнули мы хорошо. Двоюродный брат Михаил хорошо играл на баяне и при этом пел. В это время Анатолий работал директором клуба. Так вот, он привез из клуба баян, а позже, когда гости разъехались, привез и бильярд. Отдых наш в некоторой степени омрачался только чрезмерным увлечением братьев Николая и Михаила водкой. Мне приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы как-то отвлечь их от выпивки. Доходило и до обид: они прятали бутылки, а я находил.
     В августе все разъезжались. До конца отпуска что-то и дома ведь нужно сделать, подготовиться к работе, точнее, к выезду со студентами на сельхозработы. К концу 1966 года, как и предполагалось, в институте произошло большое событие - открытие музея. Наша кафедра в это вложила много труда, хотя на самом-то деле вкалывали только четверо художников, если нас так можно назвать. По этому случаю нам от ректората объявлена благодарность, а в 1967 году за достигнутые успехи в учебно-воспитательной, научной и другой работе я занесен на доску почета.
     В этом году осенью в колхоз я не поехал, а поехал на 4-месячные курсы ФПК в авиационный институт в Москву. С нашей кафедры мы были двое. Вот тут мне пришлось туговато. С чертежами проблем не было, тут я справлялся, но к чертежам нужны математические выкладки. В математике я слабоват, а если откровенно, то вообще не мог. Как же быть? Если не получу корочки, придется ведь из института уходить. Выручили меня две дамы-сокурсницы из других институтов, за меня сделали математику, а я нарисовал их портреты.
     Когда сдавал зачет (принимала женщина-доцент), похвалила меня, как аккуратно выполнены чертежи и грамотно проведены математические выкладки. Не знаю, на что я надеялся, но выложил начистоту, что чертежи-то я сам сделал, а математику помогли, да и то я слукавил: не помогли, а полностью за меня сделали. Странно. Зачет все-таки поставили.
     Лекции на нашем курсе по начертательной геометрии читал старенький профессор Н.Ф.Четверухин, ученый-геометр с дореволюционным стажем. Тема была - четырехмерное пространство. Одна из слушательниц спрашивает: "Николай Федорович, я никак не попаду в четырехмерное пространство". -
     Милая, это не каждому удается!
     Хотя и трудновато быть в качестве студента, но эти четыре месяца я провел с удовольствием.
     Во втором семестре я приступил к работе с "повышенными" знаниями. Чертежи, выполнявшиеся в МАИ, несколько отличались от наших. Много чертежей с применением лекальных кривых.
     В прошлом году в Рязани был организован областной клуб художников-любителей, а в этом году и мы стали его членами. В клубе насчитывалось примерно около 60 человек, причем не только рязанцев, но и из районов. Было выделено помещение, где в определенный день недели собирались, показывали свои работы, обсуждали, даже давали советы, готовились к выставкам областным, республиканским и всесоюзным. Вскоре приехал представитель из Москвы и отобрал работы на всесоюзный смотр творчества трудящихся. Прошли две мои работы: натюрморт с собакой "На охоту" и пейзаж, а всего от клуба было много работ. Точно не помню, кажется, в конце года в московском Манеже состоялся этот смотр. Все, кто принимал участие, ездили на эту выставку. Нашему клубу было отведено отдельное место и мы выступали уже как клуб. С этого времени наш клуб стал известен, награжден был призом, несколько человек стали лауреатами, в том числе и я за натюрморт "На охоту".
     Позже часть этой выставки путешествовала по городам Союза. И вдруг однажды получаю письмо из Харькова. Одна дама видела мой натюрморт, он ей понравился, и спросила, не мог бы я ей его продать. Я был удивлен, а еще больше Люба, как же, мол, это она узнала мой адрес, а может, я с ней раньше был знаком?? Скорее всего, у жены я лишился доверия. А оказалось, что эта дама узнала мой адрес через Дом народного творчества, позже, когда выставка вернулась в Москву, по доверенности брат Валентин получил этот натюрморт, а из Харькова за ним приехала дама. Вот так я продал свою значительную работу.
