Динка сидела на диване, забравшись туда с ногами. Вначале она почитала умную книжку, а потом обнаружила себя в каких-то совсем других мыслях. Вспомнила свой первый поцелуй. Нет, это было не с Виталиком, с другим, гораздо раньше, случайно на дне рождения у Ани. Видела она этого Антона во второй раз, но ещё в первый раз он на неё глаз положил, но ей он не нравился. И вот на дне рождения, когда все уже выпили и поймали кайф, они оказались с ним рядом на диване. И вдруг он её схватил в охапку очень крепко и не отпускал, и не успела она опомниться, как он впился в её губы. Дина никогда не думала, что поцелуй как электрический ток может пронизать насквозь. Уж сколько раз она видела это на экране, и всё казалось так обыденно, а тут...
     Вначале этот электрический ток, какое-то сильнейшее ощущение, какого она ещё никогда не испытывала, а потом... А потом что-то разлилось по всему её телу, какая-то слабость, словно этот ток её парализовал, лишил её воли, и с ней можно делать дальше всё, что угодно... И Антон словно стал ей не чужим, словно поцелуй этот связал их во что-то единое...
     Но тут кого-то внесло в комнату, Дина оттолкнула Антона от себя, вскочила и унеслась в ванную. Щёки её горели, сердце стучало.
     Так вот что это такое... Дина прижала руки к щекам, потом несмело глянула в зеркало, как бы стыдясь самоё себя, потом слегка улыбнулась и пальчиком потрогала губы. Они пылали и немного припухли.
     "Как же это он так ловко? - думала Дина, - я и опомниться не успела. Каков, а?" Она все рассматривала себя в зеркало, ища признаки других изменений в своей внешности, потому что внутри она стала какая-то другая... Потом отвернулась к стенке, прислонилась к ней спиной и задумалась. Как он целует, однако... Вот гад! Но я всё равно не буду с ним встречаться, уж больно наглый!
     С Витей они тоже целовались, но того первого поцелуя Дина не забудет никогда. Витя более нежен, но и более робок, и таким током её ещё не пронизывало. С ним она расплывается от нежности, но постепенно. Но "этого", того, о чём много пишут в любовных романах, у неё ещё не было. Ни с кем. Аня говорит, что она отсталая. Ну, Аня, конечно, продвинутая во всех отношениях и смотрит на Дину немного свысока, как на простушку. Но Дина и сама думает, что отсталая. Ведь когда-то "это" должно случиться, ну как в кино. Вот если они снова будут встречать вместе Новый год, то, может быть, тогда всё и случится?
     Но недавно Дина увидела в газете статистические данные, и оказывается, она близка к среднестатистической девушке России, вступающей в этот самый секс. Так что ещё не всё потеряно.
     С ней еще делилась Светка, она "уже", но Светка говорит, что противно, непонятно, зачем об этом столько пишут. "Фу", - сказала она. Вот и Дина думает, а вдруг действительно "фу" и вообще противно будет на него смотреть после этого, и она не захочет больше его видеть. Тогда придётся расстаться. А расставаться с Виталиком ей почему-то не хочется. Нет, лучше пусть всё будет так. Так проще. Они и вместе, и независимы.
     А Аня всем своим видом говорит об удовольствии, которое она испытывает. У неё сейчас какой-то коммерческий директор фирмы, говорит - класс! Может это всё прикид?
     Анька вчера была в ночном клубе и смотрела стриптиз. Ей хорошо, её родители развелись, отец ушел, мать устраивает свою жизнь и Ане говорит: "Твоя жизнь, ты ею и распоряжайся". Вот Анечка и распоряжается. А над Диной неусыпный контроль. Да, собственно, она за Анькой и не гонится, натуры разные. Дине и с Виталиком хорошо, без всяких стриптизов. Говорит, что стриптиз она посмотрела только женский, а мужской её коммерческий директор Слава посмотреть не дал, увёз из клуба. У неё все время то боулинги, то суши-бар...
