Зима завьюжила, запорошила дома и деревья, сковала реки. Казалось, посёлок заснул, затерянный среди снегов и сопок. Лишь вьётся дымок над домами, то там, то здесь поднимается струйкой к небу. Мороз разрисовал окна чудными узорами, какие мудрёные завитки, звёздочки, изогнутые листья, и откуда только берутся эти листья, какой художник всё это изваял? Краса такая, пусть бы она и не исчезала, да ведь только не видно ничего. Катерина потёрла пальцами замерзшее стекло, подышала на него и в оттаявший кружочек выглянула на улицу.
Вон женщина пошла с коромыслом по воду. Зачерпнула ведром из проруби, подцепила ведра коромыслом, чуть присела и подхватила коромысло плечом. Идёт, слегка покачиваясь, чтоб воду не расплескать, крепкая, статная. Катерина всмотрелась: кто ж это будет? Узнала Ольгу и, удовлетворённая, отошла от окна.
На кухне, у печки окно совсем уж растаяло и вода в баночку капает. Для этого подвешена к подоконнику поллитровая баночка, на подоконнике канавка сбоку сделана и туда тряпочка положена, а конец тряпочки в банку свисает. Когда печка затопится в морозные дни, лёд оттаивает, и вода в баночку собирается.
Нина в школе, в третьем классе учится. Четырёхлетний Васятка возится в комнате, тарахтит, изображая трактор, ползает с игрушкой по полу, штаны на коленках протирает. Полы летом покрасили краской. Мода теперь такая. Всю жизнь Катерина мыла обыкновенные некрашеные доски, ох и намаешься голиком тереть! Уж и Нину приучала полы вместе с ней мыть. Сначала надо намочить, потом взять веник голый, без листьев и ногой, наступив на тот голик, тереть. Да хорошенько, чтоб пол жёлтым стал, светлым, ежели серый, то значит плохо отмыт - хозяйка плохая. Потом снова водой смыть и вытереть насухо. Вот и Нину заставляла и намочить, и голичком поработать, ничего - трудилась, не жаловалась. Уж и стирать её стала приучать, а иначе какая хозяйка с неё вырастет! Стирка тоже забота большая, воды наносить с речки надо, нагреть, чтоб на два раза хватило. За один раз чисто бельё не выстираешь. В первой воде постираешь, выльешь её, потом вторую чистую нальёшь и снова всё бельё на доске потрёшь, мылом каждую намылишь - вот и чистота. Фёдора рубахи так просто не отстираешь, да и полотенца если в одной воде постирать, чистыми не будут. И так всё бельё за два раза стиралось. И Нина ручонками своими вцепится, трёт, старается, не отказывается и не ноет - молодец. К труду приучится, и жить будет легко. Никакая работа в тягость не будет.
Летом полегче. Стирка в огороде, рядом с летней кухней ванну поставишь, тут тебе и вода греется, и выливать воду грязную легче, всё рядом. А вот теперь и с полами легче стало. Пришёл Фёдор и говорит:
- Краску в леспромхоз привезли, полы в школе будут красить и в клубе. А если останется, можно и нам купить.
И принёс домой две банки большие коричневой краски. Ох, и вонища вначале стояла! Пока не выдохлась, Катерина всё на голову жаловалась - голова от краски этой болит. А потом как хорошо стало. Никакого голика не надо. Чуть тряпкой пройдись, и чисто. Теперь у неё Нина одна управляется. В субботу моет, а в среду только влажной тряпкой протирает. А у печки, на кухне Катерина и сама подотрет, где что загрязнится.
А вот и Нина из школы пришла. Дверь тихо отворилась, Нина вошла, но как-то робко, остановилась у двери и виновато посмотрела на мать. Одета она была в новую тёмно-коричневую шубу из крашеного кролика, шуба длинновата, да не на одну же зиму покупалась, на следующий год в самый раз будет.