     Закончился очередной учебный год. Встретили праздник 1 Мая, затем день печати и большой праздник нашего студенчества 7 мая - День радио. В этот день по традиции встречаются выпускники прежних лет. Народу приезжает много, после торжественной части все расходятся по группам по всему парку, разумеется, запасшись продуктами и выпивкой, без этого не обходится.
     Институт образован в 1952 году, так что приезжают и выпускники с 10-летним стажем, компаний много. После этих наших институтских встреч дворникам парка работы прибавляется очень много. Ну а затем - 9 мая - День победы. Опять торжественная часть в актовом зале, фотографирование участников войны на лестнице перед главным входом. Все бывшие офицеры - в парадной форме, при орденах и медалях, а моряки, в основном капитаны 1 и 2 рангов - с кортиками. Удивительно, как много оказалось в нашем институте бывших моряков. Впрочем, удивляться нечему. Дело в том, что по улице Гагарина, прямо напротив института было построено несколько пятиэтажных домов - хрущевок для увольняемых в запас моряков. В период так называемого сокращения вооруженных сил при Хрущеве эти капитаны всех рангов, очевидно, помимо своей воли оказались "на гражданке". Люди еще не старые, поэтому и оказались в институте на должностях преподавателей, заведующих лабораториями, в отделе кадров, на военной кафедре. Даже ректор Паникаровский - бывший капитан первого ранга.
     В институте работающих было человек около 700, среди них участников войны более 80 человек. На нашей, самой маленькой кафедре (11 человек) 7 человек - участники войны: каперанг, кавторанг, полковник, майор и трое рядовых, да еще заведующий лабораторией НГЧ - кавторанг.

УРОЛОГИЯ, ЧТОБ ЕЕ…

На семейном совете решили и для себя приобрести мотоцикл "Ява". В то время модно было иметь мото, и не только как предмет развлечения, но и как необходимость. Денег своих не хватало, поэтому пришлось занять. Когда закончили с зачетами, я отпросился у завкафедрой на несколько дней и махнул в Москву приобретать технику. Пришлось постоять дней пять в очереди. Из Москвы не рискнул ехать своим ходом, к тому же хлопотно заправлять маслом и горючим и заряжать аккумулятор. Отправил по железной дороге. Еще проблема: гаража-то нет. Договорился временно поставить к Анисимову, у него был мотороллер.
     Теперь стало удобно ездить в Солотчу к Оле в пионерлагерь, а ездили каждую неделю. Люба на работе приобрела путевки на две смены. Оля закончила пятый класс с хорошими оценками. В пионерлагерь ездила с охотой. На кафедре еще раньше был разговор насчет того, чтобы коллективно съездить в Суздаль на экскурсию. К началу отпусков желающих оказалось только двое, вернее, две пары, Соколовы и мы. Так что в начале июля мы двинули в поход своим транспортом: Соколовы на мотороллере, мы на мотоцикле. Конечно, с собой взяли палатки. Тогда на Владимир прямой дороги не было еще, поэтому поехали в сторону Москвы до Степанщино, т.е. до третьей кольцевой дороги. Что интересно, на карте эта дорога показана как грунтовая, на самом же деле это стратегическая бетонка, на стыках толчки очень чувствовались. Выехали на владимирский тракт и к вечеру решили заночевать недалеко от Владимира. Поставили палатки, а утром двинули в Суздаль. Посмотрели все культовые строения. Пообедали в монастырской трапезной, выпили фирменной медовухи. От нее я захмелел, а ведь через пару часов надо за руль. Поразительно, но через какое-то сравнительно малое время хмеля - как не бывало. Побывали мы и в церкви, которая сооружена без единого гвоздя. Ночевали в лесу, в стороне от дороги. На следующий день к обеду были уже дома.
     Через неделю я поехал один в Пертово помогать достраивать дом. Вообще-то достроено почти все, в основном шла уже отделочная работа, а в первой половине, т.е. в кухне и детской, с зимы уже жили. Я в основном работал в качестве маляра.
