Зима, наконец, отступила, и началось бурное таяние снегов. В апреле обнажились пригорки, тронулся лёд на реке, весна приближалась неотвратимо. Наступил май.
      Приходя в ближний лес ранней весной, Нина с умилением встречалась с только что обнажившимися опушками, появившимися на бугорках и вокруг деревьев. Эта первая встреча с природой как первое свидание. Было что-то щемяще родное и близкое в этих полянках с пожухлой прошлогодней травой, только что освободившихся от снега. Коричнево-серые, они выглядели ещё сонно-скромными и немного смущёнными, словно только что проснулись и тоже рады встрече после долгой зимы. Летом всё это будет пышно и гордо зеленеть, и этому буйству будет уже ни до кого. А сейчас у Нины было такое чувство, словно она встретилась с друзьями после долгой разлуки, и теперь целое лето они будут вместе. И сколько бы вёсен она ни встречала, каждый раз её снова охватывало это радостное чувство восторга в душе, не бурного, как не была ещё буйно-зелёной и эта земля, а чувство умилительной нежности к этим только что вернувшимся к тебе старым милым знакомцам. Нине так и хотелось подойти к берёзке, обнять её или погладить, как друга, хотелось сказать им всем: здравствуйте, мои милые опушки, полянки, здравствуй берёзка и ёлочка. Иногда она действительно произносила эти слова вслух.
      Недавно ей исполнилось восемь лет. Она уже не боялась ходить в ближний лес одна. Лес для неё был живой, был её другом и наперсником. Он умел хранить тайны, ему можно было поведать самое сокровенное. Чем старше она становилась, тем чаще и смелее уходила одна в ближние лесочки. Вот эту тропинку, вьющуюся среди деревьев, Нина любила больше всего. Вначале идёшь от посёлка по большой, широкой дороге, потом на повороте свернёшь влево, нырнёшь в деревья, и тропинка поведёт тебя вглубь леса, здесь ещё не дремучего, не страшного, можно сказать, домашнего, но полного таинственности. Тропинка петляет среди деревьев, кое-где спотыкаешься об обнажившиеся мощные корни, кое-где на открытых местах встречаются пни, заросшие малиной, чуть в стороне видны небольшие солнечные полянки, усыпанные клоповкой. Путешествие по этой тропинке и полезное, и приятное. Можно просто погулять и попастись на ягоде или полюбоваться природой, можно замирать от таинственных шорохов и звуков, можно вообразить себе какую-нибудь сказку с лешими, выглядывающими из-за старого пня или зелёной, мшистой раскидистой ёлки, а можно просто полежать на полянке, понежиться на солнце, а потом встать и пойти дальше.
      Если уйти от тропы и побродить в лесу, то можно найти птичьи гнёзда. Их надо уметь искать. Идёшь, идёшь и вдруг перед тобой или рядом стремительно выпорхнет птичка. Надо заметить - откуда она выпорхнула и тихонечко обыскать мшистый бугорок или кустики, и бывает - развернёшь кустики, а там, в сухом мху гнёздышко кругленькое и в нём яички разноцветные, голубые или пестрые. И какое это счастье! Так приятно потрогать красивое яичко и подержать его в руках! А недавно мама сказала, что брать в руки нельзя, иначе птичка учует чужой запах и бросит гнездо. Ну что ж, нельзя, так нельзя. Ведь ещё большее счастье просто найти его. А случается и на птенчиков наткнуться, найдёшь гнёздышко, а там птенчики, клювы огромные раскрыты, ох и прожорливые! А птичка вблизи летает, с дерева на дерево, с куста на куст, волнуется, верещит, за детей своих переживает.
      А возле дома кошка птичек ловит. И Нина, и Зоя её ругают, а она всё равно не понимает. Бывает, что задавит птичку и даже не сьест - бросит. И отбирали у неё птичек задавленных, видишь, идёт кошка, а из пасти у неё птичка болтается. А Нине их так жаль! Они их даже хоронили. Выкапывали с подружками в огороде у куста смородины ямку, клали туда разноцветные тряпочки, на них птичку, потом могилку закрывали стёклышком, через него смотрели на птичку и прощались с ней. И даже поминки устраивали. А потом закапывали могилку землёй.
