В посёлке, затерянном на краю земли, начиналось новое утро. На дома, расположившиеся в широком распадке, за хребтом, отделяющим его от моря, со всех сторон смотрели сопки. Одни были поближе - свои, исхоженные, другие далеко, как вон та со скалистым гребнем, отгородившаяся от посёлка широкой полосой тёмной и мрачной тайги, на этой сопке дольше всех держится снег. А там, где вдаль на Север уходят две гряды и становятся почти неразличимыми в синеве, - дорога в город Александровск, куда приехал Антон Павлович Чехов в 1890-м году, чтобы увидеть каторжный остров. А теперь вот вольных людей сюда повезли, заселять окраины. Тюрем осталось мало, столько, сколько и везде.
      Есть сопки низкие, как плато, на одной из них живут люди - продолжается посёлок, а на другой, что подальше, последнее пристанище, завершение жизненного круга, конец всем бедам и хлопотам - кладбище. Но если оставить справа сей печальный погост и пойти другой дорогой - прямо, то можно углубиться в редкий лес, там ягоды и покосы, и лопух для свиней. Все ближние лесочки исхожены, обжиты, изрезаны тропинками, а вдали темнеющая тайга доступна только мужчинам - лесорубам. Там идёт заготовка леса, чем и живёт посёлок, в котором находится леспромхоз. Вот сюда во Владимировку и привезли в 1940-м году из европейской густонаселённой части страны много семей. Привезли туда, где восходит солнце над страной и продолжает свой долгий путь, в течение восьми часов разглядывая леса и моря, реки и горы, переваливает Уральский хребет, заглядывается на Москву, где живёт великий вождь товарищ Сталин, и вскоре докатывается до границы, до Бреста. Земля за Уралом ещё вся в воронках и руинах, стонет и плачет, недосчитывается многих и многих мужей и сыновей в каждой семье и только-только начала залечивать раны. Закончилась война.
      В день победы прибежала сияющая Даша и возвестила:
      - Победа! Война кончилась!
      - Господи, слава Богу, хоть эта радость, - перекрестилась Катерина.
      - Ура! - закричала Зоя, за ней Стёпа, Нина бегала за ними и лепетала в свои два года: "Ула, ула…"
      От такой радости и жить стало полегче, словно камешек один с груди свалился, и чуть-чуть прибавилось сил.
      Война, слава Богу, кончилась, но большого облегчения это не принесло, хлебные карточки по-прежнему оставались. Здесь война не так ощущалась, но вот в письмах с материка от родственников было много горя. У Катиной сестры под Сталинградом погиб муж, а на днях пришло ещё письмо - сын её погиб шестого мая в Берлине. Вот горе, так горе! Всю войну прошёл, цел оставался, трёх дней всего до победы не дожил.
      
      Рассвет застаёт многих уже на ногах. Ушли на ближние деляны лесорубы, давно встали и проводили мужей хозяйки. А с дальних участков рабочие приходят только на выходные. Там и живут в бараках.
      Фёдор в этот год работал на ближних делянах и каждый день приходил домой. Километров пять, конечно, отмахаешь туда и обратно, да всё равно дома в своей постели лучше. Летом налегке хорошо ходить, а зимой в ватных штанах, фуфайках и валенках тяжеловато. Да там, в лесу наработаешься. Пилили вручную - вдвоём двуручной пилой. Спинку-то погнёшь, да по снегу натопчешься, проваливаешься до самых коленок, пока умнешь возле лесины маленько, чтоб подступиться к ней. Да ведь и свалить надо умеючи и в нужную сторону отойти, чтоб и тебя, и других людей, что рядом работают, не зашибло. А подпиленное дерево как ухнет - только эхо разнесётся, и снег столбом взметнётся вверх! Да сучья трещат, словно косточки - живое ведь рушится. Тогда бери топор и сучья рубить. Эта работа повеселее: ахнешь топором, силушку свою испробуешь, хрясь - и нету сучка, и следующий, следующий, к макушке тонкие - и за один раз сшибёшь, а на первые у основания силы побольше нужно. Потом брёвна трактор трелёвочный потащит на высокий берег к реке, и там штабеля будут накапливаться до весны. Валили ель и пихту. Пихта почти такая же, как ель, только помягче, попушистее, одним словом, женского роду.