     Ранее я не упоминал о своей болезни. Уже на протяжении нескольких лет болезнь моя (это хронический простатит) то обострялась, то утихала. Острая пища и особенно алкоголь мне противопоказаны. К сожалению, режим я не соблюдал и изредка спиртное употреблял, да и как устоять при встрече. Ко всему прочему у меня еще и обнаружили сужение уретры. На этот раз недомогание я почувствовал особенно остро и в половине августа поехал домой. Как я позже узнал, при моей болезни верхом ездить нельзя. Когда приехал домой, сразу же обратился к врачу. Назначили лечение и порекомендовали лечь в больницу.
     На работу я явился с больничным листом, чем сильно огорчил того, кто теперь оказался должен ехать на сельхозработы вместо меня. Болезнь моя прогрессировала, и знакомый врач Эсфирь Соломоновна порекомендовала поехать в Боткинскую больницу. Помогла оформить направление от облздрава. В конце ноября прибыл в Боткинскую. Мест не было, положили в коридоре. Через день или два назначили цистоскопию, а я раньше знал, что это такое. Много раз бужировали. Были моменты, моча почти не шла, вот этими бужами разного диаметра и расширяли в канале отверстие. Помню, вернешься из клиники после этих процедур, пойдешь пописать, а моча не идет, потужишься, и из уретры выскочит сгусток крови в виде червячка, и пошла моча капельками.
     Смотрели меня несколько человек во главе с завотделением. Сначала не получалось пройти в мочевой пузырь, взялся другой врач, наконец, получилось, проткнули, именно проткнули прибор с лампочкой и по очереди посмотрели. Понять не могу, знали же, что процедура эта очень болезненна, почему не делали обезболивающих уколов? Ох, как же тяжело переносить эти экзекуции!
     Посовещались врачи и вынесли вердикт: "Ну что ж, как мы и предполагали, у Вас то-то и то-то, назначим лечение, и поезжайте". Вот это номер! Я-то надеялся, что здесь полечат меня, ведь эта больница с мировым именем
     - Как же так, столько труда я потратил, чтобы попасть к вам с надеждой, что вы меня вылечите, а вы - выгоняете!
     Смилостивились. На следующий день перевели в палату. Когда же узнали, что я художник и кое-что сделал, отношение изменилось. В ночные часы не спалось, нарисовал два или три портрета сестер. Рисовал графики, словом, работы хватало. О выписке и разговора нет. А время подходило уже к концу года. Наконец, оформил новогоднюю стенгазету. Уже сам попросил, чтобы меня выписали к Новому году. В период болезни меня посещали родные.
     Надежды мои не оправдались в смысле полного выздоровления. По возвращении домой, естественно, пошел в клинику, уролог с ехидцей спросил: "Ну что, съездил в столицу за здоровьем?"
     Меня обескураживало одно: не было единого мнения о моей болезни. Когда я лежал в областной урологии, лечащий врач советовал оперироваться, пока еще почки не поражены. Второй раз лежал тоже в урологии, лечащий врач, главный уролог области Ясинский утверждал, что не надо делать операцию. Лежал я в отдельной палате, а привилегия мне была из-за того, что я делал рисунки для докторской диссертации Ясинскому, короче, он меня эксплуатировал. Порой мне от болей - не до рисунков, тогда он дает указание медсестре сделать обезболивающий укол "белые ночи", так его называли. После этого укола я блаженствую, короче, накачивали меня наркотиками, позже я и сам просил эти "белые ночи".
     Рисунков я ему сделал много, не помню, защитился ли он. Позже ко мне подселили, да пожалуй, не так, точнее, меня оставили в палате. Приходит сам зав. больницей с больным и спрашивает его: "Этого больного убрать?" Вот скотина, его не волнует, что я слышу, речь-то обо мне. Больной отвечает: "Пусть остается, одному-то скучно". Я понял: привели какую-то шишку. Познакомились, Карпов, личный секретарь первого секретаря обкома Ларионова. Как человек этот Карпов мне не понравился. Высокомерен, прямо таки бог, а из-за одного поступка я его возненавидел.