      Нина пошла дальше по тропе поперёк лесочка и вышла на простор, к огородам, а за ними вторая речка. Она пробежит ещё метров пятьсот и сольётся с другой речкой, на берегу которой стоит посёлок. Здесь у самой реки есть и огород Ерофеевых, ещё один. Речка, правда, подбирается к нему, подмывая берег, вот и в этом году кусок обрушился, и осталась совсем узкая полоска кустов и деревьев до огорода.
      Здесь можно посидеть на берегу и смотреть, как бурлит вода на камнях, а можно на перекате перейти речку вброд и оказаться на другом берегу. Но за речкой лес уж совсем дремучий, туда ходить одной нельзя, и Нина поворачивает обратно к тропинкам, родным и знакомым.
      А за рекой, откуда сейчас Нина только что вернулась, на сопке - ягоды. Это голубика. Её больше всего и носили домой, заготавливали на зиму, была она основной ягодой и поэтому говорили о ней просто: "ягода". "Пошли за ягодой", "ходили за ягодой" - все понимали, что за голубикой. Ходили за ней с вёдрами, ведро ставили в вещевой мешок и носили за плечами, а на пояс привязывали бидон и по мере наполнения высыпали из него ягоду в ведро, и только когда ведро наполнялось, возвращались домой. Росла она здесь на высоких кустах, так что стоя собирали её в бидон. Особенно на открытых местах сопок - кусты большие, ягоды крупные. Здесь всё росло буйно. Гигантизм растений - говорили умные люди, много фосфора в почве. В тенистых местах распадков кусты росли погуще и чуть пониже, и ягоды помельче. А уж как там резвились комары - не передать!
      
      С посадкой картошки в этом году управились рано, и Катерина возилась теперь с грядками в маленьком огороде у дома. Копали этот огород лопатами, лошадь здесь, за отдельной оградой не развернётся, а без ограды куры замучают, все грядки разгребут. Куры ходили на воле, щипали травку, где им вздумается, но с грядок их надо гонять, иначе много успеют погубить.
      Фёдор занимался оградой, обновлял переднюю часть, где жерди сгнили и обрушились. Прибил три жердины к столбам, куча ивовых прутьев была уже заготовлена и лежала неподалёку. Справившись с жердинами, брал прут и огибал им жердины. Один прут с одной стороны просовывается, а другой навстречу с обратной стороны, и получается густой плетень, чтоб и курица не прошла, и поросёнок не забрёл.
      Морковь, свёклу посеяли, и лук, и репу, и даже брюкву, уж и огурцы взошли. Сегодня к вечеру, как солнышко к закату стало клониться, Катерина пошла капустную рассаду высаживать. Васятка топал здесь же в огороде, а Нинина задача идти за матерью и поливать посадки. Воду брали из ручья, что протекал рядом с огородом, Нина носила её ведром, затем черпала консервной банкой с отогнутой крышкой, за которую держалась и так шла позади матери, наливая в каждую лунку, где колыхался слабенький ещё капустный стебелёк с тремя- четырьмя листиками.
      - Полное ведро не набирай, - волновалась Катерина, видя, как изогнулась Нина от тяжести ведра, - отлей, отлей, куда тебе ещё полное носить.
       Катерина и ведро подбирала ей поменьше - мала ведь ещё. И всё же поливка вечерняя была за детьми. В субботу приходила Зоя, помогала, а в остальные дни это была обязанность Нины. Катерина сеяла, полола, а поливать и дети справятся, ей одной не успеть - дел хватает.
      У тех домов, что вдоль ручья расположились, проблем с поливом не было. Да и то натаскаешься, всё, что посеяно, поливать надо - и грядки со всякой всячиной, а уж огурцы и капусту, считай, каждый день. И Нина старательно выполняла свои обязанности, ей даже нравилось, что на ней лежит такое серьёзное дело, и по вечерам с радостью подливала водичку под каждый стебелёк огурца или капусты. А если гулять зовут - на "гиганте" покататься или в лапту поиграть, то всё равно дело не бросишь, мама будет ругаться. Значит, надо спешить, быстро-быстро полить, и тогда мама отпустит гулять.