- Чего ты так смотришь? Небось, двойку получила?
- Нет, не двойку, пятёрку…
- А чего ж набычилась?
- Ругать будешь…
- За что?
- Шубу я порвала…
Катерина ахнула.
- Да ты что это, шуба-то новая! Эх, как же ты так? Мальчишка что ли, шубу рвать?
Нина не удержалась и заревела. Ей и самой жалко было свою новую шубу, как она радовалась, когда впервые держала её в руках, гладила блестящий мех, как приятно было запустить в него руки или прижать ладошки на улице и обогреть! Ведь это первая в её жизни шуба! Она так гордилась ею и вот такая неприятность получилась.
А дело в том, что после уроков они ещё в прятки решили поиграть. Нина спряталась в коридоре школы за дверью, а когда выбегала, то шуба её вдруг затрещала. Оказалось, за дверью был вбит большой гвоздь, он-то и подцепил её шубу.
Нина развернулась и показала свисающий здоровенный клок, углом оторвавшийся от шубы.
- Ну что ты будешь делать?.. - Катерина развела руками и с досады даже не шлёпнула дочь, стоявшую с понурой головой и заплаканными щеками, расстроилась и сама, и качая головой, стала стаскивать с неё шубу.
Но кусок приладился неплохо, почти незаметно, и на следующий день Нина радостная снова шла в школу в шубе, уверяя мать, что теперь она будет очень осторожна, лазить по углам и играть в прятки больше не будет, только после уроков в старом пальто.
В прятки лучше всего игралось поздней осенью, когда не было дождей. Ближе к вечеру, сделав уроки, Нина уходила на сопку к двум баракам, где было полно детворы. Вечера этой поры были свободны от домашних дел на огороде и во дворе. Летние игрища, гуляния у реки тоже закончились, в одежде и сапогах в лапту не поиграешь. И тогда наступала пора играть в прятки. Играли обычно на краю сопки, куда торцами выходили два барака, да ещё сараи рядом и летние кухни. Закутков всяких было много, хочешь, под высокое крыльцо у дома спрячешься, хочешь, за сарай.
Сначала считалка - кому водить. Встали в кружочек и Шура начала:
|
Катилася торба с высокого горба,
В этой торбе хлеб, пшеница,
С кем желаешь поделиться?
|
Она тыкала по очереди пальцами в грудь каждого, последний тычок пришёлся на Нину. "С кем же, с кем же? - думала Нина, - кого увести?" И она выбрала Лиду. Всё, значит, не они будут водить сначала, а потом уж как придётся. А считалка поехала дальше.
- Эники, беники, ели вареники, - снова загнусавила Шурочка, и теперь, на ком она остановится, тот и будет водить:
- …буду резать, буду бить, всё равно тебе водить.
- А-а! - жертвой оказалась Света.
Светка закрыла рукавом глаза, прислонилась к стенке дома и все бросились врассыпную.
- Раз, два… четыре пять, я иду искать, кто не спрятался, я не виноват.
Светка развернулась. Никого, всех, как сдуло. Уже смеркалось, и лишь серая мгла, серые дома и сараи открылись её взору. Все игроки замерли в укромных местах. Нина влипла в стенку за какими-то столбами, прислонёнными к стенке сарая. Слишком глубоко прятаться нельзя, ведь надо вовремя выскочить и постучаться у того места, где водят. Теперь подобрать момент, когда Светка пойдёт не в ту сторону, выскочить, добежать раньше неё и застукаться. Светка только успевает разворачиваться. Только направится в одну сторону, бац! Кто-то уже выскочил и тук-тук, шустрые так прямо под носом прячутся, не углядишь. А кое-кто так упрячется, что всё в округе обыщешь и не найдёшь. Тогда главное - угадать направление. Потому что из таких захоронок так просто не выскочат и можно успеть застукать. Мальчишек обычно в такие игрища не брали, они не столько играют, сколько хулиганят. Только Вите из Нининого класса девчонки позволяли с ними играть. Витька смирный и правилам подчиняется. Если вечером выходила луна, то играли долго, в лунных сумерках ещё интереснее. И прятаться хорошо, и искать интересно, вглядываешься, вглядываешься в сумерки, и вдруг кто-то выскочит, да как гаркнет над ухом, испугаться можно.