      Фёдор топал и топал по знакомой дороге. Эх, в деревне степняком был - поля и просторы, а теперь вот лесным человеком заделался. За эти годы уж всю работу здешнюю перепробовал. Весной, по большой воде, как вздуются реки, пойдёт сплав. Брёвна поплывут по реке к морю, до поселка Агнево-берег. Там задержатся в бонах, затем будут распродаваться - повезут их пароходы-лесовозы по разным городам и весям, в том числе и в Японию. Сплав здесь, как уборочная в колхозе - завершение страды. Всё, что за зиму наготовили - пойдёт наконец на продажу. Сплав и ответственное мероприятие - как можно больше леса надо довести до цели и как можно меньше угробить. Сплавляли здесь брёвна врассыпную - речки неширокие, порожистые, петляют много, и плоты гонять трудно. Приходят мужики к штабелям на берег и-и … С Богом! Пошли катать баграми и в воду балансы сталкивать!
      Но это ещё не всё. Надо пройти по реке и смотреть, где заторы образовались. Где коса на камнях повисла - часть речки загородила, и надо брёвна с камней сбросить, а где и вовсе столько брёвен застрянет, что всю речку поперёк загородит - залом образуется. Вот это всё баграми растащить надо. И тогда держись! Бывает так, что вот в эту холодную, коричневую от грязи, бурлящую воду окунаться приходится. Одевают на себя мужики резиновые сапоги охотничьи, что аж до паха доходят (ну, в общем, откуда ноги растут), а иногда и их нехватает, по пояс в воду проваливаются. Перед этим спиртом макушку и грудь разотрут, спиртяшки внутрь сто грамм и … Была-не была, где наша не пропадала!
      Вот такая житуха. Но назад никто не уехал.
      Ехали сюда на два года - договор заключили, когда вербовщик их агитировал. Много в тот год вербованных ехало - с Рязанщины, с Мордовии, из Пензенской области. Думали - не понравится, обратно можно вернуться. Вот тебе и вернулись, через год война началась. Так и отсчитывали год за годом. И вот уж семь лет здесь прожили, привыкли. Там на родине, на материке ещё хуже бедствуют, так они отсюда когда-никогда родным деньги посылают, а в колхозе - какие деньги?
      Лес пилить, конечно, не легко, но мужики на жизнь не жаловались. Чай, не господа, деревенские люди, к труду с детства приучены. И платят хорошо, есть на что семью содержать. Сала шматок с хлебом с собой тоже всегда найдётся, для этого и держат хозяйки по две свиньи, а то и по три. А без сала на такой работе не поработаешь.
      А вот под Магаданом, говорят, заключённые в лесу работают. Там и интеллигентов всяких полно, которые ни пилы, ни топора в руках не держали. Мрут, как мухи. Да и кормёжка, небось, сала не увидишь.
      По вечерам зимой Фёдор ещё и подрабатывал, пилы дома точил двуручные, которыми они лес валили. А как же, всё копейка лишняя в доме, девчонки подрастают, Даше семнадцать осенью исполнится - совсем девица, и Зое одиннадцать. Надо и платьица какие купить.
      Все здесь люди вольные, приехали с семьями, со своим укладом и порядком. Вели себя мужики тихо, пристойно, чтоб и детям пример показать, не летуны какие-нибудь, как раньше блюли себя, так и теперь. Матом дома не выражались, на работе - другое дело, а при детях нельзя. Женщины семейные тем более мата не употребляли, воспитаны были ещё религией, в церковь в молодости хаживали. Мужики когда и выпивали, после баньки сто грамм как не выпить. Заходили в магазин, что как раз на пути из бани стоял, а там у Верки спирт разбавленный в чайничке завсегда стоит. Из того чайника она тебе стопочку и нальёт - пожалуйста.
      И праздники справляли. Седьмое ноября, Первое мая да Новый год. Ну, и бабы свои, церковные не забывали - Рождество, а больше всего Пасху - с куличами да яйцами крашеными.
      
      В этом году сплав уже прошёл, теперь главная работа - картошку посадить, с огородами справиться. Леспромхоз снаряжал лошадей, и пахали всем огороды плугом, потом боронили, когда от леспромхоза кого снаряжали, а когда мужики-хозяева, не дождавшись, свои огороды сами готовили. А уж сажать лошадей не давали, всё под лопату.
      Катерина, сбегав на лесопилку (так называлось место, где когда-то была лесопилка и в основном там на ровном пространстве между двух речек были огороды), уж волновалась, что семья её с посадкой задерживается. Май кончается, вон уж гляди Дорошенковы огород свой рядом посадили, а у них земля подсыхает и навоз только завтра Фёдор подвезёт, а сажать, сказал, в выходной, послезавтра будем. Ради огородных дел в страду мужиков и с работы иногда отпускали. А как же, картошка здесь - главный хлеб. Хлеб, конечно, покупной, мука-то есть, но и пекарня в посёлке есть, а картошка у каждого своя. Будешь с картошкой, значит, будешь сыт и свиней будет чем зимой кормить.