      Если вдруг резко холодало, то, чтобы ночью огурцы не погибли от заморозков, их накрывали стеклянными банками. Вдоль забора валялось много поллитровых, запачканных землёй банок и ими накрывали каждый огуречный листочек. А утром их снова надо было снять.
      У Катерины заботы были и посерьёзнее. Даша прислала письмо и сообщила, что выходит замуж. И вот теперь надо готовить свадьбу. Обещала скоро приехать, но пока одна, сказала - карточки привезёт, жениха покажет и о свадьбе надо договориться. А приехать можно только на тракторе, а если трактора не будет, пешком придётся идти, попутчиков искать. Но можно ехать на попутном катере до Агнева-берег, а оттуда пятнадцать километров пешком, но это уже не шестьдесят, как из города. И вот теперь кто её знает, откуда ждать.
      
      Даша приехала через неделю, да не одна, а с женихом. Катерина ждала телефонного звонка, всё на почте предупреждала, чтоб сообщили, как дочь позвонит, а она взяла да без звонка явилась. Попутчики подвернулись, доехали машиной до Михайловки, а оттуда пешком - не привыкать.
      Вечером сидели на кухне у стола, Катерина шила, Нина Васятке что-то рисовала, и вдруг голоса на крыльце.
      - Батюшки, да никак Дашин голос?
      Катерина бросила шитьё и вышла в сени, а потом на крыльцо. За ней выскочила Нина и с возгласом:
      - Даша приехала! - бросилась к ней на шею, не обращая внимания на бравого молодого человека, стоявшего рядом с сестрой.
      - Никак Андрей? - вглядываясь в лицо будущего зятя, проговорила Катерина.
      - Он самый, - бодро произнёс стройный, среднего роста парень лет двадцати шести с русыми волосами и узким продолговатым лицом.
      - Мама! - Даша кинулась обниматься дальше, и, наконец, шумной гурьбой все вошли в дом. Лишь Васятка всё также невозмутимо сидел на своей табуретке и водил карандашом по листу, вычерчивая какие-то сложные фигуры. Отец возился где-то в огороде и Катерина послала Нину за ним. А Зоя гулять ушла с подругами и встречу прозевала.
      Отец с зятем просидели за столом допоздна, находя всё новые темы для разговора. А было о чём расспросить. Зять, хоть и молодой, а успел на фронте побывать, и Фёдор мог теперь из первых рук узнать - каково там бывало и что пришлось пережить. Они здесь в стороне от войны оказались, мало что знали.
      - Много людей положили, много… - говорил Андрей, насупившись.
      Они уже выпили по паре стопок со всеми, а теперь женщины куда-то удалились, у них свои разговоры, а мужчины вдвоём сидели за столом и неспешно разговаривали.
      - Из деревни пишут, мало мужиков осталось, бабам и пахать на себе пришлось. Сам-то откуда родом?
      - Горьковский я, из Арзамаса.
      - Ну да, окаешь маленько, правильно. А сюда как попал?
      - А нас летом 45-го сюда перекинули, на Сахалин, думали, и с японцами повоевать придётся, но без нас обошлись.
      - Значит, южный Сахалин не пришлось освобождать, - Фёдор помолчал. - В Красной Пади японцы пленные работали, но сейчас, говорят, уже нет их там. Я на южном Сахалине никогда не был, хоть после войны уже наша территория. Говорят, дома японские чудные, чёрные какие-то и двери у них раздвижные.
      - Ну, давай ещё по одной, - Фёдор поднял стопку с разведённым спиртом и чокнулся с зятем. Оба ловко опрокинули их содержимое, крякнули и закусили малосольным огурцом.