     Ничего, вот они с Виталиком окончат институт, будут много зарабатывать денег и тоже покатят в суши-бар. А пока и в кафешке посидеть неплохо.
     А вчера она встретила того самого Антона во дворе. Жил он вообще-то на Нахимовском проспекте, но иногда они валандались и по их дворам. Шла себе домой, уже смеркалось, но было ещё достаточно светло. Вдруг с детской площадки поднялся какой-то тип и перегородил ей дорогу. Дина чуть-чуть струхнула, мало ли кто тут шатается, но когда подняла глаза, то встретилась с уже знакомыми глазами, насмешливо смотрящими на неё из-под темных, красиво очерченных бровей.
     - Привет. Как поживаешь?
     - Лучше всех.
     Дина попыталась его обойти, но он широко раскинул руки и не пропускал её. Она делала шаг вправо, и он вправо, она влево и он туда же, насмешливо и победно глядя на свою пленницу.
     - Видел я тебя с этим, долговязым, и что ты в нем нашла?
     - Что нашла, о том тебе знать не обязательно, ты поищи в другом месте.
     Было что-то завораживающее в его пристальном взгляде, какая-то сила, которая заставляет подчиниться, его глаза словно вцепились в неё, удерживая и притягивая... Какое-то мгновение она испытала некоторое замешательство, как будто под гипнозом, но в следующую минуту сделала резкий шаг в сторону. А он схватил её за руку и притянул к себе так, что её лицо оказалось близко от его подбородка. На неё пахнуло уже знакомым запахом, памятным после того Анькиного дня рождения...
     И чего он добивается. Все уловки его напрасны!
     - Пусти! - Дина рванулась уже со злостью.
     Из подъезда дома, у которого они стояли, выскочила тетенька с собакой. Это было очень кстати. Дина бодрым шагом рванула в сторону своего дома, и, пройдя несколько метров, оглянулась, сделав ручкой Антону, который всё стоял на том же самом месте, глядя ей вслед.
     Всё это ещё раз прошло перед её глазами. Дина сидела на диване и словно прокручивала плёнку. Вот прицепился. Очень хочет её приручить, но она не приручается. Она сама выбирает, с кем ей дружить, а он никак этого не поймет.
     Дина растянулась на диване, закинув ноги на спинку. На стене висел портрет Леонардо ди Каприо. Дину, как и многих девчонок, не минуло увлечение киногероем. Такой простой мальчишка, ну как будто наш, свойский, и такой обаятельный. Пожалуй, Леонардо ди Каприо и пробудил в ней интерес к мальчишкам. Портрет его занимал почётное место в этой комнате. Раньше их было несколько, почти вся комната завешана. Динка лежала на диване и воображала себе какую-нибудь нечаянную встречу. Но потом, когда пыл угас, она поубавила их количество до одной единицы и уже редко поглядывала в его сторону. Виталик всё хочет его сдернуть, свернуть в трубочку и засунуть куда-нибудь подальше, но Дина говорит твердо: пусть висит.
     С Виталиком её не пронизывает насквозь, но с Виталиком хорошо. В Витю можно зарыться и млеть, замереть надолго и греться его теплом или затискать в объятиях, как любимую куклу. У него вид колючий, даже немного суровый, но Дина сразу заметила, что он под этой суровостью просто прячется. Когда по "емеле" приплыла его фотография, Дина, кстати, этого момента очень боялась, вдруг страшила какая-нибудь приплывет? Да, так вот, когда на экране появилась его фотография, она, конечно, долго его рассматривала, потом распечатала на цветном принтере и положила в сумку. В общем ничего, решила она, годится. Немного грустные глаза, но это даже хорошо. Столько балбесов с пустыми глазами попадается.
     С первой же встречи он стал звать её Пудельком. Не сразу, конечно, а как бы в финале, когда стояли у её подъезда и он сказал:
     - Ну пока, Пуделёк.
