Эскалатор вёз Дину вниз на станцию. Здесь она должна встретиться с Виталиком. Ему больше нравится просто Витя, он так себя называет, и ребята его так зовут, но маме его не нравится, она называла сына красивым именем - Виталий, а Витя слишком просто. А Дина привыкла называть его Виталиком, так и зовет.
     Ей нравилось ехать вниз, стоишь и смотришь, что там впереди, и ужасаешься тому кишащему муравейнику, частью которого скоро станешь и ты. А вверх только спину переднюю и видишь, а как попадется какой-нибудь верзила, то все, как за стеной стоишь, ничего не видно. И станция "Серпуховская" ей тоже нравится, особенно большая и нарядная буква "С" в её названии, словно сошедшая из древних летописей. А на стенах фигуры, вырезанные в мраморе. Картинки из старой Руси. Юноши - русичи в длинных до колена платьях, в руках топорики с круглыми топорищами. Застывшие мгновения прежней жизни. Наверное, такие люди жили здесь несколько веков назад вблизи Серпуховской заставы. Нет, такие, как на этих картинах, жили ещё раньше, до нашествия монголов. И им тоже казалось, что их жизнь самая главная, что при них совершается самое важное в этом мире, что они будут вечно молоды, и жизнь их так длинна...
     Но всё ушло в небытие, и наслоилось после них много веков, много жизней и поколений, и много событий. Даже сама земля нарастает, особенно в городе растет культурный слой. Вон Кузнецкий мост, давший название улице, раскопали, а он оказался внизу, в какой-то яме. А ведь когда-то по нему ходили через речку Неглинную. Думали, думали, что с ним делать и снова зарыли.
     Так и Дине кажется, что между нею и дедушкой целая вечность и трудно поверить, что дедушка был молодым человеком и даже мальчиком. В мамину молодость и наличие детства поверить легче, потому что сохранилось много фотографий, а дедова детства нет в фотографиях.
     Дед, наконец, решил с бабушкой Виталика познакомиться. По этому случаю Дина сейчас проводила его в Витин двор. Они с Виталиком давно подумывали: не познакомить ли её дедушку с бабушкой Лизой. Будут ходить в гости друг к другу, недалеко ведь живут. Правда, бабушка Виталика коренная москвичка и в техникуме училась, а дед Семен попроще будет, да к тому же провинциал. Хотя Виталик считает, что есть в нём природное благородство, он деда Семёна уважает.
     Елизавета Андреевна ждала у дома на лавочке, как договорились, и Дина оставила их там, а сама рванула в торговый центр на "Южной", купила себе свитерок на мамины деньги, которые Людмила отсыпала ей сегодня утром от родительских щедрот, и поспешила сюда в метро.
     Занятия сегодня окончились рано, а о встрече с Виталиком они ещё вчера договорились. "Серпуховская" для них родная станция, пересадочная, отсюда и до дома рукой подать, по московским масштабам, конечно. Это уже как будто в свой город приезжаешь. Москва для неё как несколько городов, Север она совсем плохо знает - всякие там Митино, Тушино, а вот Юг - это её город. А ещё есть какие-то Бутово, Косино! Ирка из их группы в Косино живёт, такая даль, аж за кольцевой дорогой, туда даже метро ещё не провели. Как-то затащила Дину на свой день рождения, потом еле выбралась оттуда.
     А вот и знакомая фигура, согнувшаяся над книжкой. Виталик ждет её на лавочке у предпоследнего вагона. Книжку он, как всегда, держит на вытянутых руках и мешает прохожим. Виталик не может сидеть просто так, ему скучно, он обычно возит с собой книжку и, когда едет в метро один, обязательно читает. Им выходить с хвоста поезда. Дина не любит ездить в последнем вагоне, почему-то боится, ей кажется, что следующий за ними поезд может нечаянно разогнаться и врезаться в них. Вдруг машинист задумается о чём-нибудь, размечтается или заснет, в темноте ведь легко заснуть, и тогда последнему вагону не поздоровится, а в предпоследнем безопаснее. Виталик говорит, что это бред, но всё же соглашается ехать во втором вагоне с хвоста.
     Дина подскочила к встающему со скамеечки Виталику и повисла у него на шее. Ведь они не виделись целых два дня.
     Виталик расцепил её руки, держа в своих и не отпуская.
     - Привет, Пуделёк.
     Да, вот так он звал Дину за её кудряшки. Но Дина уже смирилась.
