И вот уж зацвело, заалело вокруг, зажужжало, яркими жёлтыми шапочками развеселили лужайки одуванчики, началось лето!
      Лето здесь наступало позже, чем на родине, было короткое, но жаркое. Посёлок находился на широте Харькова, но остров омывали холодные течения, а потому огороды сажали только во второй половине мая, в сентябре выкапывали картошку, а в октябре зима уж приветствовала их весёлыми порхающими снежинками. Но сейчас солнышко хорошо пригревало, белые одуванчики разносило ветром, стали появляться и другие цветы, а их здесь было много. Особенно славилась ближняя невысокая сопка Маяк, выдвинувшаяся с юга к посёлку, обильно согретая солнцем. Зоя знала много мест, где можно найти цветы, и, прихватив Нину, отправилась за ландышами.
      Маяк расположен чуть правее их дома по ту сторону реки. Это совсем недалеко. Надо только пройти по висячему мосту, затем вдоль реки и вот он - Маяк.
      Зоя шла довольно быстро, держа четырехлетнюю Нину за руку, а Нина семенила вслед за ней.
      Вот сейчас, в начале лета с правой стороны по низу можно найти ландыши. Зоя стала подниматься в горку. И точно! Вот они - белые цветы на тонком стебельке. А аромат!.. Зоя сорвала несколько цветков и приложила их к лицу, вдыхая аромат.
      - Ой, как па-хну-ут, - она протянула букетик Нине, - на, понюхай…
      Нина сморщила носик и тоже нюхнула.
      - Ну, давай, рви, - командовала Зоя. - Только бери пониже, чтобы стебли были длинные. И несколько листочков можно сорвать.
      Трава кое-где уже обильно разрослась, и ландыши приходилось выискивать, раздвигая траву.
      - А у Даши одеколон такой есть, "Ландыш" называется, но цветы всё равно лучше пахнут, правда же? - приговаривала Зоя.
      Маленькая Нина, конечно же, во всём соглашалась со старшей сестрой, главное, что Зоя взяла её с собой.
      Нарвав букетик, отправились домой. Если бы не было Нины, Зоя забралась бы на сопку повыше, но разве с этой малявкой заберёшься. Скоро, через месяц вся видимая сторона сопки будет гореть от жёлтых саранок. И тогда рви их хоть охапками. Деревьев на передней стороне, обращённой к солнцу, мало, и всё заполняется цветами. А пока надо возвращаться домой.
      Через неделю и совсем жарко стало, вода в речке прогрелась, теперь здорово - купаться можно. Дети, особенно младшие, бегали купаться на речку по несколько раз на дню. Купались рядом с домами, на мелководье, а взрослые девушки ходили туда, где были ямы, где глубоко, и иногда брали с собой младших - побарахтаться у берега.
      Зоя уже причисляла себя к старшим и ждала после обеда подружек, которые должны зайти за ней, и все вместе они собирались идти купаться в самое глубокое и широкое место реки - на Китайскую яму. Причём здесь китайцы, никто не знал, но название почему-то присохло к этому месту.
      - Зоя, Зойка! - вскоре послышалось с горки.
      Стёпа во дворе чистил ножичком кору с ветки ивы, которая должна потом превратиться в удочку. Понял, что Зойку зовут купаться.
      - Зойка, слышь, тебя зовут, - Зоя тут же появилась на крыльце. - И чего надрываются? Нет бы зайти, - ворчливо продолжал Стёпа.
      - Так идти же в ту сторону, мы на Китайку пойдём…
      - На Кита-й-ку, - протянул Стёпа, многозначительно сжав губы и подняв бровь, - а я думал, на Бояркину яму.
      - Что там делать на Бояркиной, - быстро говорила Зоя, поправляя новое платьице из зелёненького ситца в цветочек, - два метра проплывёшь, и уже камни.
      - А мать тебе разрешила так далеко?
      - А ты не говори. Скажи просто - ушла купаться.
      И она помчалась на сопку, размахивая наволочкой, зажатой в правой руке, где ёё ждала ватага подруг.