     Дина хотела разозлиться, но не успела, он уже уходил, помахивая ей рукой. А потом подумала: и чего злиться? Что есть, то есть. Вот такая я - кучерявая.
     Вначале ей казалось, что всё это ненадолго. Она уже пыталась встречаться с мальчишками, но как-то с девочками ей было интереснее, и встречи эти не имели длительного продолжения. В детстве она очень любила своего папу, потом лет с двенадцати - подружку Свету, но теперь она так привязана к Виталику, что уже не представляет - как можно без него? Наверное, это и есть любовь? Когда-то ей казалось, что любовь - это что-то грандиозное, необыкновенное, как огненный шар, она войдет в её жизнь и всё изменит. И Он должен быть необыкновенный, как ковбой или киногерой, Сильвестр Сталлоне или, на худой конец, Олег Меньшиков. Чтобы можно было воскликнуть, как Ахматова: "Ах, как ты красив, проклятый!"
     И разве можно влюбиться в обыкновенного мальчишку? Но она замечает, что всё больше тает в его объятиях, когда они целуются, и всё больше скучает, когда Виталика нет рядом. И что это такое? Как это называется?
     Анька авантюристка, это понятно, её всегда тянуло на приключения. Дине нравится слушать Анечкины рассказы - интересно, как в приключенческих фильмах, но после её рассказов снова хочется к Виталику. С ним хорошо.
     Дину сморило. Эти учебные книжки и конспекты - очень хорошее снотворное. Она сползла с дивана и пошла побродить по квартире, посмотреть, кто где.
     Дед что-то писал за письменным столом - что-то он всё пишет в последнее время, мама дала ему какую-то тетрадку. Отца, как всегда, нет дома. В детстве она дружила с отцом, а сейчас что-то не получается. Мама сидела на своем диване и что-то зашивала. Дина присела рядом.
     - Мамуля, ты совсем забросила свою дочь...
     Дину иногда тянуло на ласку, она прижалась к маме и обняла её.
     - Это дочь всё запирается в своей комнате и совершенно отдалилась от мамы. Зачем ты закрываешь дверь, неужели мы тебе мешаем?
     - Я люблю замкнутое пространство.
     - Странно, а я наоборот, не люблю...
     - Но ведь я не должна во всем повторять тебя?
     - Разумеется, не должна. Я хочу, чтобы ты была более счастливой, чем я.
     Людмила обняла дочь, и так они сидели на диване, обнимая друг друга. Как психолог, она знала, что это хорошо, это просто необходимо - ощущать тепло друг друга, и как мама, с удовольствием обнимала своё чадо.
     - А разве ты не счастливая?
     - Да как тебе сказать... всё относительно...
     - А о чём ты мечтала в детстве?
     - Я мечтала поехать на материк, увидеть Москву, Кремль... Ты же помнишь, где я жила?
     - Помню, помню, где-то ужасно далеко. Так значит, мечта твоя сбылась, значит, ты счастливая?
     - Значит, так. Но жизнь длинна и сложна, и человеку так много нужно.
     - А давай поедем на этот самый твой далекий остров.
     - Там плохие дороги и много нужно ходить пешком с рюкзаком за плечами.
     Дина оживилась.
     - О, это по Витькиной части, он очень любит пешком и с рюкзаком, мы и его возьмем, хорошо?
     - Хорошо, возьмем, отчего же не взять.
     Дина снова прижалась к теплой маме и замолчала.
     - А дед? Где дед родился?
     Дина вдруг вспомнила, как шли они мимо заброшенного дома, зияющего пустыми этажами, как она задумалась о поколениях, о своей родословной…
     - А дед родился в Воронежской губернии, на хуторе. Вот ты бы его порасспрашивала, он бы тебе много интересного рассказал.
     - А что он теперь пишет, мемуары, что ли? - осенило вдруг Дину, и она засмеялась.