     - Привет! Ну что, едем в центр, потусуемся?
     Виталик сморщился.
     - Да я только что оттуда… Поедем лучше к нам, мама на работе, посидим, пообщаемся. Ну, как?
     - Подожди, ты совсем не в курсе событий. Я сегодня отвела деда в ваш двор и познакомила с бабушкой.
     - Во, клёво! Я тоже всё собирался.
     - У деда здесь знакомых нет, жалуется всё время, что ему скучно.
     - Бабушка тоже от своих далеко уехала - "в эту Промзону", - делая нажим на последних словах, подражая бабушке, - произнёс Виталик.
     - Ну, так может они там у вас сидят, и мы притащимся?
     - А где ты их оставила?
     - Во дворе.
     - Ну так они и сидят себе во дворе, а мы у меня в комнате посидим.
     - Ну ладно, пошли. А чем ты будешь меня развлекать, что у тебя интересненького?
     - У меня новая кассета группы "На-на" и "Машины времени".
     - Ну, зачем тебе эта древность "Машина времени"? Их еще наши родители слушали.
     - Ну и что, "Битлз" до сих пор многие слушают.
     - Светка обещала принести "Моррикон" - классные мелодии.
     - А, я слышал, на ВДНХ крутят, как идёшь от метро мимо палаток.
     Поезд просвистел мимо, подогнав к ним их любимый второй от заду вагон. Взвихрившиеся вокруг него ветры разметали Динины волосы, закрыв ими лицо. Дина уцепилась за Виталика и шагнула в дверной проем, на ходу убирая с лица пряди волос. Хотели сесть посерединке, но рядом оказалась бомжиха. Она разложила свои сумки, и от неё дурно пахло. Больше всего Дина боялась, что от бомжей переползут насекомые, да и обоняние очень страдает. Оказалось свободно в углу на маленьком сидении, и они хорошо устроились. А бомжиха тоже устроилась капитально и выходить не собиралась, ехала, видимо, далеко, и все входящие делали вначале движение к свободным рядом с ней местам, а потом шарахались в сторону.
     
     - Вот так, Елизавета Андреевна, - дед Семён сидел на лавочке вполоборота и поглядывал на собеседницу, - так что Москву довоенную и я знаю, повидал кое что. ВДНХ когда строили, я там работал…
     - Что вы говорите? - Елизавета Андреевна с интересом посмотрела на своего нового знакомого, слегка наклонив голову с копной седых, чуть волнистых волос.
     - Тогда она называлась ВСХВ…
     - Да помню я, как же не помнить, Всесоюзная сельскохозяйственная выставка…
     - А когда открывали её в 1939 году, суматохи сколько было! Пролетал над выставкой дирижабль и кто-то сверху увидал, что павильон "Механизация", который на месте "Космоса" был, на свастику похож. И тут же сверху команда: разобрать! - дед резко рубанул рукой, он весь как-то оживился, и куда делась вялость, какая его одолевала дома. Елизавета Андреевна кивала головой и внимательно слушала. - Там такие крылья были, буквой "г" с двух торцов, сельхозтехнику на улице ещё ставили в этих закрылках, вот и получилась такая фигура…
     - Да? А я не знала…
     - Так вы ещё маленькая были…
     - На открытии я была, гимнастикой я тогда занималась, мы там маршировали, пирамиды строили вместе с комсомольцами-физкультурниками, - Елизавета Андреевна засмеялась, прикрыв от смущения рот рукой, удивляясь сама себе, что была она когда-то такой молодой и лёгкой, вскакивала запросто на плечи или на чьё-нибудь колено, что требовалось при изображении популярных в то время пирамид.
      - О-о, так значит, мы в одно время там были… - Семён Герасимович удовлетворённо покивал головой. Бабушка Виталика его не разочаровала. Она почти соответствовала тому облику, который он нарисовал себе, ещё не видя её. Правда, ростом она оказалась совсем невысокой - среднего роста, но аккуратная. - Сколько там всего было… Зэков понагнали, кругом пустыри, и лагеря прямо рядом разбили. Усиевич был начальником стройки, фамилию его я запомнил. Он сказал, если десять тысяч заключённых дадите мне, тогда всё будет к намеченному сроку. А чего не дать? У нас их тогда много было - дармовая сила…
     - Да, много, - вздохнула Елизавета Андреевна, поджала губы, и лицо её сразу погасло.