     Приходило к нему много гостей и приносили всякую снедь. Как-то зашла в нашу палату уборщица и неловким движением смахнула с тумбочки банку стеклянную с чем-то, банка разбилась, так он на эту женщину стал кричать, оскорблять, и даже матом. Бедная выбежала со слезами. Ну и ну, столько всяких деликатесов на тумбочке и в тумбочке, и за одну разбитую банку - такой скандал.
     Все же икорку черную я отведал. Не пожадничал, предложил. Особенно со мной не откровенничал, но оказалось, что его дочь работала в институте на кафедре иностранных языков. Дней десять мы сосуществовали, позже его перевели в другое отделение. Вскоре я тоже выписался "в удовлетворительном состоянии", как написано в заключении. Но по состоянию своего здоровья я чувствовал, что болезнь моя прогрессирует. Итак, в общей сложности в больнице я пролежал, не считая Москвы, месяца два.
     На работу вышел во втором семестре 1969 года. Для кафедры больные - это своего рода дополнительная нагрузка. По плану нагрузка на каждого преподавателя - 780 часов, а на самом деле доходила до девятисот. Конечно, преподаватели с удовольствием заменяли бы отсутствующего, если бы за переработанные часы платили, но… ставка оставалась неизменной. Возможно, я уже писал, что взялся за столь поздний дневник по настоянию дочери и брата, естественно, все перипетии в жизни помню, а вот даты путаю, некоторые моменты вспоминаю позже, а что-то повторяю.
     Не помню, каким-то образом два или три года работал по совместительству преподавателем по черчению в техническом училище. Причина та же - дополнительный заработок. Но такая перегрузка тяжела, и я это чувствовал. Для техучилища моих знаний достаточно, но все же специфика требовала для проведения занятия дополнительной подготовки, составления конспекта, и к концу учебного года я уставал сильно.
     Во время моей болезни на кафедре появился новый ассистент. Смилостивились и дополнительно добавили штатную единицу. В мое отсутствие изокружок не работал, хотя могли бы замену найти. Для меня еще одна неприятная новость: последний год нашей с Анисимовым работы по науке не оплатили, так что на этом наша научная деятельность закончилась. Приближались весенние праздники, подготовка к демонстрации 1 мая. Работы прибавилось, в мае ведь праздник за праздником.

КУРАТОРСТВО, И Т.П.

По окончании весенней сессии заканчивалось и мое кураторство. Группа переходит к другому куратору, а мне дадут новую. А может, смилостивятся и не дадут…
     В институте ЧП, случилось несчастье, студент выпал из окна четвертого этажа и разбился насмерть. Надо же такому случиться! Скорее всего обмывали получение диплома. Как позже выяснилось, очевидно, он потерял равновесие. Студента этого я знал, он был в моей группе, т.е. я у них вел занятия. Студент этот был заметен тем, что он инвалид. У него не было ноги, и ходил он на протезе. Как его угораздило сесть на окно, и упал-то он без протеза. Проучиться пять лет, закончить, и - такой финал.
     По окончании весенней сессии перед уходом в отпуска обычно "расстаются" за чашкой чая, а мужчины непрочь и по рюмочке, так уж принято, расстаемся-то на два месяца, у каждого свои дела, кто-то на дачу, кто-то в поездку. Люба с Олей едут в Пертово поездом, а я - на мотоцикле. Предстоит грандиозное событие - новоселье. Приедет много народа, родственники со стороны Любы и с нашей стороны. По фотографии я подсчитал, около тридцати человек.
      Примерно через неделю гости стали разъезжаться, мы выехали в конце июля. Любе пришлось потрудиться. Хорошо то, что была летняя кухня и там готовили пищу, да и мне пришлось мясорубку покрутить.