     - Ну, хотя бы и мемуары. Ты думаешь, только в книжках есть интересные истории? Да они рядом с нами, а мы так расточительны, ничего не замечаем и не хотим знать.
     "Ну вот, начала грузить", - подумала Дина и отстранилась от мамы.
     
     Дочь согрелась маминым теплом и ушла. Людмила посмотрела ей вслед. Всё кажется, что она маленькая, или хочется так думать, а ведь она уже взрослая девушка, но и детскость осталась. А отец действительно увлёкся. Сидит и пишет.
     Дина разворошила воспоминания о детстве, которые и так преследовали Людмилу в последнее время. И себя вспомнила девочкой. Какое же между нами огромное расстояние. Какой недосягаемой была тогда для меня Москва, в которой я сейчас живу. Девочка Люда видела Москву только в киножурналах, собирала открытки с видами Кремля и другими московскими достопримечательностями и перебирала их. Однажды муж маминой сестры сказал: "Вот поедем в следующем году на материк в отпуск и тебя возьмем". Обронил и забыл. А Люда весь год жила этой мыслью, боялась напомнить дяде Ване о его обещании, но до конца надеялась, что её возьмут на материк, и она увидит Москву - самый главный и самый большой город страны, ведь они в Москву всегда заезжают. Но... дядя Ваня так больше и не вспомнил о своём обещании.
     Как жаль, что мы не можем встретиться в жизни, та девочка Людочка и я - Людмила Семеновна, живущая теперь в этой самой Москве - огромном, шумном городе. Встретиться можно только в воображении, в мираже…
     И мираж этот не замедлил явиться.
     Вот стоит она перед зеркалом в новогоднем бархатном платье, мерцающем звёздочками, с длинными парадными серьгами, с красивой прической, и вдруг подхватывает её вихрь и уносит туда, куда рвётся она в снах. И оказывается она на тропе, что за рекой, за висячим на тросах мостом, где любила когда-то в детстве бродить одна. Оглядывается, узнавая родные места, и видит девочку лет семи в простом ситцевом платьице и красных ботиночках. Девочка бродит по лужайке, рвёт белые цветки клевера с длинными стебельками и вьёт из них венок. То вдруг засмеётся, то остановится, долго-долго смотрит в одну точку и думает о чём-то. И наконец девочка видит её - женщину в красивом бархатном платье. Она смотрит на Люду внимательно, широко раскрытыми глазами и совсем не испуганно, как будто она - хозяйка в этом лесу. Подходит ближе, с интересом рассматривает её красивое платье, туфли на высоких каблуках, потом взгляд её поднимается выше и продолжает рассматривать с любопытством и несколько заворожённо, как фею...
     Люда тоже смотрит на эту девочку. Что-то знакомое видит она в ней, что-то припоминается ей... И вдруг её осеняет!
     - Здравствуй девочка, - говорит Люда и протягивает ей руку.
     - Здравствуй, - говорит девочка. - А ты кто?
     - Девочка, милая девочка, ты меня не узнаёшь? Ведь это ты и есть, только ты уже стала взрослой.
     Девочка смотрит восторженными глазами на платье, трогает его рукой и говорит:
     - И такое платье будет у меня?
     - Да, будет, конечно.
     - Как у королевны, - говорит девочка чуть смущённо и восторженно. - И такие красивые туфли будут?
     - И туфли будут.
     - И такая красивая причёска?
     Девочка слегка жмурится, глядя вверх на тётю и щурясь от солнца.
     - И причёска будет, милая девочка, всё будет. И будешь ты жить в самой главной столице - в Москве. "Только очень часто будешь ты вспоминать, - думает Людмила, - и этот лес, где столько всяких ягод, и эту речку, где плещется лосось, и вот эту сопку Маяк, что справа вся горит от желтых саранок, которые тебе будут представлять потом в садах, как японскую лилию".
     - А что ты сейчас делала здесь?
     - Я собирала морошку. Я люблю лес, здесь хорошо гулять и думать, и мечтать.