Но всё это было осенью. По первому снежку тоже играли, а уж как навалит снега побольше и установится настоящая зима, тут уж другие игры начинаются - с санками да на горку.
Катерина накормила детей обедом, а на обед, как всегда, борщ из кислой капусты, сваренный с куском солёной свинины, которая хранится в бочке в холодной кладовой, ну, иногда суп. Но Фёдор больше щи-борщи уважал.
После обеда Катерина пошла к старшей дочери. Даша на сносях, вот-вот родит. Да уж пора, второй год вместе живут. Андрей на делянах работает мастером, домой приходит на выходной, а на неделе редко удаётся, идти далеко. А Даша в декретный отпуск пошла. На складе кладовщиком работала, а отпускают в декрет всего за две недели.
Нину с собой брать не стала, велела уроки к её приходу сделать, забрала Васятку, чтоб не мешал ей. Нина учится хорошо, молодец. Прошлый год, второй класс с одними пятёрками закончила, и сейчас в третьем классе всё больше пятёрки приносит. Прошлый год Похвальную грамоту получила, а на ней портреты по бокам: Ленин и Сталин, и написано:
"За отличные успехи и примерное поведение".
Нина уселась в комнате делать уроки. Развернула тетрадку по арифметике, а оттуда пятёрки на неё смотрят. Сегодня Анна Сергеевна ей и за домашнюю, и за классную работу пятёрки поставила. А пятёрки у Анны Сергеевны до чего же красивые - круглые, аккуратные. Как она любила пятёрки! Это была самая красивая из цифр. Кто-то очень умный назначил эту цифру быть самой лучшей оценкой. Её округлость и палочки сверху ласкали взгляд, и Нина не могла налюбоваться. Написанные красными чернилами пятёрки словно бусинки украшали тетрадь. Разве может служить украшением угловатая четвёрка? Разве что утешением, а скисшая, скрючившаяся тройка - словно насмешка, ей только уязвлять самолюбие, а извивающейся, закрученной как змея двойке только оскорблять и унижать. Вот пятёрка - это да! Милашка! Ещё раз улыбнувшись любимой красотке, Нина взяла ручку с пёрышком "лягушка" и макнула в чернильницу.
Вот сейчас уроки сделаю, а вечером с санками на сопку пойду кататься. А может, к Даше пойду в гости. Даша теперь совсем взрослая и, конечно, ей не подружка. Больше всего Нина скучала по Зое и ждала её на каникулы. Зоя уже на втором курсе, причёску носит как взрослая, шестимесячную завивку сделала. Летом, когда была она на каникулах, спали с ней на сеновале, и Нине приходилось иногда одной укладываться, когда Зоя гулять уходила. Иногда приходила с провожатыми. Как-то Нина заснула, потом проснулась, слышит: Зоя с кем-то у края крыши сидит и разговаривает, и мужской голос откликается. Интересно как! Зоя с кавалером пришла! Кто же это, голос какой-то незнакомый? На следующий день спрашивала - не признаётся, тебе, мол, это знать не обязательно.
Нина так за лето привязалась к сестре, что не представляла, как будет жить, когда Зоя снова уедет в город. Никого дороже Зои сейчас не было для неё на всём свете. Иногда улягутся на сеновале и долго шепчутся, прежде чем уснуть. Зоя говорит:
- Вот я окончу педучилище, буду работать, и ты ко мне приедешь, будешь у меня жить и учиться в моей школе.
"Как здорово!" - думала Нина и мечтала - скорее бы наступило это время. Самым любимым человеком для Нины сейчас была сестра.