     В начале августа заехал к нам друг Василий Стогний. Он работал на спиртзаводе в Сасовском районе техноруком и в Рязань приезжал в командировку. Привез бутыль спирта. Договорились, чтобы я приехал в ближайшее время, разумеется, не только погостить, но и взять гостинчик. На обратном пути Василий нагрузил меня горючим и головкой сыра. Сыр до дома довез, а емкость из-за тряски в пути треснула и все вылилось, литров 20. Эти две поездки на мотоцикле, в общей сложности километров семьсот, вскоре отразились на моем здоровье.
     Отпуск мой подходит к концу. Люба работает, Оля свои каникулы догуливает самостоятельно. С начала сентября, пока идут организационные приготовления к отъезду студентов на сельхозработы, на первом и втором курсах читаются лекции по общественным наукам. У нас на кафедре тоже подготовка к заданиям по проекционному черчению, деталированию и по сборочным чертежам, составление конспектов, и т.п. Все же меня сделали куратором. С прошлого года в нашем институте открыли новую специальность - экономист. Надо сказать, на эту специальность оказался самый высокий конкурс. Три группы набрали, примерно 75 человек. Что интересно, группа состоит из 3 мальчишек и 22 девочек. Вот к одной такой группе меня и прикрепили, а лучший способ знакомства с группой - это поездка на сельхозработы.
     Выехали в Шиловский район числа 10 сентября. На сей раз жить нас устроили в сельском клубе. Девушки на сцене за занавеской, ребята - в зале, там же сделали два закутка для меня и второго куратора - женщины. Хотя и жили под одной крышей, вольностей никаких не было, к тому же вновь поступившие и сами-то как следует не познакомились, ну и для большей гарантии - мы рядом. Пищу готовили сами же. Для этого по желанию выделили трех человек, знающих хоть что-то из кулинарии. Меню разнообразием не изобиловало, зато много, от пуза. Питались мы тоже из одного котла.
     На поле работало два комбайна, на каждом по 4 человека, остальные подбирали картофель, я тоже наравне со всеми работал, хотя мог этого и не делать. С группой я подружился. Четверо ребят, покладистые, серьезные. А иногда ведь попадают такие, которые мутят всех, а это в мою бытность тоже бывало, о девочках не говорю. Стычек с деревенскими ребятами не было, на досуге общались и с ними.
     По окончании работ от правления колхоза получили благодарность. Наравне с нами работали и колхозники, точнее, колхозницы. Вместе с трудоднями они имели право по окончании работы наполнить свою корзинку картофелем, ну, а студенты работали за питание и за благодарность. Ранее я упоминал, что нам, преподавателям платили, но не всегда, зависело это от руководителя и от денежных ресурсов, да и потом, видели ведь, что я тоже работал. В город вернулись в конце октября.
     Дома у нас вроде все нормально. Оля учится в седьмом классе, Люба работает и еще занимается профсоюзным делом. Плохо то, что работа у нее уж очень вредная, дышит ртутными парами, а они к началу отпуска по концентрации превышают норму в 20 раз.
     На работе сразу же подключился к подготовке оформления демонстрации к празднику Октября, к занятиям тоже надо готовиться, а они ведь уже начались. Расписание составлено, у меня вечерников только одна группа и на неделе один свободный день. Еще необходимо возродить работу изокружка. Согласовал с заведующим кафедрой, в какой вечер недели должен быть свободен зал. К выставке тоже надо готовиться, но это уже в начале следующего года.
     В прикрепленной группе в основном жители Рязани, и человек шесть проживают в общежитии. Еще раньше некоторые студенты жили даже на частных квартирах, а ведь у каждого мне, куратору надо побывать. Но теперь в этом нет необходимости, все устроены. В общежитии раз или два в месяц надо быть, даже кураторы дежурят. Так уж положено. Все же за свою группу беспокоился, узнавал об их успеваемости, просил не стесняясь обращаться за помощью, если возникнут затруднения по какой-нибудь дисциплине, а они возникали, особенно по начертательной геометрии.