     - Вот они и строили. Ну и вольные были, конечно. И даже памятник Сталину они возводили, высокий такой, - дед Семён потянулся рукой вверх, - Досталось им… да и нам не меньше… - При этих словах он тут же насупился и помрачнел. Елизавета Андреевна внимательно посмотрела на него. - В плену я был, - отвечая на её немой вопрос, продолжил Семён Герасимович.
     - И долго?
     - Да всю войну, чего только не навидался… Служил в Белостоке, так в первый день нас и накрыли..
     - О, тогда конечно, как в плен не попасть…
     - Один раз бежал, потом снова попался. А уж как взяли во второй раз, так до конца войны в плену и пробыл. То в лагерях, то в работниках у немцев.
     - Ещё выжили как-то…
     - Да всё дело случая, на роду, видно, так написано… Столько передряг всяких было, а остался жив.
     Дед Семён замолчал. В двух словах не расскажешь, а долго рассказывать, может, и слушать не захочет…
     - Мой отец тоже был в плену, - немного помедлив, произнесла Елизавета Андреевна, - за плен и досталось…
     - И что?
     - Да ничего хорошего. Ладно, Семён Герасимович, это отдельная тема, как-нибудь в другой раз. Много семей война перепахала.
     Семён Герасимович вернулся мыслями к памятнику.
     - Всё думаю поехать туда, на ВДНХ, да никак не соберусь, скучно одному, - он со значением посмотрел на соседку, - может, составите компанию, Елизавета Андреевна?
     - Может, и составлю. Завтра не получится, у меня еда кончилась, надо продуктов подкупить да сготовить, а потом договоримся.
     - Книжку вы мне какую-то хотели дать почитать, - Семён Герасимович снова начал растягивать слова, слегка остыв от воспоминаний молодости.
     - А, да, чуть не забыла! Я недавно прочитала Александра Меня "Сын человеческий", про Иисуса Христа. Не знаю, как вы, а я воспитывалась атеисткой, комсомол воспитывал, объясняли нам, что всё это вообще выдумки - легенда, и никакого человека такого не было. А вот книжку эту прочитала… И теперь уж я не сомневаюсь, что был.
     - И что, и воскрес что ли?
     - Не знаю насчёт этого, а в остальном… Дам я вам книжку, прочтёте, потом поговорим, - Елизавета Андреевна достала из сумки книгу в мягком переплёте и протянула Семёну Герасимовичу, - и написано хорошо, отец Александр умел и писать, и говорить. Такого человека сгубили…
     Семён Герасимович напряг лоб, но кажется, вспомнил, что и он слыхал про это убийство.
     Оба вздохнули от грустной темы, потом посмотрели друг на друга, и поняли, что на сегодня, для первого знакомства хватит, наговорились.
     - Пойдёмте к нам зайдём, чаю с пряниками попьём.
     - Да нет, спасибо, как-нибудь в другой раз.
     Они поднялись со скамейки и стали прощаться.
     Дед Семён был коренаст, широк в плечах, роста среднего, когда выпрямлялся и выпячивал грудь, казался ещё молодцом. Проводив взглядом Елизавету Андреевну, пока она не скрылась в подъезде, он повернулся и потопал к Варшавке.
     День сегодня был гораздо лучше других. Он ещё раз оглянулся и посмотрел в сторону дома, в котором жила его новая знакомая с внуком и дочерью. Дом обыкновенный, панельный, с одним подъездом, башнями их здесь зовут - светлый, жёлтенький. Осмотрев двор и дом, двинулся дальше, через мост к светофору.
     По дороге думал, что сразу в гости идти неудобно, может, она из вежливости с ним посидела и пригласила, а вот если знакомство продолжится, то можно и зайти. Пока он был доволен, давно думал познакомиться, Дина сегодня не поленилась с ним пройтись, хоть и спешила сама.
     
     Дина с Виталиком оглядывались, идя по двору.
     - Вот мы сейчас их как раз здесь и найдём, наверное, - говорила Дина.
     Но во дворе ни деда, ни бабушки они не нашли, может, домой бабушка пригласила, чаи гоняют?