Но всё это было летом. Нина обмакнула перо в чернилку, дописала последнее предложение по русскому языку, высушила чернила промокашкой и закрыла тетрадь.
Теперь Нина ждёт Зою на каникулы, вот только дождаться Нового Года, и тогда после экзаменов придёт на каникулы любимая сестра.
Даша боялась предстоящих родов, вспоминала, как рожала мать Нину, и страшилась. Правда, в посёлке появился собственный врач, но говорят, этот врач - терапевт, а нужен специалист-акушер, и Даша уже жалела, что уехали они с Андреем из города, там и больница под боком, и врачи. Там умереть не дадут, а здесь… Она вспоминала "Анну Каренину", фильм, виденный не так давно с Тарасовой в главной роли. "Родами умрёшь, матушка, родами…" Слова эти преследовали её и страхи становились всё больше. А вдруг она умрёт и ребёнок останется без мамы, как же ему будет плохо. А вдруг ребёнок родится неживой? Такое ведь тоже бывает. А вдруг калека? Чем ближе придвигался срок, тем больше страхов и дурных мыслей появлялось в её голове. С огромным животом она теперь едва разворачивалась, особенно с пола что-то поднять - проблема.
Катерина перешла на соседнюю улицу и зашагала по наезженной колее, между высоких сугробов снега. Часто по улицам трактора ездят, дорогу размозжают, трактора здесь все гусеничные, те, что на трелёвке в лесу работают. Васятку тянула за руку, чтоб не отставал. Он старательно переступал ножками, спотыкаясь иногда об комья снега, Катерина взяла сына на руки, идти осталось совсем немного, и остаток пути донесла его на руках.
Даша с Андреем жили отдельно, вели собственное хозяйство. Огороды свои сажали, осенью картошкой запаслись, выкармливали поросёнка.
Катерина открыла дверь и вошла в дом. Двери в дома днём не всегда запирали, даже когда уходили из дома, иногда закрывали на палочку, чтобы обозначить - дома никого нет, заходить нельзя. А уж изнутри запирались только на ночь.
Даша лежала на кровати поверх покрывала и при виде матери начала подниматься.
- Да лежи, лежи, чай, свои, чего подыматься…
- Да как же, гости всё-таки.
Дочь всё же встала.
- Ну как ты? Живот ещё не опустился?
Даша пожала плечами.
- Да нет, кажется, всё так же.
Катерина посмотрела на дочь.
- Живот остренький, мальчишка будет, вот увидишь.
- Да хоть бы кто, лишь бы благополучно всё было, - Даша боязливо посмотрела на мать.
- Да, всякое бывает, - вздохнула Катерина, вспомнив свои мучения в 43-м году, ну, ты уж сильно не бойся, врач теперь есть, помогут… Уж я Нину к тебе буду отправлять ночевать, а то мало ли…
- Хорошо, - немного безучастно покивала Даша, - если что, будет кого послать на помощь звать.
Катерина посидела с полчаса, поговорили, Даша немного успокоилась рядом с матерью и мать засобиралась домой.