      В выходной много семей потянулось по широкой дороге в сторону огородов. Люди шли кто с лопатами на плечах, кто шёл за подводой, везшей мешки с семенами, а от других подвод навозцем попахивало. Запах неприятный, но без навоза здесь не сажали, хорошей картошки без него не вырастишь, а других удобрений не было. Кто своим навозом удобрял: из-под коровы, да свиней, этот похуже да поароматней, а кому от лошадей с леспромхозной конюшни удавалось разжиться, тот был почище и покультурнее.
      - Эй, поберегись! - кричал Михаил Збруев и, размахивая вожжами, гнал гнедую кобылу, разбрызгивая лужи в разные стороны.
      - Фу, чёрт, - Катерина смахивала с юбки доставшиеся и ей брызги. - Леший, ему обязательно полихачить надо, не может спокойно проехать.
      - Ох, и чумной! - поддержала поравнявшаяся с ней Антонина, за которой тянулось её семейство. - Ну что, с почином вас?
      - А вас?
      - А мы уж вчера выходили.
      - Вот вы какие, а мы всё никак, вчера только с Фёдором навоз и семена завезли.
      Отряхнув юбку, Катерина догнала своих, Фёдора, Дашу и Стёпу. Зоя осталась дома за Ниной присматривать, да по хозяйству кое-что поделать - пол подмести, картошки к ужину начистить.
      А вот и огород их - самый большой, но есть ещё два поменьше, да возле дома ещё один. От дороги огород отделяла полоска редких деревьев и кустарников, а с другой стороны ещё такая полоска и за нею река. Трава уже чуть-чуть зазеленила землю, кое-где лопухи в рост пошли и кислица повылезла. Летом лопух вырастет высокий, с широкими зонтами, такими большими, что можно на голову в дождик надеть. А попить захочется - сорвёшь лопушок поменьше, свернёшь его ковшичком, и пей себе водичку из реки иль из ручья какого. А осенью, когда шла копка картошки, её складывали в кучи и накрывали рядами этих самых лопухов, а чтоб ветром не разнесло, сверху закидывали ботвой. Так куча и стояла, пока весь огород не выкопаешь, и дожди выдерживала, всё лопушок спасал.
       Остановились у большого тополя, которого выкорчевать они не решились, больно уж здоровый, и теперь под ним обедали, прятались от дождя или просто присаживались отдохнуть. Даша поставила корзинку с едой и питьевой водой, речка ещё грязная, половодье не кончилось, воду из неё лучше не пить и для питья носили из дальнего колодца.
      - Ух, руки все открутила, чего ты сюда наложила?
      - Небось в обед скажешь - мало еды…
      Катерина кинула пустые вёдра, которые она несла: какое побольше да погрязнее, под навоз пойдёт, а поменьше и почище - для картошки.
      Стёпа тут же побежал к речке посмотреть, как здесь с рыбалкой - заядлый был рыболов. Даша прошлась по кустам, поздороваться с милыми опушками и знакомыми кустиками…
      - Эй, куда разбежались! - Фёдор примерялся лопатой - хорошо ли вскопали. - Давайте все сюда, работать надо.
      Фёдор составил бригаду из трёх человек. Сначала идёт он сам с лопатой и делает лунки, за ним, шага на два позади идёт Катерина и кладёт жменей навоз прямо в лунку. Навоз здесь по огородам не разбрасывали, чего зря добро переводить, а клали прямо в лунки под картошку. Следом третьим пойдёт Степа, его задача: пнуть ногой немного землицы в лунку - навоз маленько прикрыть, чтоб картошка не сгорела, и бросить туда семенной, пророщенный картофель, который уже неделю на кухне в загородке лежит - готовится. Хорошо, если бы ещё два человека было, тогда можно две бригады сделать, и чуть на расстоянии за первой в таком же порядке пошла бы вторая. Так иногда и делали, когда на помощь друг другу ходили или у кого семья большая. Но сейчас был только четвёртый лишний. И Фёдор определил Дашу на вспомогательные работы: в запасные вёдра навоз из кучи накладывать и матери подносить и Стёпе картошку также, чтоб перерыва не было. И меняться со Стёпой, если кто устанет - дети всё-таки.