     Новый, 1970 год встретили дома, купили большую разборную искусственную елку, украсили ее, а Люба с работы принесла гирлянду (кто-то у них делал гирлянды), получилось красиво. Оля приглашала своих подружек к себе. В институте для детей тоже организовывали встречи. Вдруг меня вызвали в студенческий клуб (была такая организация) и предложили составить список участников изокружка для поездки на экскурсию в Ленинград, в виде поощрения. Список я составил, человек 15, а поехало больше двадцати, даже бухгалтер из клуба ездила. За неделю пребывания дважды побывали в Эрмитаже, в Русском музее и в других музеях. Жили в общежитии какого-то института, заранее была договоренность. От поездки студенты были в восторге. Сопровождал нас кто-то из комитета комсомола. Сохранилась и фотография, которая позже появилась в экспозиции институтского музея, где отразили деятельность изокружка и выставок. Что отрадно, так это что на эти мероприятия нашлись деньги, расход-то немалый. По теперешним временам вряд ли подобное мероприятие было осуществимо.

Дядька Черномор и тридцать три богатыря с богатырками (со студентами прикрепленной группы - на демонстрацию).

     В феврале сделали очередную выставку художников-любителей института. Появились новые участники, причем прикладники. Специально выделили человека, который в фойе актового зала дежурил во время выставки. Я все больше упоминаю о культурных мероприятиях, как будто это не технический вуз, но это действительно так, интересы у людей самые разнообразные.
     Учеба идет своим чередом, ведь каждый год институт выпускает более тысячи высококвалифицированных специалистов. Все больше появляется остепененных ученых мужей. В институт время от времени приезжают лекторы-международники, читают лекции для сотрудников. Помню одно сообщение, для нас это была неожиданная новость, якобы евреи, на которых у нас была большая надежда при организации государства Израиль, в основном через польское посольство вернули все награды, полученные во время Отечественной войны, показав этим, что они свою жизнь будут строить сами, а не по подсказке.
     В апреле 1970 года приказом ректора я переведен на должность старшего преподавателя. Кто-то за меня радовался, а кто-то обозлился, потому что некоторые ассистенты раньше меня поступили работать, и знания у них не хуже моих, так почему же они остались в стороне? Я чувствовал себя не совсем удобно перед этими товарищами, хотя завкафедрой на заседании кафедры объяснил еще до приказа, на кого и за что он подал докладную.
     А 1 июня объявлена еще одна благодарность и вручена почетная грамота за успешную учебно-воспитательную работу со студентами, участие в общественной жизни института и в связи с 50-летием со дня рождения. По этому случаю дома отпраздновали, съездив накануне в Москву за продуктами. Встречи и застолье делали дважды: сначала кафедра, а потом родные и знакомые.
     Да, забыл: еще одна благодарность объявлена была в январе за активное участие в смотре и внедрении технической эстетики в лаборатории. Вон оно как, даже техническую эстетику внедрял. Так что год оказался в сплошных благодарностях.
     Закончился учебный год. Положительных эмоций у меня много, казалось бы, радуйся, если бы не одно "но"… болезнь моя прогрессировала, не исключено, что по той причине, что во время всех этих торжеств я допустил непозволительное излишество относительно горячительных напитков. Нужно радикальное лечение. Благодаря все той же Эсфири Соломоновне я получил путевку в железноводский пансионат, причем с больничным листом, это для меня очень важно. Мало того, что почти месяц будут лечить, но и после тоже.
     Люба с июля идет в отпуск, Оля закончила седьмой класс и получила аттестат с хорошими оценками. Они поехали в Пертово, а я - в Железноводск, дома же у нас оставался еще кот. Как-то в разговоре парень с девушкой из моей прикрепленной группы (дружили они, позже поженились) согласились месяц пожить в нашей квартире (скорее всего это и послужило их сближению), они оба жили в общежитии. На их попечение и оставили кота.