     Виталик жил на самом верхнем, девятом этаже. От него можно было обозревать город. Дине после её приземлённого второго этажа нравилась эта высота, была в ней какая-то величественность, словно ты приподнимаешься над всеми. В одно окно виден был Онкологический центр и море всяких домов, а в другое - дома, уходящие к центру и недалеко, кажется на Тульской, какой-то красивый дом с синей башенкой, словно выращенный огромный кристалл. А чуть сбоку зелёные крыши и золотые купола Даниловского монастыря, чистенького и красивого. Когда-то классная руководительница Маргарита Николаевна водила их туда на экскурсию и говорила, что там - резиденция патриарха.
     Виталику тоже нравится, что он живет на самом верху, он любит высоту, любит полазить хотя бы по Воробьевым горам и мечтает съездить будущим летом в настоящие горы - на Кавказ, как его мама. Мама Виталика Наталья Георгиевна была туристкой и много ходила по горам. Даже Виталика в детстве брала в турпоходы - подмосковные. В доме в разных углах и антресолях были затолканы рюкзаки, всевозможные коврики, котелки. У Виталика за шкафом давно жила покрытая пылью байдарка. Но потом, когда жизнь резко изменилась, мама Наташа ездить перестала, дорого всё-таки, сосредоточились на выживании. А за это время возраст так ускакал, что уже и гору одолеть не под силу. Но бацилла эта попала к Виталику, в шестнадцать лет он ездил с классом в Крым и ходил по горам, но с тех пор как-то не получалось. Бацилла в нём всё еще жива и тянет его туда, и тянет, и мечтает он в следующем году поехать на Кавказ. Правда, Кавказ стал таким же опасным, как при Лермонтове, того и гляди пуля абрека тебя достанет где-нибудь, потому Наталья Георгиевна Виталика не отпускает.
     Дома оказалась одна бабушка.
     - А где дед Семён? - спрашивал Виталик, снимая кроссовки, - Динка сказала, что привела его в наш двор.
     - А тебе всё знать надо, - бабушка вышла из кухни, вытирая руки о передник, и слегка улыбалась, заговорщически глядя на Дину.
     - А, у вас тайны…
     - Да какие тайны. Познакомились. Хороший дедушка у Дины. Да, Дина? Хороший?
     Дина разувалась в прихожей. Она немного робела перед Витиной бабушкой. Под её строгим взглядом боязно сделать что-то не так, а именно так и случалось: Дина что-то задевала, роняла, забывала сказать в нужный момент "спасибо" или "пожалуйста". Но сегодня бабушка явно была в настроении.
     - Хороший, только не знаем, что с ним делать, он всё скучает, говорит, не прижился здесь.
     - Ну, ничего, пусть к нам приходит. Мы с ним уже кое-какие планы наметили.
     Дина с Виталиком посмотрели друг на друга, слегка поведя бровями, что выражало: однако… уже планы.
     В Витиной комнате был порядок получше, чем в Дининой, у неё всегда какие-то вещи валяются под ногами, точнее, на всяких там стульях, диване. Но, может, он знал, что Дина придет в гости, и убрал? И Дина плюхнулась на диван.
     А Виталик включил компьютер. Он мог сидеть за ним часами, и Дину потащил вначале к компьютеру, бродить в Интернете - его любимое занятие.
     - Я приглашаю вас, мадам, в путешествие по всемирной паутине, - с пафосом произнёс Виталик, придвигая ещё один стул.
     Мадам вначале сморщилась, но всё же присела.
     - Можем отправиться в виртуальный супермаркет, - Виталик щёлкнул мышью. - Отоваришься, не слезая со стула…
     - И что, оттуда вещи начнут выпрыгивать?
     - Ты что? Тупой - ещё тупее? Заказ сделаешь.
     - Но ты же пригласил меня в путешествие, - разочарованно протянула Дина.
     - Нет проблем. Сейчас, - Витя щелкнул нужную рубрику. - Куда мы сегодня отправляемся? На Сейшелы или в Марокко?
     И они отправились в Марокко…
     Дине сайты нравились ещё и своим разноцветьем, такие весёленькие попадаются - голубые, оранжевые, красные, как фантазия Web-дизайнера позволит. Иногда девушки подмигивают, так, кстати, и вирусов часто закидывают - с соблазнительными девушками.
     Витя мог бы сидеть в Интернете хоть до утра, но, вспомнив о мамином кошельке и суровых наставлениях, вышел из него, посмотрев на часы.
     - Час мы с тобой просидели, а как незаметно. Ночью дешевле, вот ты как-нибудь останешься у меня на ночь, и мы с тобой долго будем бродить в виртуальном пространстве.
