Даша с Андреем решили поселиться во Владимировке. Андрею понравились радушные люди, добрая и гостеприимная тёща, и жильё обещали. После свадьбы он сходил в контору, договорился по поводу работы, взяли его мастером на лесоразработки и пообещали квартиру. Жильё здесь у всех было казённое, строили в основном одноквартирные или двухквартирные дома, но было и несколько бараков, разделённых на квартиры. Вот в таком бараке недалеко от родительского дома и получили Даша с Андреем жильё. Вход отдельный, свой коридор и кладовка, а дальше две небольшие комнаты, точнее, одна из них - кухня, а другая - комната; по размеру кухня была чуть меньше комнаты, но и там поставили кровать на случай, если кто останется ночевать.
      Сестрички обрадовались, что Даша вернулась, теперь было к кому бегать в гости. Это обстоятельство утешило и Зою, но она всё еще косо поглядывала на Андрея, изучая и разглядывая. Но Зое и самой оставалось недолго жить в родительском доме. В августе она сдала экзамены и поступила в педучилище. Вот так и поменялись они с Дашей местопребыванием. И самое обидное, что с этого года во Владимировке открыли семилетку, а Зое уже не придётся дома учиться, но Нине повезло - ей не надо с десяти лет ходить пешком в Агнево.
      Посёлок разрастался, главную контору леспромхоза перевели сюда, и там восседало управление во главе с директором. Начали строить новую большую школу. Это радовало. Огорчало лишь то обстоятельство, что строили её на сопке, на той поляне, где раньше играли в лапту. Другой такой поляны теперь не найти, ведь вокруг школы будет ещё двор. Нина с подружками бегали к стройке и наблюдали за работой. Одни мужики обтёсывали топорами брёвна, а другие складывали из них стену, перекладывая паклей для уплотнения. Кругом валялось много соструганных щепок, и некоторые из них были довольно внушительных размеров. Щепки им разрешалось брать на дрова. И тогда они приходили с верёвками, укладывали большие щепки в вязанку и уносили домой. Больше всего Нине нравилось, как пахнет свежеструганным деревом. От щепы и от брёвен шёл какой-то чудесный аромат! Веяло чем-то новым, праздничным и от этого было радостно на душе. А брёвна всё везли и везли, благо в этом недостатка здесь нет, кругом леса. Они бегали по брёвнам, балансируя руками, пока на них не цыкали мужики и не отгоняли прочь, чтобы не мешались.
      Школу обещали сдать к первому сентября, но строители говорили: вряд ли успеют, хотя бы до снега закончить.
      Лето 51-го года было сухое и жаркое. Вволю купались в речке, быстро поспевали овощи и ягоды в лесу. Но как часто бывает в сухое лето, случился лесной пожар. Вначале заметили дымок на лесистой сопке, что за Лобановкой, и люди поняли: в лесу пожар. С каждым днём дыму становилось больше, уже и в посёлке запахло дымом, и разговоры о пожаре всё тревожнее. Он захватывал всё большие и большие куски леса и двигался к посёлку. У магазина или у почты, где собирался народ, только и разговоров, что о пожаре. Говорили, что мужиков с лесозаготовок поснимали, уж сколько дней борются с пожаром, а он всё не сдаётся. И с каждым днём горело всё ближе.
      В одно утро проснулись - сильно пахнет гарью, даже синева в посёлке видна. Паника пошла по посёлку. У конторы собрался народ, женщины кричали:
      - На дома скоро перекинется, сгорим все, что делать будем?
      Некоторые даже плакали от страха, что может случиться непоправимое.
      Долго гомонили и порешили: мобилизовать и домохозяек, кто может, и взрослых школьников.
      Нина стояла недалеко от своего дома и вместе со всеми переживала от тревожных сообщений о пожаре, надвигающемся на посёлок. И когда бросили клич: "Берите вёдра и идите помогать!" - Нина сорвалась и тоже побежала домой за ведром.
      - Мама, дай мне ведро, я пойду на пожар!
      - Ты что, сдурела! - грозно посмотрела Катерина на дочь. - Да разве можно таким маленьким на пожар идти? Взрослых звали, а не таких соплюх, как ты. Горящяя лесина как ухнет, так от тебя костей потом не найдёшь.