      - Наша часть так тут в Александровске и оставалась, - продолжил разговор Андрей. - А потом я демобилизовался…
      - Молодой, когда же ты успел повоевать? - Фёдор всё разглядывал своего будущего зятя, и нравился он ему всё больше.
      - В 43-м меня взяли, как восемнадцать лет исполнилось.
      - Даша говорила, орден Красной звезды у тебя?
      - Да, есть. - Андрей приосанился, руку в бок и горделиво посмотрел на будущего тестя.
      Фёдор похлопал его по плечу:
      - Молодец!
      
      На ночь уложили всех с трудом. Андрей отправился на сеновал, Зоя ему свою постель уступила, Васятке, который спал теперь с Ниной, составили стулья, все шесть стульев, имевшихся в доме - собственное Фёдора производство: один спинкой к изголовью, чтоб подушка не падала, и в ноги, а четыре спинками по бокам, чтобы ночью не свалился; туда детский матрасик постелили, и постель готова. Васятке такая постель даже нравилась - как в гнёздышке. И Нина когда-то так спала, если какой гость в доме объявлялся.
      К этому времени уж и от сенных матрацев избавились, два ватных тюфяка купили, а весной Катерина разжилась периной, о которой столько мечтала и так тосковала по своей, оставленной в родной деревне. Только с этой периной хлопот не оберёшься. Ни Нина, ни Зоя не могли её так выровнять, чтоб постель выглядела ровной и аккуратной. Всё какие-то ямы получались. И Катерине приходилось частенько самой выправлять постель. Надо, чтобы и край постели по струнке был, и подзоры ровненько лежали, и накидки на подушках, вот тогда кровать красиво выглядит, а оттого и в комнате красиво. Добра-то особенно не было, но всё равно красоту какую-никакую в доме создавали: кровать хорошо убрана, занавески на окнах белоснежные чтоб были, да тюль красивая, салфеточки вышитые на этажерке, на приёмнике, скатерть на столе в комнате ежели красивая - тоже украшение, у кого с мережками, у кого с вышивкой. Многие женщины сами мастерицами были. И мережку сделать, и вышивать гладью и крестиком, и связать кружевные подзоры или накидку на комод - всё своими руками.
      Молодые побыли два дня, обо всём договорились и уехали. А родителям кучу хлопот оставили. Теперь надо бочонок браги ставить, а иначе чем гостей поить, разве водки накупишься?
      Весь июль прошёл в хлопотах. Катерина надумала стегать дочери новое ватное одеяло. У неё и атлас зелёный был припасён для этого дела. А как же, дочь на выданье, какое-никакое приданое надо готовить. Вот ещё сатину зелёного купить на вторую сторону и ваты, и можно садиться за работу. Вата в магазине точно была, а вот будет ли сатин зелёный?
      Катерине повезло. Всё купила, что нужно - и сатину, и ваты. Теперь надо раму попросить, кажется, у Антонины была, зимой, слыхать, стегали одеяло.
      В выходной Фёдор установил в комнате раму, Катерина позвала Антонину "на помочи" и сели они вдвоём стегать молодым новое одеяло. Натянули сатин - мелкими гвоздиками прибили к раме, на него настелили ровненько вату, сверху прикрыли атласом. А по атласу мелом нарисовали рисунок - завитушки всякие от середины и от углов. Теперь надо садится за эти пяльцы и прошивать - вручную стежки класть по рисунку.
      Зоя тоже готовилась к Дашиной свадьбе и вязала ей новый подзор на кровать. Она недавно научилась вязать крючком, и теперь он ловко мелькал в её руках, выделывая замысловатую кружевную вязь. Подзоры пришивали к узкой простыне, которая стелилась по краю под покрывало, так, чтобы кружева выглядывали. Вязали их обычно полосой с большими углами - прямыми или закруглёнными, и такие мастерицы выделывали узоры, ну просто загляденье.
      Мама с тётей Тоней всё трудились над одеялом. У каждой на пальце напёрсток, игла большая в руках, сидят с разных сторон и иглой вниз-вверх кладут стежки. И всё больше проявляется выпуклых лепестков и завитушек - бугрится атлас, переливается зелёным изумрудом, ох и одеяло будет у Даши!