     Только прибыл в железноводскую клинику, сразу же назначили лечение грязью, здоровущим шприцом закачивали грязь в задний проход. Большого труда стоило все это удержать в себе в течение получаса, затем выстреливал все это и на второй этап ложился в грязевую ванну, точнее, в мешок, снаружи оставалась только голова. Таких процедур прошел 12 или 14. В этом и заключалось все лечение. В основном лечили меня по поводу хронического простатита. Вроде бы полегчало, так мне казалось.
     Люба с Олей вернулись из Пертова, жильцы наши уехали по домам, мы поблагодарили их. Кот здоров. По договоренности на улицу они его не выпускали. В скором времени в поликлинике мне закрыли больничный лист, отнес его в бухгалтерию. Можно было отпуск продлить, что я и сделал, почти до конца сентября продлили. О поездке со студентами на сельхозработы речи быть уже не могло. Дома занимался своими делами, а их накопилось порядочно. Уже прошло лет пять с последнего косметического ремонта квартиры. Заново нужна побелка потолков и оклейка обоями. Поехал в Москву за обоями, опять не один день стоял в очереди. Не так просто было их приобрести. Обои-то есть в продаже, а за нужными, т.е. красивыми надо постоять. То, что привез, Любе понравилось, а это существенно. Дней за 10 все было готово, квартира блестела. В заключение снова покрыл лаком весь пол, чтобы рисунок сохранился. Пока студенты картошку копают, преподаватель лакирует имидж института.

     Еще одно важное дело надо сделать, пожалуй, самое важное - составить конспект, ведь теперь я буду читать лекции по начертательной геометрии. Уже составлено расписание и я буду читать лекции на потоке экономистов, состоящем из трех групп. Как это у меня получится, ведь на меня будут смотреть семьдесят с лишним пар глаз. Одну тему я подготовил и на заседании кафедры прочитал лекцию, вроде бы меня экзаменовали. После лекции сделали разбор, с поправками и замечаниями одобрили. Но это на кафедре, а как получится в аудитории?
     Засел за стол, обложился книгами и начал потеть. Натура у меня такая: все делать четко и с подробными чертежами, не эскизами, а именно чертежами.
     В середине октября студенты вернулись с сельхозработ. Увы, начать читать лекции мне не довелось. Со здоровьем осложнилось и меня опять положили в урологию. Лечащий врач категорически заявил, что надо на стол, пока целы почки, иначе будет поздно. Согласился. Первый этап операции под местным наркозом, что очень неудобно, к тому же, в присутствии студентов старших курсов медицинского института. Хирург все поясняет, что делает, причем громко. Чувствовал я только первые уколы, а их делали много, и делали по очереди студенты, хирург только пояснял.
     - Теперь я вскрываю полость живота, - и я почувствовал не боль, а как будто от чего-то освободили.
     - А теперь я вскрываю мочевой пузырь, - тут я почувствовал боль.
     - Ну вот, как я и предполагал, … - т.е. определил причину болезни.
     - А теперь посмотрите вы, - и кто-то даже пальцем полез, больно…
Да когда же все это кончится?!
     - Ставим дренаж, фиксируем…
     Потом накладывали скобки и начали зашивать. Впечатление создавалось, как будто в живот что-то вложили большое, хотелось крикнуть: "А не забыли ли в животе что-нибудь?" Зашивали студенты. "Ну что ж, шов некрасивый, но прочный" - так резюмировал хирург Николай Дмитриевич. Сняли меня с операционного стола и отвезли в палату. Отныне я гуляю с трубочкой в животе и с бутылкой. Теперь меня не волновал вопрос, как освободить мочевой пузырь, следить надо было уже за бутылкой и вовремя освобождать. Как-то забыл, увлекся передачей по телевизору, чувствую: по ногам потекло, ба-а, уже и на полу лужа.
     Прошло две недели и скоро должны готовить ко второй операции - формировать уретру. Врачей интересовало, почему была у меня деформирована уретра. Вот тут-то я и вспомнил, что когда был в колонии, году в 1935-м, я упал сверху и сел на бревно верхом, помню сильную боль в промежности. Когда сообщил об этом, то заключили, что причиной была та травма, с возрастом это мне отрыгнулось.