      Нина приуныла. В ней кипел такой порыв, что она чувствовала себя стреноженной лошадью, остановленной на полном скаку. Мама тем временем взяла Васятку и пошла в магазин, строго наказав Нине:
      - Не смей уходить! Дома оставайся.
      Нина ходила взад вперёд по двору и никак не могла переключиться на что-нибудь другое. Даже на гигант не хотелось идти кататься и даже за малиной, куда звала её Лида. В голове у неё были мысли только о пожаре. Как же так! Ведь и она могла бы носить хотя бы по полведра и помогать всем людям. Как же можно сидеть дома, когда такая беда?
      Она не выдержала, схватила ведро, забежала за Раей, и вместе они помчались на Лобановку в ту сторону, откуда валил дым, и даже порой виднелось пламя. Рая старше Нины на два года и с ней не так страшно. Шли туда, в гущу леса, куда ни разу ещё не углублялись. И вот наконец стали попадаться люди, а ещё чуть дальше на взгорке увидели горящий лес. Мужчины валили деревья навстречу огню, чтобы сбить пламя, другие рыли чуть поодаль канаву, чтобы отделить горящий лес, и кидали землю в сторону огня.
      Внизу протекал ручей, и люди, преимущественно женщины и старшие школьники, носили вёдрами воду и поливали горящие деревья. Нина с Раей тоже включились в работу. Зачерпнув полведра, перекосившись под его тяжестью, Нина несла его вверх. Вылила воду на горящую траву и сбежала вниз, к ручью. Снова тащила ведро вверх, от натуги закусив губу, но молчала и не жаловалась. Всеобщий энтузиазм захватил девочек и они трудились изо всех сил. Нина даже гордилась: вот она какая, помогает в таком серьёзном деле. Взглядывая на горящий на горке лес, останавливалась, поражённая величественной и страшной картиной. Огонь полыхал, жутко было смотреть, как огромные деревья охвачены пламенем, оно плескалось по стволу, перебегало на ветки, те вспыхивали, трещали и падали. Слышались голоса людей, уханье падающих деревьев, снопы искр. О запретах мамы она совсем забыла…
      Но тут откуда ни возьмись, вынырнул Андрей, чумазый, лицо в саже, на чёрта похож, и уставился на Нину.
      - Ты что тут делаешь?
      Нина остановилась и поставила тяжёлое ведро.
      - Помогаю…
      - Да ты что?! - Он глянул на Нину, потом на Раю, остановившуюся рядом с ней. - А ну марш отсюда, шмакодявки! Ишь чего придумали! Да разве детям здесь место? Сейчас же уходите, а не то свалится горящее дерево на вас - будет вам тогда фейерверк.
      И так он зло смотрел на них, так сердито кричал, что ослушаться они не посмели и, вылив воду, поплелись домой.
      Подходя к дому, Нина всё-таки вспомнила, что мама не велела ей ходить на пожар. Но она ведь не смотреть ходила, она помогала. Наверное, мама простит ей, когда она расскажет, как трудилась она на пожаре.
      А Катерина, не найдя дома дочь, сильно разозлилась и, конечно, забеспокоилась. Шутка ли, такой девчонке на лесной пожар идти, да там и взрослым страшно. А может, гулять ушла на сопку?
      И так она нервничала, ожидая дочь, не зная, где она, ну просто вся извелась. Не дай Бог, действительно на пожар убежала. Там и погибнуть можно. Ещё этого ей не хватало, мало она детей похоронила. Нина была самым трудным её ребёнком, а потому и самым дорогим. Ведь они обе едва выкарабкались, едва избежали смерти. И вот теперь…
      И когда во дворе показалась чумазая Нина с ведром, она всё поняла.
      Нина улыбалась, с надеждой и тревогой глядя на мать.
      - Ты где была?
      - На пожаре…
      - Я тебе что сказала?
      - Мы знаешь, как помогали, мы с Раей воду носили, как все…
      Мама молчала. Лицо её было таким же строгим и нисколько не смягчилось.