      Девчонки купаться ходили отдельно, мальчишек не брали. Да Стёпа с ними бы и не пошёл. Писку там будет да визгу, а потом девчонки в кустах бельё своё выжимают, пацанов они близко не подпускают. Стёпа просто купаться и не ходит, у него занятие на реке посерьёзнее - он ходит рыбу ловить на удочку. Вот сделает себе новую удочку, отец крючков ему новых купил, и пойдёт. А потом ещё червяков надо накопать, рыбалка подготовки требует.
      Зоя иногда увязывалась за ним, тогда Стёпа брал вторую удочку, и они вместе усаживались на берегу. Правда, у Зойки терпения мало, посидит, посидит и пошла куда-нибудь за цветами или за ягодами. А Стёпа сидит, глаз с поплавка не сводит, это ж какое счастье, когда дёрнешь леску, а на конце её заблестит и затрепыхается рыбёшка. Рванёшь её к себе - вот она, родимая, долгожданная! Снимешь с крючка и на прутик ивовый нанижешь. Попадалась, в основном, всякая мелочь, но однажды в ключе, в распадке сопок он поймал большую кунжу - пёстренькая такая, блестит вся. А иногда там же вылавливал небольшую форель. Но в распадок одному ходить страшно. Отцу всё некогда, он с удочкой не ходит. Он разве что с неводом на горбушу пойдёт. Вот это еда, не то, что их с Зоей улов, который они же и поедали, да кошке сырую подбрасывали.
      
      Когда Зоя с подругами приблизились к Китайке, с речки уже раздавались визги. Оказалось, они не первые. Купались - в чём есть. Снимали платья и ухали в воду в трусах и в лифчике, кто постарше, и грудями обзавелись, а кто помладше, с едва наметившимися бугорками, просто в нижней рубахе. И писк стоит на всю речку. А кто плохо плавал, брали с собой наволочки. Плавали, держась одной рукой за наволочку, положив на неё подбородок, а другой рукой подгребали.
      Зоя сегодня тоже была со своей наволочкой, а то ведь просить у кого-то, не допросишься. Плавала она неплохо, но всё же побаивалась без пузыря на другую сторону переплывать. И потом в плавании с наволочкой был особый шик. Зоя намочила наволочку, затем отжала её, взялась за концы и шлёпнула об воду. Затем схватила низ наволочки в горсть, вот тебе и надувной пузырь - плавай, пока не надоест.
      Тут с визгом выскочила из кустов Катька и ухнула рядом с ней в воду, подняв сноп брызг.
      - Ну, шальная! - Зоя сделала несколько рывков к берегу и встала, отряхивая волосы. Рубаха на Катьке вздулась пузырём, но тут же намокла и осела. А рядом плыла Полина Ярцева, лупила ногами, брызгая во все стороны. Аккуратненько работать ногами под водой здесь как-то никто не старался, а били прямо по воде, и всё это: брызги воды, писк и визг висело над рекой во время купания, и весёлый гомон разносился по всей округе.
      Зоя переплыла на другую сторону, затем развернулась и поплыла обратно. На наволочке хорошо, не боязно.
      Плавала она уже долго и стала подмерзать.
      - Всё, хватит, я выхожу, - сказала она Кате, появившейся рядом, и выскочила на берег.
      - Ой, и я накупалась... - Катя вслед за ней вышла из воды, и вместе они побежали в кусты отжимать свои рубашки и трусы, ведь в них и домой идти придётся.
      Катя стащила с себя рубашку и, оставшись в одних трусиках, стала её отжимать. Тут недалеко в кустах что-то хрустнуло, девчонки повернули головы и увидели двух мальчишек.
      - А-а! - завизжала Катя, и Зоя вслед за ней.
      Мальчишки дали дёру. С девчонками шутки плохи, набросятся, так и глаза повыцарапывают. А девчонки отжали рубахи, надели их на себя, дрожа от холода, затем то же проделали с трусиками, теперь сверху платье, и можно выходить на солнышко греться. Пока по солнышку до дома дойдут, всё и высохнет, зато не жарко.