      Иногда они тихо пели: "В низенькой светёлке огонёк горит, молодая пряха у окна сидит…" - запевала тётя Тоня, а мама подпевала вторым голосом: "Молода, красива, карие глаза, по плечам развита русая коса…"
      Мелькала в воздухе игла, и тихо лилась песня…
      Или другую заводили: "Что стоишь, качаясь, тонкая рябина…"
      И так хорошо и покойно было в доме от их песни, что и Васятка тихо возился в своём углу, и Нина, возвращаясь из школы, проходила тихо, бесшумно.
      А то соседки заглядывали - посмотреть, как идёт работа, какое готовится приданое.
      - Ох, и мне надо стежить, - Соня Макеева всегда была завидущая, как у кого что увидит, и ей надо обязательно.
      - Стегай, кто ж не даёт, - сказала Антонина своей родственнице, которую и сама недолюбливала.
      - Да одна разве управишься, приходи помогать.
      - О, милая, а покосы?
      - Вот видишь, как Катерине помогать, так и дел нет.
      - Так Катерина дочку замуж выдаёт, сравнила, жениха вон какого привозила - городского, не чета нашим. А ты свою Зинку ещё пристрой сначала, не больно-то на неё женихи заглядываются, тогда и одеяло будешь стежить - все придём.
      Антонина может отбрить, это все знают, но и Сонька не уступит.
      - Найдёт, не волнуйся, ты б лучше о своей дочке беспокоилась.
      - Да моей ещё шестнадцать, чего об ней беспокоиться.
      Соня сердито зыркнула на Антонину, развернулась и ушла. Её Зинке было уже девятнадцать, лицо в конопушках, да прихрамывает - нога одна короче другой. Так что с зятьями у Сони плоховато. Да и свой-то мужик у ней и росту маленького, и щупленький какой-то. Ну что ж, хоть плохонький, но свой. Без мужика тут не управишься. И с огородами, и с дровами женщине одной тяжко. Но Соня и сама боевая, она и есть в семье командир.
      Одеяло большое, работа долгая, в один день с ней не управишься. Уж и спина у Катерины занемогла, а работа всё равно приятная, женская. Не часто вот так спокойно доводится сидеть, а когда вдвоём - и поговоришь, за разговорами и время незаметно пробегает. Антонина женщина умная, рассудительная, с ней и поговорить приятно. Стежок за стежком кладёшь, и такая красота из-под твоих рук появляется. Катерина встала разогнуть спину, да размяться, посмотрела на работу и осталась довольна.
      Как же - первую дочь замуж выдаёт, радости-то сколько. И человек неплохой нашёлся - и поговорить, и посмеяться умеет. Понравилось у нас в посёлке, сказал: поженимся, сюда переедем. Да разве из города переедет? Небось, так, для красного словца.
      
      … Не успели оглянуться, и свадьба подоспела. Вся комната у Ерофеевых столами заставлена, гостей полон дом.
      - Горько! Горько! - больше всех надрывался Васька Збруев. Ох, и шумная семья, ох. и гомонистая! Даша в новом крепдешиновом платье - кремовое с редкими крупными цветами, смущалась и просительно смотрела на кричавших, чтобы не донимали их часто. Андрей держался браво, обнимал невесту и долго не выпускал из объятий.
      В углу стоял бочонок браги - двухведёрный, а на столах красовались гранёные стаканы, из которых и пили. Самогон здесь не гнали, а пили, как когда-то их предки - брагу. Ставили на сахаре и на дрожжах, поближе к печи, чтоб побродила, а потом кто ягоду добавлял, кто жжёный сахар для цвета и вкуса, а кто мёд, если удавалось разжиться.
      Закусок мудрёных на столах не было, пироги да холодец, да огурцы, редька с луком и маслом постным, ну и ещё горбуша жареная, хоть с рыбой здесь проблем нет. Пришлось ради такого события телёнка зарезать, так что и мясо на столах было, значит, свадьба хоть куда.