      - Ну, с Богом! - перекрестилась Катерина, поднимая ведро с навозом. Эта грязная работа всегда ей доставалась, да она и не сетовала - кому ж ещё? Неужели девчонок своих заставить, не пожалеть, а самой с картошкой чистенько налегке идти? Даже и в мыслях такого не было. Она - мать, и ей главные трудности, а детей поберечь надо, кто ж их ещё побережёт, если не родители?
      Фёдор воткнул лопату, слегка надавил на неё ногой, откинул вперёд комок земли, и пошли гуськом друг за другом…
      На обратном пути Фёдор свои комья земли уже целенаправленно кинет с лопаты в лунку предыдущего ряда и накроет лежащую там картошку, вот и готово - посажено.
      Мимо прошла соседка Ольга.
      - Бог в помощь вам.
      - Спасибо. А вы что же не сажаете?
      - Да вот посмотрю, как вспахали, и тоже начнём.
      До обеда, как Фёдор и планировал, половину огорода прошли. И только тогда разбрелись на отдых. Катерина расстелила клеёнку под тополем, достала из корзинки снедь нехитрую и разложила её. Уложила яйца кучечкой, картошку варёную в миске поставила, развернула нарезанное ломтиками сало с прожилочками и положила на бумажку, в которую оно было завёрнуто. Ещё хлеба по кусочку, вот и обед.
      Стёпа с Дашей лазили по кустам, выискивая кислицу - растение такое, съедобное.
      Катерина поглядывала в их сторону.
      - Посидели бы лучше, отдохнули, и чего бродят?
      Фёдор тоже прошёлся, что-то своё высматривал. Стёпа полез на дерево, сухой сук затрещал под ним. Даша с замиранием смотрела - не сверзился бы.
      "Детство есть детство, - думала Катерина, нарезая хлеб, - не сидится, на дереве слаще".
      Даша оставила брата и прошла к соседнему огороду, посмотреть, нет ли там её подруги Клавы. Клава в этом году собирается в город, будет там на работу устраиваться. Даша тоже просилась, но мать всё ещё колебалась, так и не сказала окончательно. Но Даша лелеяла надежду.
      - Видно будет, к концу лета посмотрим, - Катерина всё не могла решиться отпустить дочь.
      С Дашей ей было хорошо, две женские руки много могут дел переделать. И отпускать от себя жалко, но и ей жизнь свою надо устраивать, здесь и женихов порядочных нет, и профессии какой надо научиться.
      Никого у Клавы на огороде не было, видимо, начали сажать с другого огорода, и Даша пошла обратно по кустам. Подержалась за берёзку, потрогала белую гладкость её коры и от этого внутри стало спокойнее, но какая-то лёгкая грусть разлилась в душе. Отчего это? Может быть от девичьего созревания? То ли томное ожидание любви, то ли предчувствия чего-то надвигающегося, неясного и томительного?
      Клава сказала, что будет ходить в Горсад на танцы, а может быть, и в Дом офицеров. Даше тоже хотелось в Горсад. В прошлом году, когда были с мамой в городе, ходили вечером с Мусей - дочкой знакомых, у которых останавливались, слушали духовой оркестр и смотрели издали, как кружатся на танцплощадке под музыку пары. У Даши сердце замирало от восторга и думалось: вот бы мне так!
      Постояв у берёзки, пошла дальше, по пути потрогала ветви кустов рябины, заприметив, где растёт, чтобы осенью, когда будут копать картошку, прийти и покушать. Рябина здесь росла не такая, как на материке, не деревом, а высокими кустами, как черноплодная рябина, и ягоды на ней крупнее и вкусные, не горькие.
      У Катерины всё было готово к обеду, а где ж семья-то?
      - Идите обе-дать. Стёпа, слезай! - закричала она, оглядываясь по сторонам:
      
      После посадки картошки хозяйки белили избы, стирали занавески, скатерти, всевозможные салфетки и накидки - производилась генеральная уборка. А как же! Пока картошку из подполья вынешь, пока насыплешь на пол в углу, чтоб прорастала, потом оттуда в мешки или корзины, чтоб на огороды нести-везти - пылищи в доме накапливается - ужас! А ещё ж и печи за зиму надымят, когда снег валит или дожди проливные или ветер так дует, что даже дым обратно задувает. И каждую весну избы внутри белились, и всё, что можно, стиралось. Белили здесь собственной белой глиной. Места благодатные, километра за три от посёлка, в местечке, которое так и называлось "Белая глина", она и водилась. Выкапывали её из ямы и несли домой, дома разводили и, пожалуйста - бели.