Нина теперь спала у Даши и утром от неё шла к школе. До неё здесь совсем близко. Даша была такая огромная, что Нина даже стеснялась на неё смотреть. Её казалось стыдным, что у Даши такая испорченная фигура, да и лицо её сильно подпортилось, губы расплылись, и она стала некрасивой. И всё-таки с Дашей происходила таинственность, о которой Нина пока только догадывалась. Она понимала, что ребёнок у неё в животе, но как он оттуда выберется, она не понимала, Лида сказала, что его через пупок вытащат, а Рая говорит - и совсем не так. А ещё говорят, что это очень больно, зачем же тогда рожают, если так больно? Выводили бы детей в инкубаторе, как цыплят. Когда родился Васятка, Нине говорили, что мама его купила в магазине. Нина представляла себе коробочки на полках, и в них лежат маленькие детки. Мама пришла в такой магазин и выбрала себе Васятку. Но когда он маленький капризничал и сильно надоедал ей своим плачем, Нина говорила маме: "Не могла уж получше выбрать, выбрала такую плаксу…"
Даша очень боится рожать, говорит, от этого даже умирают. А ещё она говорит, что и ей, Нине когда-нибудь придётся. Неужели придётся? Против ребёнка Нина не возражала, конечно, когда она вырастет и ей захочется, чтобы у неё был ребёнок - будет его нянчить, воспитывать… Но как у неё ребёнок получится, что, для этого обязательно замуж выходить? А просто одной нельзя - взять и родить себе ребёночка? Неужели для этого обязательно надо спать вместе с мужчиной? Они бывают такие противные, грязные, пьяные, а некоторые даже бьют своих жён. Нет, Нина никогда такого не позволит. Лучше будет жить одна.
Вопросов было много, и не на все Нина пока знала ответы. Иногда с девчонками шушукались на эту тему, но говорили все по-разному и непонятно, что же на самом деле.
Дашины роды запомнились большой беготнёй и суетой. К вечеру она начала стонать и вскрикивать, Нина побежала за матерью, после этого её в дом к Даше уже не пускали. Ночью родился мальчик. Из конторы позвонили, и примчался Андрей. Нина попала к Даше только на другой день к вечеру. Даша сидела в кровати, прислонившись к подушкам, лицо бледное, осунувшееся, а рядом с ней лежал и пищал красненький свёрток…
А она со счастливым лицом поглядывала то на окружающих, то на этот свёрток.
Мама теперь часто уходила к Даше, помогала ей, а Нине приходилось возиться с Васяткой. Из-за него только к вечеру можно было выбраться из дома.
Сама Нина всё ждала Нового года, ждала, когда Зоя придёт на каникулы.
И вот он наступил - год 1953-й.
Пришла Зоя совершенно неожиданно, когда её ещё и не ждали.
К вечеру все были дома, кроме отца. И вдруг стук на крыльце, кто-то входит в сени, открывается дверь в дом и… И вваливается Зоя, смеющаяся, замёрзшая, шаль вокруг рта заиндевела от мороза и дыхания. Но это же Зоя!
Нина бросается на шею сестре, Васятка прыгает возле неё, мама сводит руки от удивления и ахает.
- Да как? Да когда же вы вышли, и не позвонили…
Зоя смеётся от радости, все её раздевают, снимают с плеч вещмешок, а она рассказывает:
- На машине до Михайловки нас подвезли. Люда прибегает вечером поздно, говорит, завтра оказия, и нас обещали довезти. Ну, мы мигом собрались и утречком пришли к машине. Вот и дошли так быстро.
- И не позвонили… - всё ещё жалуется мама.
- А мы сюрпризом, так интереснее. Правда, Нина?
Зоя теребит Нинины щёки и снова прижимает к себе.
А Нина с Васяткой ждут гостинцев. Пусть это будет всего лишь горсть карамелек, но гостинца из города очень хочется. Зоя ловит ждущие взгляды, кидается к мешку и вытаскивает оттуда две маленькие шоколадки.
Вот так Зоя! Молодец!
Вместе с Зоей в дом ворвался шум и весёлый гомон. То кто-то из подруг приходил к ней, то они торопились в клуб на танцы, то участвовали в клубном концерте.
Но несколько вечеров Зоя оставалась дома, и тогда они с Ниной то рассматривали новые книжки, которые она привезла, то рисовали, то просто разговаривали. И Нина думала: какая у неё сестра, самая лучшая на свете.