     Вдруг у меня сильно заболела левая ступня, да так сильно, что наступить не могу. Еще прибавилась болячка - тромбофлебит. Компрессы, примочки. Двигаться стал на костылях. Был на процедуре, а процедура длительная и неприятная: спецраствором промывают мочевой пузырь. Возвращаюсь из процедурной, смотрю, а на полу лежит труп из нашей палаты. В мое отсутствие он дал дуба, причина внезапной смерти - оторвался тромб, попал в бронхи и - конец. Такая участь может ждать и меня. А он ведь тоже ждал второго этапа операции.
     Коль нельзя пока делать вторую операцию, то по обоюдному согласию решено меня выписать домой, а на процедуры буду приходить, благо, наш дом рядом с больницей.
     Время приближается к зиме. Люба на работе, Оля в школе, дома я - один. Мысли всякие дурные лезут в голову: шланг в животе, костыли, нога забинтована… может, разом покончить, выйти на балкон и вниз головой. Сам мучаюсь и других мучаю.
     Пару недель был дома. Тромб почти рассосался. Показали меня профессору, сказал "добро" и "можно оперировать". При операции вводят препарат, который сгущает кровь. В начале декабря оперировали, на сей раз под общим наркозом. Очнулся я уже в палате. Опять же с трубкой в животе и с катетером в канале. В один из дней, когда промывали мочевой пузырь, случилось невероятное. Обычно эту процедуру делает медсестра. Чувствую, что-то очень жжет и из мочевого пузыря течет что-то вроде простокваши. Сестра испугалась, пригласила врача. Оказалось, напутали при получении из аптеки и влили другой раствор. Быстро промыли, а боли продолжались. Позже врач смеялся: напутали и вместо медицинского раствора промыли стиральным порошком. Действительно "смешно", особенно для меня…
     Когда сделал снимок мочевого пузыря, обнаружили в нем здоровенный камень. Ну просто беда за бедой! Почему же я такой невезучий? Когда я смотрел снимки и совместил их, то камень точно совместился. Я спрашиваю врача, разве камень зафиксирован или он перемещается? Отвечает: "Конечно же, перемещается". Тогда почему же он на разных снимках показан на одном и том же месте? Врач посмотрел снимки и тоже удивился. Стали выяснять. Оказалось, это не камень, а измененная костная ткань таза. Еще во время плена в лагере немецкий конвоир ткнул в задницу штыком (в первой книге я об этом эпизоде писал уже), да так, что штык застрял в тазовой кости, и чтобы его вытащить, немец даже уперся ногой в задницу. Вот так и образовался нарост. Посмотрели мой шрам и все прояснилось. Ну слава Богу, хоть эта напасть меня миновала.
     Пришло время, из живота трубку вынули, через день вынули и катетер из канала. Врач сказал, что через 2-3 часа зайдет посмотреть, как я буду мочиться. Я же настолько разволновался, ну просто места себе не нахожу. Неужели моча сама пойдет? Ведь последние несколько месяцев самостоятельно я не мочился, только с помощью катетера и трубки из живота. Пришел врач, пошли в туалет, чувствую, что мочевой пузырь наполнен. Николай Дмитриевич не просит, а приказывает: "Дуй в унитаз!" Буквально дрожу и - не могу. Потом закапало, появилась вялая струйка, потом увеличилась. Врач смотрит, с юморком он был: "Ну вот, видишь, да твоей струей ногу можно перешибить".
     На следующий день меня выписали. Какая радость! В истории болезни было указано: формирование уретры и заодно удаление начавшейся аденомы.
     Уже когда я был в больнице, дважды у меня опухали яички, от боли впору хоть на стенку лезть. Уже после операции врач сообщил, что забыли спросить, а без спроса сами не решились удалить придатки, возможно, я еще хотел бы иметь детей. А надо бы удалить, через два десятка лет все равно пришлось это сделать.
     

Часть 8

Оглавление

Часть 10