      Утром Катерина отправилась пораньше в магазин, надо поскорее вернуться да побелкой заняться. У магазина выстроилась очередь, масло растительное привезли. Катерина поздоровалась, встала в очередь. Впереди стояла Нюра Жигунова, баба бойкая и острая на язык, и разговаривала с Демьяновной, обсуждая текущие дела. А дела и были как раз о посадке огородов, об уборке…
      - Ой, наработалась вчера, столько белья перестирала, - бойко щебетала Нюрка.
      - Моя невестка тоже сегодня стирку затеяла… - неторопливо вторила ей Демьяновна и повернулась в сторону Катерины, как бы и её включая в разговор.
      Катерина вздохнула, у неё самой работы ещё в доме непочатый край.
      - У Ольги всегда чисто, - поддержала разговор Катерина. - Да и девки у неё работящие. Одна Лиза чего стоит. Учится, правда, плохо, в каждом классе почти по два года сидит, но хозяйка хоть куда.
      - А что бабе эта учёба, - тряхнув головой, сказала Нюрка. - Замуж выйдет, и вся учёба. А уж как титьку ребёнку дать или портянки мужику постирать, мы и без учёбы разберёмся.
      - А как с мужиком спать, тоже разберёшься? - откуда-то вынырнул Мишка Збруев и загоготал.
      - Да уж давно разобралась, эка наука.
      Это уж Нюрка рассудила. Ох и язва. Катерина не выдержала. Они с Фёдором своих детей так не настраивали и учёных людей уважали.
      - Учёба вредной тоже не будет. С учёбой хоть врачом, хоть учителем стать - что ж в этом плохого.
      Нюрка сердито зыркнула на Катерину, но промолчала.
      
      С побелкой Ерофеевы управились за два дня, сначала одну комнату побелили, потом вторую - которая кухня. Даша учила Зою, как стряхивать кисть, чтобы сильно не текло с неё, и давала поводить кистью по стенам. Глина была чуть голубоватая, не такая белая, как известь, но зато хорошо смывалась с пола, ежели где накапает.
      Катерина поглядывала, аккуратно ли белят, сама побелила потолок - самую грязную работу сделала, а девчонки пусть на стенках учатся. А уж как устанут, да стонать начнут, тут она снова кисть заберёт и доделает работу. Надо, чтоб работа была им пока не в тягость, а в радость, им ещё свой воз в будущем везти придётся. Катерина и со скотом сама управлялась, в хлев к свиньям сама корм носила, убирали из-под скота когда она, когда Фёдор, и доила корову сама. Да корова Зорька норовистая, никого больше и не подпустит кроме неё.
      На третий день была большая стирка. Всё, что сняли с окон, кроватей - накидки на подушки, простыни с кружевными подзорами, покрывала, скатерти, занавески с окон, салфетки вышитые с этажерки - всё стирали, белое слегка подсинивали и крахмалили. Крахмал делали свой, из картошки.
      А потом ещё день всё выглаживали и развешивали.
      Даша взяла утюг, наложила в него из печи угольков, помахала им, чтобы угли лучше разожглись, и принялась гладить салфетки. Остальное было уже выглажено и красовалось на кроватях белыми подзорами и накидками. Чтобы разжечь угли, снова помахала утюгом - угли закраснели, и Даша опять стала водить им по белью. Зоя раскладывала салфетки на полочки этажерки, потом прикрыла вышитой салфеткой чёрную тарелку радио.
      - Ну, вот и всё! - торжественно провозгласила она со стула, и глядя на мать и на сестру, всем видом показывала изнеможение от усталости и радость от законченной работы.
      - Ну, слава Богу, управились! - Катерина всплеснула руками и посмотрела на дочерей.
      Дом преобразился и сверкал чистотой!
      За чистотой хозяйки следили. Все занавески, салфетки, подзоры на кроватях и накидки на подушках - всё сверкало белизной! Пол мылся регулярно, по утрам подметали. И все в посёлке знали, какая хозяйка чистоплотная, а какая никудышная. Бельё сушили на улице, у всех на виду, и если бельё застиранное, нечистое, простыни серые - сразу пересуды пойдут, хозяйка-де неважнецкая.
      А тут и Троица наступила. Даша с Зоей принесли веточки берёзы из ближнего леска, украсили ими наличники снаружи - красота! Теперь смотри только на чистоту, радуйся и встречай лето!

Глава 2

Оглавление

Глава 4