     - Ещё чего придумал, - Дина посмотрела на него со смешанной долей лукавства, возмущения и удивления.
     - А чего, я тебя с бабушкой уложу спать.
     
     Бабушка тем временем закончила кухонные дела и присела с книжкой на диване. Как любила в юности читать, так на всю жизнь с ней это и осталось, несмотря на все телевизоры и прочие премудрости. Конечно, и она смотрела, но не так чтоб без конца. Лучше с книжкой посидеть. А внук читать не любит. Если и читает в метро, то эту макулатуру с лотков. Разве это литература? Помешались на детективах. Уж что она ему только ни подсовывала, никак не хочет. В школе ещё что-то почитал, Тургенева, помнится, читал: "Ася", "Первая любовь", "Парижские тайны" Гюго. Исторические ещё читал в старших классах школы, про Чингиз-хана, те книжки, что у Яна про татаро-монголов, а чем старше, тем меньше. Что с ними делать? Как приучить? А может, время такое, они теперь всё больше по Интернетам шастают. И дочери говорю, она: отстань от него, насильно не заставишь.
     Наташа была её единственной дочерью, выросшей практически без отца. Муж Елизаветы Андреевны рано умер, помогали тётушки, мамины сёстры, и Наташа воспитывалась в женском окружении, и сама осталась одна. Теперь самым главным в их жизни мужчиной был Виталий. Наташа долго колебалась - надо ли им с мамой обмениваться на съезд, но так как Виталия одной растить было трудно, особенно когда пошёл в первый класс, соединили мамины две хорошие комнаты в коммуналке и её однокомнатную кооперативную квартиру. Благо обмен нашёлся прямо у неё на службе. Так и поселились здесь на этом островке между двумя шоссе - Каширским и Варшавским. Елизавета Андреевна тяжело переживала разлуку со своей родной улицей Малой Бронной, где прожила почти всю жизнь. Сидя последний вечер на узлах и коробках, она долго плакала от какой-то невыразимой тоски, от чего-то тяжелого, надвигающегося на неё. Смутные предчувствия беспокоили её, и она не могла понять, что тому причиной и думала, наверное, с дочерью будут сложные отношения. Очень ей не хотелось ехать в этот дом, но ради внука...
     И дочери на работу близко - рукой подать до её "Красной звезды", перейти Варшавское шоссе, и вот её работа. Вот ради них и согласилась Елизавета Андреевна въехать в эту Промзону. Куда ни глянь, везде предприятия, заборы, железная дорога. Что за район! До пятидесятых годов это и Москвой-то не было, была Промзона за пределами Москвы. Она, коренная москвичка никогда и не была в этой, так называемой Москве. И почему Вашингтон может быть только столицей, небольшим, чистым, спокойным городом, а что сделали из Москвы? Если бы она осталась хотя бы в пределах Камер-Коллежского вала, то выглядела бы столицей. А все эти огромные ЗИЛы, АЗЛК, неужели в России нет больше пространства, где можно было бы построить такие заводы? Изуродовали город. Для Елизаветы Андреевны Москва - это Патриаршие пруды, Спиридоновка, Поварская, Большая Никитская. Слава Богу, названия прежние вернулись. Пречистенка, Маросейка - эти названия, как музыка, ласкают слух. А те старые: Кропоткинская, Кировская - фамилии и фамилии, и в каждом городе одни и те же фамилии.
     С дочерью действительно были непростые отношения. Вспыльчивая Наташа часто ссорилась с ней, но Елизавета Андреевна мужественно выдерживала натиск. А Наташа отходчивая и сама частенько понимает, что была не права. Постепенно притёрлись друг к другу, Елизавета Андреевна приспособилась к новой жизни и стала думать, что напрасно она так беспокоилась - жизнь как жизнь, как и у всех. Как говорят: "в каждом доме в шкафу свой скелет стоит". Но всё же скучала по дорогому ей Тверскому бульвару, Патриаршим прудам и нет-нет да навещала то двоюродную сестру, то приятельницу, жившую когда-то с ней по соседству, в доме напротив, хотелось ощутить, что живёт она по-прежнему в Москве, а не в другом городе. Заходили с Катей к Елисееву, в Филипповскую булочную… Так они их всю жизнь и называли, как все коренные москвичи, и вот дожили до чуда, прежние названия вернулись, и даже портрет Елисеева повесили внутри его знаменитого гастронома, и убранство практически не изменилось, осталось всё с той же устаревшей, но привычной и узнаваемой помпезностью, с которой уже сроднились.