      Больше ни слова не говоря, она встала и пошла в сени. Нина с тревогой следила за ней. Через минуту мама вышла с верёвкой в руке…
      Ох, и досталось же Нине! Ох, и порка была. Ещё ни разу в жизни её не пороли верёвкой, разве что рукой мать иногда шлёпала или полотенцем, а тут… Мама хлестанула её три раза, приговаривая: "Вот тебе пожар! Будешь знать, как на пожары бегать!", и решила, что хватит. Нина молча и стойко перенесла экзекуцию, а потом забилась на летнюю кухню, сидела в уголке и плакала, но обиды на маму не было, всё-таки она её не послушалась и там действительно очень страшно. Вспоминала горящую стену леса и сама удивлялась, как она решилась пойти туда.
      Посёлок жил в тревоге, с надеждой ожидая дождя. Но дождя всё не было. Поздно вечером, когда стало смеркаться, Демьяновна взяла икону и вышла во двор. Молчаливая и суровая, в чёрном платке, сильно постаревшая за последние годы, она шла, не глядя по сторонам, лишь слегка шевеля губами. Кликнула ещё несколько старух, у кого иконы водились, и пошли они на сопке вокруг бараков, совершая молитву и призывая Господа помочь им и послать дождь. Из домов вышли женщины и дети и с надеждой смотрели на эту процессию, шествующую в надвигающейся темноте. Совершив круг, Демьяновна дошла до своего крыльца, повернулась с иконой в сторону пожара, перекрестила, что-то нашёптывая, затем поклонилась по трём сторонам света и ушла в дом. За ней разошлись по домам и другие старухи с иконами, а потом и прочий люд.
      К утру пошёл дождь…
      
      К концу лета в посёлке стали поговаривать, что скоро привезут движок и в дома проведут электричество. А пока по вечерам зажигалась керосиновая лампа и семья кружочком усаживалась у стола вокруг лампы. А если надо было пойти в другую комнату или в кладовку, то зажигали свечу.
      В сентябре прошёл слух, что движок уже привезли, и в дома стал ходить электрик прокладывать провода. Народ шушукался, советовались, расспрашивали - много ли денег будет стоить, некоторые только в одну комнату провели, хватит, мол, не господа, денег не наберёшься на это электричество. На улице появились столбы, а на столбах мужики стоят, уцепившись какими-то странными железными штуками, приделанными к ногам, как выяснилось позже, это называется "когти", они с этими когтями по столбу как по лежащему бревну подымаются. Среди них и Юра Кондратьев. Там, наверху ставят белые керамические изоляторы и через них провода тянут. Детишки крутятся рядом, очень всё интересно.
      И вот осенним вечером, когда уже смеркалось, Фёдор, как обычно, почистил газетой стеклянный колпак от керосиновой лампы, подрезал фитиль, подлил керосину в лампу, отвертев предварительно голову лампы, чтобы можно было туда керосину налить, и зажёг. Сидели обычно на кухне у большого стола. Подкрутил фитилёк, чтоб не чадил и горел ровно, тут и Нина с уроками за стол уселась, нет бы уроки сделать, когда светло, так где-то пробегала. А уж лампочки все в потолке ввинчены, со дня на день электричества ждали. И тут вдруг как вспыхнет лампочка под потолком, как засияет! Комната вся засветилась, во всех углах видать!
      - Ура! - закричала Нина, за ней Васятка - запрыгали, глаза светятся от счастья. Побежали в другую комнату, и там светло, все кровати видно и даже под столом всё видно и под кроватями, куда на Крещение крестики кидали, что из лучины делали с мамой, чтобы чёрт ногу сломал.
      Катерина крестилась, а и сама радовалась - в доме, как днём! Вот это да!
      Теперь по вечерам Нина делала уроки в комнате, а родители сидели обычно на кухне и своими делами занимались. А в двенадцать часов свет гас. Сначала мигал, минут за десять, это Юра Кондратьев, бывший Дашин жених, который заведовал теперь "электростанцией", как он её называл, предупреждал, что скоро полночь и карета может превратиться в тыкву.

Глава 9

Оглавление

Глава 11