      Шум и веселье заполнили дом до краёв, гости дошли до кондиции, когда самое время песню запеть. Петь здесь любили и выводили мелодию старательно. Начинал обычно запевала - кто-нибудь с зычным мужским голосом, потом вступали остальные, в том числе и женщины.
      Семён Кондратьев допил содержимое своего стакана, вытер усы, подбоченился, поглядел на соседку и запел:
      - По Дону гуляет, по Дону гуляет…
      Тут вступило ещё несколько голосов, два мужских и один высокий женский:
      - По Дону гуляет казак молодой…
      Семён всё ведёт и ведёт главную партию, аж жилы на шее вздулись, но красиво выводит, чёрт! И ещё голоса подхватили песню, теперь и прохожим слышно, что свадьба у Ерофеевых в полном разгаре. Да ведь ещё и гармониста пригласили, Иван Безуглов немного припоздал, пока закусывал, но когда наконец взял в руки гармонь, на него шикнули - не мешай, пусть голоса одни звучат - хорошо поют!
      А когда песня кончилась, развернул Иван меха во всю ширь и заиграл барыню. Соня тут же подхватилась, платочек из рукава достала и пошла по кругу. А Васька Збруев за ней, да вприсядку, тут и другие бабы и девки повскакивали, а Катерина как раз из кухни пироги несла, и её в круг вовлекли, а потом все на улицу во двор повалили. Тут и танцевать просторнее.
      Зоя смотрела на происходящее во все глаза. Ей разрешили сидеть за столом со взрослыми и даже бражки немного налили. А Нине поручили Васятку и она ушла с ним гулять, а потом к соседям. Зое было страшно интересно смотреть на взрослых, какие они здесь чудные и шальные, совсем не такие, как в обычной жизни. Но поют хорошо. Она смотрела и на Дашу с Андреем, но это ей не доставляло радости. У Зои было такое чувство, что Дашу у неё отобрали. И она уже заранее не любила этого Андрея, который был всему виной. Теперь у неё не будет той задушевной подруги и наперсницы, какой Даша была до сих пор. Зоя разумом радовалась за сестру, но чувствами не разделяла эту радость.
      К вечеру за столом оставались лишь самые стойкие. Васька Збруев схватил за грудки Кольку Киселёва, и дело чуть не дошло до драки, еле развели по разным углам, Ваську его зазноба Люська куда-то увела. Люська приезжая, живёт одна на квартире у Дорошенко, девка весёлая, со многими уж погуляла, да замуж что-то не берут.
      Фёдор на радостях тоже перебрал и всё подсаживался к зятю, что-то ему доказывая.
      Нина наконец отдала Васятку Зое и пошли с подружками гулять на сопку. На качелях покатались, потом с Раей и Шурой пошли вниз под горку, где в редком лесочке ягодами можно подкормиться. И вдруг слышат: недалеко в кустах кто-то сопит, и женский голос взвизгивает, то "пусти" говорит, то смеётся, заливается.
      Девчонки подкрались поближе, глянули за кусты, и вдруг Нина видит, как там чья-то голая задница подпрыгивает. Нина отпрянула, а Шурка как захохочет и дёру, остальные за ней. Пробежали обратно до горки, Шурка от смеха давится, Рая ничего не понимает, потому что не видела ничего, а Нина что-то видела, но тоже ничего не понимает.
      - Ну что, поняли что-нибудь, - спрашивает их Шура и смотрит ехидно. Она их постарше. - Да там Васька Збруев Люську свою обрабатывает. Эх вы, мелкота…
      Нина, кажется, что-то поняла, но не совсем. Поняла, что это что-то тайное, чего она ещё не знает, но видение было не из приятных.
      - Фу,- сказала Нина, ей не хотелось больше об этом говорить. Она подхватила Раю за руку, - мы пошли домой.
      Шура ушла в другую сторону, к себе.
      Свадьба разошлась. Молодых отправили ночевать на сеновал…

Глава 8

Оглавление

Глава 10