     Да и к себе в Промзону бабушка Лиза зазвала постепенно всех своих друзей и приучила приезжать на комсомольский сбор. До сих пор каждый год собирала она друзей юности 25 октября в день рождения комсомола. Традицию никак не оставляла, несмотря на все перестройки и перетряски, хотя дворовые мальчишки-школьники и не знают, что это такое, и внуку её комсомола уже не досталось.
     Собирались за столом старички, вспоминали свою комсомольскую юность и пели:
     ... Споемте, друзья, ведь завтра в поход...
     ... Эх, дороги, пыль да туман...
     Дружно так пели, хорошо. И Вите нравилось их слушать, даже самому хотелось с ними запеть, и мама иногда подпевала. А друзья бабушкины не только пели, но иногда и танцевали. В прошлый комсомольский слет так распрыгались, что казалось, вот-вот кто-нибудь из них рассыплется. Но обошлось…
     Несмотря на преклонный возраст, недавно переваливший за семьдесят, бабушка Лиза была ещё живой и энергичной. Её фотография - девушки с пышной косой смотрела со стены. Всю свою молодость была она активной комсомолкой, участвовала в самодеятельности, и эта закваска жила в ней до сих пор. А уж на парадах физкультурниц на Красной площади бабушку и вовсе было не узнать в той весёлой, жизнерадостной девушке в белом, что красовалась на старой фотографии. Вот так и жила в ней с одной стороны комсомолка-физкультурница, с другой - московская барыня с милыми сердцу воспоминаниями о Елисееве.
     Правда, в жизни не всё было так безоблачно, как на фотографиях…
     Вон там маленькая Лиза рядом с отцом, но она даже не знает, где он похоронен, и не может прийти на его могилу…

Вскоре с работы пришла дочь. Разулась, прошла на кухню и тут же вышла к матери.
     - Мама, ну зачем ты снова начистила картошку? Я тебя разве просила? - Елизавета Андреевна растерянно смотрела на Наташу. - Я рис собиралась отварить, у нас же курица сегодня, а ты опять со своей картошкой!
     "Ну вот, опять не угодила", - обиженно подумала Елизавета Андреевна.
     Нервная Витина мама тяжело уживалась с собственной мамой, но иногда и сама о себе иронизировала: "с таким характером, еще бы не ссориться".
     - Кто у нас? Дина? - увидев лишнюю обувь, немного резковато спросила Наташа.
     - Ну, Дина, ты чего такая?
     - Да я ничего, - Наташа сбавила тон. - Устала очень.
     Мама Виталика не была в восторге от выбора своего сына и, когда началась их дружба, думала, что всё это временно. Но, к её удивлению, отношения Виталика с Диной оказалась весьма прочными и стабильными, хотя она и не находила в этой девочке ничего особенного и считала, что её сын - стройный, высокий и весьма интересный, в её представлении, молодой человек, мог бы найти и получше. Но в целом не возражала против этой дружбы, хотя и держала ухо востро, побаиваясь - как бы не вышло чего-нибудь преждевременного и незапланированного, что может помешать Виталию окончить институт. А на него теперь вся надежда.
     И с этими мыслями она заглянула к сыну.
     - Диночка, здравствуй, ну как дела? Как в институте? Тяжело после лета в учебу втягиваться?
     - Нормально, - пожала плечами Дина.
     - Ну, я же себя помню, вот так же в первые дни сентября трудно было высиживать все лекции, особенно если солнышко на улице, так и тянет погулять.
     "Конечно тянет, - думала Дина, - но не будет же она ей рассказывать, что уже сбегала с занятий за эти дни. Перед взрослыми надо быть хорошей, послушной и положительной, и зачем задавать глупые вопросы, на которые ответ известен?"
     - Сын-то мой, мне кажется, ещё подрос за это лето, ты не находишь? - она потрепала волосы Виталика и, видя нежелание молодежи вступать в разговор, удалилась со словами: - Ну, не буду вам мешать.