      Зоя любила купаться, но чаще ходили они в другое место, на Бояркину яму, что к дому поближе. Река порожистая, камней много и плавать можно только в тихих глубоких местах, которые обычно называли ямами. На Бояркиной глубокая протока неширокая, надо переплыть небольшую полосу глубины и выбраться на огромный камень, после которого по мели на другой берег можно выйти. А здесь поляна, усыпанная белым клевером, на ней обычно валялись и грелись на солнышке. Над головой сияло солнце, над белыми цветками клевера летали толстые, шмели, трудились, собирая пыльцу. Можно взять плоский камень, шлёпнуть шмеля, а потом собрать у него с лапок мёд. Это было лакомством.
      Иногда на Бояркину Зоя брала с собой Нину. Нина вместе с другими малышами барахталась у берега, окунаясь в воду, и выскакивая обратно. Или ползала руками по дну.
      - А ещё среди камней можно ловить мальков, - сказала Зоя, взяв Нину за руку и отвела к камешкам, что были неподалёку. Там, в камнях были всевозможные лунки, заливчики, куда заплывали рыбёшки, и если изловчиться, перекрыть им путь обратно, то можно поймать малька прямо в ладошки. У Зои это получалось хорошо, а у Нины не было нужной сноровки, и мальки выскакивали и никак не давались. Вот Зоя ловко свела ладошки вместе, и бедная рыбка заметалась, извиваясь в ладошках у Зои. Нина смотрела на неё какое-то время, ей становилось жалко рыбёшку, и она просила Зою отпустить её обратно. И рыбка извивалась в воде уже от радости.
       Нине нравилось, когда старшие сёстры брали её с собой. На следующий день, когда Зоя умчалась купаться, Даша собралась в магазин за хлебом и взяла Нину с собой. Хлеб в 47-м году всё еще был по карточкам. На материке карточки уже отменили, а здесь ещё нет. Так как хлеб давали по весу, то случались довески к буханке, и этот довесок разрешалось съедать тем, кто ходил за хлебом.
      Нина шла, держась за руку сестры, и вместе они жевали этот счастливый лишний кусочек чёрного хлеба.
      А дома мама делила хлеб на порции и к каждой еде давала кусочек. Съедали его обычно после всего. Сначала ели суп или борщ просто так, без хлеба, а потом хлеб отдельно. И вот однажды, когда все принялись поедать хлеб, Зоя не нашла своего.
      - А где мой? - с дрожью в голосе произнесла она.
      Все стали искать, может быть, куда-то завалился или за тарелкой спрятался? Не было ещё такого в семье, чтобы кто-то взял чужой кусок. Но он не находился, и Зоя горько расплакалась.
      Катерина, глядя на неё, сглотнула комок, появившийся в горле.
      - Ты, наверное, уже его съела?
      - Нет, я не ела, - уверяла Зоя.
      Катерина строго посмотрела на детей, но никто не отворачивал взгляда, ни в одном из них она не увидела даже спрятанной вины. Дети у неё были хорошие, никогда ничего не брали без разрешения. Всё, что было, лежало на полке или в чулане, и сами дети не брали. Не то, что у некоторых - в сундуке под замком. Видимо, всё-таки она съела и сама забыла. Катерина отдала ей свой хлеб и отпустила остальных детей. Когда все ушли, села на табуретку и заплакала. Вытирала краем фартука слёзы и думала: "Когда же хоть хлеб-то будет вволю?"
      А сколько беды с этими карточками! Вон Ольга в 45-м зимой в середине месяца карточки потеряла - это ж беда какая! Всё по карточкам: и крупа, и сахар, и хлеб! Кое-как люди близкие собирали, по талончику отдавали, надо же человеку помочь. А ещё славилась Маша Шугаева. Та все карточки до середины месяца умудрялась извести, а потом зубы на полку. Первые недели весёлая, ходит покупает:
      - А что! Мне не жалко. Принесу - кушайте дети, наедайтесь!