     - А ты не боишься?
     - Нет. Я люблю ходить одна, я здесь знаю все тропинки, все полянки, они все мне друзья.
     - И о чём ты мечтаешь?
     - О том, кем я буду, когда вырасту. Ты мне не скажешь, кем я буду?
     - Нет, не скажу. Милая девочка, ты всё узнаешь сама... потом, а я спешу...
     Вот и всё. Мираж кончился…
     А дальше? А дальше, вихрь закружил и понёс её обратно.
     Ну вот, можно садиться и писать сказки, получается.
     А девочка бродит по лесу, и где-то там, в высших сферах вьётся её судьба, и в далёкой Москве её будущий муж скоро пойдет в шестой класс, а сейчас он пинает мяч в соседнем дворе.
     Девочка вернулась в поселок и подошла к своему дому. На заборе валялись плитки красной икры. Девочка Люда ещё не знает, что это деликатес. Ели здесь рыбу, вылавливали горбушу в речках, с двух сторон окаймлявших посёлок, а икру хозяйки вместе с другими внутренностями скидывали в корм свиньям или дети вот так кидали плитки сушить на забор и потом жевали их, если не склёвывали вороны. С бутербродами здесь никто не возился, разве это еда?
     Если бы ей действительно сказали в семь лет, что она будет жить в самом главном городе - в Москве, она бы, наверное, летала от счастья. Но как всё относительно. Теперь ей это таким уж счастьем не кажется, хотя и здесь прирос кусочек сердца. Теперь она с тоской вспоминает свою летнюю, нечаянную поездку в Муром.
     А выдернула её совершенно неожиданно нагрянувшая из Новосибирска подруга, очень быстро уставшая от московской жары, московских толп, раскаленного асфальта, душных квартир, и соблазнила Людмилу прокатиться к её подруге в Муром.
     Уговорили Павла, сели в машину и покатили. Добрались поздно вечером, но было начало июля, белые ночи или скорее белые вечера, блуждали по городу, разыскивая коттеджный поселок. Мелькали в сумерках древние купола, монастыри, маковки церквушек - тихий спокойный город. И вот наконец достигли заветной цели, оказались на улице, где с двух сторон их обступили добротные кирпичные двух-трех этажные дома с красивыми палисадниками, веселый плющ и цветущие клематисы оплетали стенки домов и балкончики. Проезжали по улицам и совершенно не чувствовали, что оказались где-то в захолустье.
     - Ничего себе! - воскликнул Павел, выдавая искреннюю самоуверенность москвича, считающего, что только там и может быть настоящая жизнь. - Не хило живут муромчане. Коттеджи не хуже московских, и в черте города.
     А Муром не переставал удивлять москвичей. Мебель в доме, где они остановились, они приняли за итальянскую, а оказалась - местного производства, на родной муромской фабрике изготовлена. В доме есть всё, что нужно: вода, газ, газовая колонка для горячей воды, канализация и сад вокруг дома.
     Утром достали хозяева трехлитровую банку земляники, банку молока и ешь - не хочу. А хочется в лес - пожалуйста. Сели в машину, через двадцать минут в лесу, прямо из машины видны поляны земляники.
     Какое единение с природой, как в её детстве!
     Вышли, насладились земляникой, собрали, сколько не лень, и поехали вглубь леса за грибами. И тоже ехали по проселочной дороге и присматривались, пока не притормозили возле семейства подосиновиков и пошли собирать. За час - полные кошёлки. Такого количества грибов Людмиле давно не приходилось видеть, разве что в детстве. В одном месте раздвинула кусты, а там шесть штук белых грибов сразу!
     Есть ещё, оказывается, места заповедные, не то, что истоптанное Подмосковье. Всю поездку Людмила облизывалась - вот так она хотела бы теперь жить. Но ведь так запросто жизнь свою не изменишь.
     И о славном городе Муроме остается только помечтать.

Глава 7

Оглавление

Глава 9