     Наташа прошла к маме, молча поцеловала её в щеку в знак примирения и удалилась к себе - переодеться. Это была ещё красивая женщина с выражением некоторой озабоченности на усталом лице. Наташа лет до сорока двух сохраняла удивительную моложавость, что было легко при её тонкокостной фигуре и худощавом лице. Но словно перейдя какой-то рубеж, предначертанный ей, резко постарела, как будто вышли сроки, отпущенные на её молодость. Нижняя часть лица как-то вдруг обвисла, погрузнела, и стал явно просматриваться второй подбородок. Былая моложавость куда-то разом исчезла. Всё это, конечно, не радовало…
     Шёлковый халат был небрежно кинут на спинку стула и ожидал появления хозяйки. Она расстегивала пуговицы блузки и думала: как хорошо, что у неё есть сын, можно не страшиться за свою одинокую старость, вот только невестку подобрать хорошую, чтоб не окрутила какая-нибудь стерва. Дину она в расчёт не принимала, считая её временным явлением. Теперь вся надежда на будущую карьеру сына. Какие заработки у женщины в возрасте?
     Как бывшая туристка, она же бывший инженер, устроилась мама Наташа менеджером по туризму. Целый день ухо горело от звонков, а язык от разговоров, и без конца она рассказывала, расхваливала то испанскую "Коста-Браву", то болгарскую "Альбену" и "Золотые пески", восхищалась прекрасной кухней и не менее прекрасным сервисом, предлагала отели то в первой линии за 400 долларов, то во второй за 350, а они - эти проклятые туристы, в конце концов говорили "мы подумаем" и исчезали навеки.
     Наташа накинула халат на свои увядающие плечи, обозначила поясом талию.
     И зачем им первая линия? Это же совсем у пляжа - шум, толкотня. Гораздо приятнее после пляжа удалиться от него подальше, в отель, где тихо и спокойно. Из двадцати звонящих за день всего трое-четверо приходили за путевками, остальные исчезали бесследно. А сколько обаяния надо было вложить в голос, как расшаркиваться, и ничтоже сумняшеся на вопрос: "А вы там были?" - уверять: "Да, была, и мне очень понравилось", даже если это не совпадало с действительностью. А ещё были такие зануды, которым подавай четыре звезды на две недели на двоих, и всё задаром. Ну нет у тебя этих долларов, так и сиди у себя на даче.
     Работа и дома не сразу отпускала. Лишь постепенно облачаясь в домашнее, Наташа освобождалась от неё.
     С утра позвонил вальяжный мужской голос и попросил пятизвездный отель в Испании, где очень тепло. Предложила Коста-дель-Соль, курорт Марбелия. Спрашивает: "Тепло ли там?". Ну, как же! Это же самый южный испанский курорт, как же там может быть холодно!
     Этому денег не жалко. Пять звезд - отель "Корал Бич", индивидуальный трансфер - богатые в автобусах не ездят. "Новый русский" решил отдохнуть. С такими легко.
     И всё же работа у неё очень нервная. Дина говорила, что мама её - психолог. Не пора ли и ей посетить психолога?
     А эти Эмираты! Сколько там всяких "нельзя"! Улыбаться полицейскому нельзя - обвинят в проституции, ходить в городе с голой спиной и голыми руками нельзя (в такую жару!), фотографировать на улицах всяких там бедуинов нельзя - запросят деньги и надо платить. Пока объяснишь туристам всё это - смотришь: и ехать им расхотелось, а не объяснить нельзя. Вот и еще одно "нельзя", и заколдованный круг.
     Но сезон кончается, скоро отдохнем, но будем ли с зарплатой - проблематично.
     Наташа посмотрела в сторону комнаты сына и подумала: может быть, отправить их в следующем году вдвоем в Болгарию или еще рано?
     А, не волнуйся, у них теперь ничего не рано. Говорят, в школах поставят скоро автоматы с презервативами. По их мнению, это то, что нужно для гармоничного развития личности. Представляю, что будет с мамой, если она об этом услышит.
     
     Просидели сегодня у Виталика до позднего вечера и даже целовались. Нет, всё же целоваться вредно и даже опасно. Дина пригладила у зеркала растрепавшиеся волосы. Начинаешь терять контроль над собой, а за стенкой мама и бабушка - двойной контроль. Когда познакомились - выяснилось, что Витя живет с мамой и бабушкой, а Дина с мамой и дедушкой. Это их тоже сблизило, снова нечто родственное в ситуации. Правда, у Дины есть ещё папа, которого в последнее время никогда дома не бывает, а у Виталика папы нет.
     Ещё послушали музыку и даже в картишки перекинулись от скуки. А когда Дина засобиралась домой, Виталик сказал, что проводит.
     

Глава 2

Оглавление

Глава 4