Зоя хорошо рисовала, у Нины так не получалось. Она уже нарисовала ей в альбом красивую барышню, а Нине очень хотелось, чтобы она нарисовала ей красотку с коробочки с пудрой, на которой было написано "Кармен". Нина не знала, кто такая Кармен, у неё были кудрявые волосы, гордо закинутая голова и в волосах красная роза! Зоя хорошо рисовала, и Нина попросила её срисовать ей в альбом эту красотку. Роза у Зои так хорошо получалась, как настоящая, и Кармен выходила красавицей, но когда Нина принималась её срисовывать, у неё получалась кривая уродина.
Нина смотрела на взрослых девушек, Зоиных подруг, на их красивые платья и туфли и думала, когда же у неё будут такие? Дома запахло пудрой, одеколоном, всё это красовалось на тумбочке, и Нина трогала то одну баночку, то другую, осматривала их вначале снаружи, потом заглядывала внутрь. Взяла стеклянную баночку. На ней было написано "Снежинка". Нина отвернула крышку, потрогала содержимое пальцем. Там был крем. Мягкий такой и немного влажный. Намазала себе лицо. Открыла коробочку с пудрой. Там лежал кусок ваты. Нина осторожно вынула вату и напудрилась. Лицо стало белым, Нине показалось себе очень красивой и не стала стирать пудру. Пора было идти в школу, училась она во вторую смену. Учительница Анна Сергеевна часто говорила, что Нина - хорошая девочка. И Нина решила, что теперь она будет ещё лучше и кто-нибудь ещё скажет о ней: красивая девочка.
Когда Нина вышла на крыльцо, то столкнулась с мамой и Дашей. Даша как-то очень внимательно на неё посмотрела.
- Ты куда? - спросила мама.
- В школу…
- А что это у тебя с лицом? - Даша наклонилась, пристально посмотрела ей в лицо и расхохоталась. - Никак, ты напудрилась?
- Да-а, - нехотя призналась Нина, - а что, разве плохо? - тянула она, исподлобья глядя на взрослых.
- Да ты что, разве таким девочкам можно пудриться! - мама, кажется, рассердилась. - Иди сейчас же смой, в школе засмеют.
"Как жаль", - думала Нина, смывая остатки пудры с лица. А ей так хотелось быть сегодня красивой.
Когда пришла из школы, Зои дома не оказалось. Мама сказала, что за ней зашли Катя и Зина и они ушли в клуб на танцы. Это был их последний вечер дома. Завтра они снова уходят. Нина огорчилась, она так спешила домой, что даже на горке не покаталась. А Зои нет. Может, пойти в клуб и посмотреть, как они танцуют? "Нет, - решила Нина, - лучше я её дома дождусь".
Это был последний вечер. Каникулы кончились, назавтра ватага студентов снова отправилась в путь.
Снова потянулись обычные дни. Отец утром уходил на работу, Нина в школу, и только мама с Васяткой оставались дома. Так незаметно подошёл март.
И вдруг сообщили о тяжёлой болезни Сталина. Каждый день передавали сводки о состоянии здоровья. А пятого марта все приникли к приёмникам.
Дома у Ерофеевых висела на стене чёрная тарелка громкоговорителя, украшенная вышитой салфеткой. Прибежала Даша вся в слезах, со страшной новостью: Сталин умер! Катерина поспешила к радиоприёмнику. Тут и Нина пришла из школы. Так они стояли втроём у чёрной тарелки и слушали страшную весть. Даша с матерью плакали, Нина только поглядывала на них и пока не понимала - большое ли это горе. Но если и мама, и Даша плачут, значит, это действительно так. Ведь Сталин - наш великий вождь и учитель.
- Всё, всё, - сквозь слёза говорила Даша, - теперь немцы снова на нас нападут. Без Сталина кто нас защитит? Все враги теперь на нас набросятся.
Катерина тоже плакала, хоть и думала, что и без Сталина люди жили, но какой-то страх закрадывался в душу, ведь по радио столько говорили про Сталина, что и ей стало казаться, что без Сталина они теперь пропадут.
Скорбным голосом Левитана тарелка всё вещала и вещала, и страх леденил душу…