      А вторую половину месяца ходят дети зелёные, на одной картошке сидят, по людям ходят - кусочек хлебушка просят. Нет, так хозяйство не ведут. Катерина всё рассчитывала - чтоб на весь месяц хватило. И так же с деньгами. Надо ведь и одежду детям купить, и обувь, чтоб не хуже людей были. Всё надо с умом делать.
      А ещё здесь спасала рыба - горбуша. Летом заходила в местные речки на нерест. Ох, какое это было подспорье! И суп варили, и жарили, а также вялили и коптили на зиму. Был и рыбнадзор, но ловили здесь не на продажу, а только для себя, и рыбнадзор смотрел на это сквозь пальцы. В войну мужиков в посёлке было мало, женщины и сами с неводом ходили ловить. Катерина хорошо плавала и впереди, с верёвкой на другую сторону заплывала. А теперь уже Федор ходит ловить.
      В эту субботу Фёдор пришёл с работы оживлённый.
      - На Китайку идём рыбу ловить. Яшка Кондратьев невод принесёт, у него хороший, не рваный, и братья его Семён с Василием идут. Вчетвером как раз то, что надо.
      Катерина оживилась.
      - Вот хорошо! Хоть бы наловили побольше. Тогда и на зиму можно заготовить.
      - Ты вот что: часа через два приходи на Китайку, много будет рыбы, нести поможешь. В общем, посмотрим, что делать.
      Он повозился в кладовке - взять с собой кое-что необходимое, и, быстренько собравшись, сбежал с крыльца и ушёл.
      Спустя два часа Катерина вместе с Зоей шла по дороге, ведущей к огородам, там, за огородами и была эта самая Китайка - глубокое место, где и купаться хорошо, и рыбы много. Даши дома не было, в город уехала, и Катерина взяла с собой Зою. Бывает, и на месте рыбу приходится разделывать, а потому несли с собой вёдра и мешки.
      К Китайке подошли, когда уже стемнело. На берегу горел костёр и передвигались какие-то уже едва различимые в темноте фигуры. А на траве лежало полно рыбы. Блестящие тушки валялись вповалку в траве, некоторые ещё подпрыгивали или виляли хвостами.
      Улов удался!
      Катерина разыскала Фёдора, который вместе с другими мужиками делил рыбу - на четверых. Тут были уже и другие жёны и дети, и каждый возился у своей кучки.
      - Ай да улов! - воскликнула Катерина.
      Ловили и не один раз за лето, но не всегда удача сопутствовала. Иногда совсем мало удавалось поймать. Сегодня мужики были довольны своей работой и командовали жёнами.
      Зоя смотрела на всё широко раскрытыми глазами. Такой красоты она никогда ещё не видела. Столько рыбы! Вот это Китайка! Днём-то мы их распугиваем, когда купаемся, а вечерком, в тишине, значит, они здесь плавают.
      - Придётся прямо здесь разделывать, - говорил Фёдор, - чем потроха домой носить, лучше здесь оставить.
      - Вот я потому вёдра и взяла, - Катерина поставила вёдра на землю.
      Ножи нашлись у Фёдора, и все принялись за работу. Разрезали животы, потроха вываливали в одно ведро, в другое складывали икру и молоку. Затем ненужные отходы уносили в яму, выкопанную недалеко и вываливали туда. Рыбины складывали в мешки, перекладывая их папоротником.
      Провозились долго. Для Зои этот вечер был словно экзотический фильм. В темноте ходили и переговаривались люди, в бликах костра поблескивала рыбья чешуя, потрескивал костёр, на костре варилась уха. Кто-то сообразил бутылочку и мужики, столпившись у огня, выпили по чарочке за хороший улов. Оказывается, заходили они два раза, и оба раза полный невод.
      У Зои уже болела спина от непривычной работы, руки запачканы до локтя, и они с матерью периодически подходили к воде и обмывали их. Но ей казалось, что эту ночь она не забудет никогда.
      Но вот, наконец, всю рыбу обработали и сложили.
      - Уж и не чаяла, что справимся, - Катерина устало разогнулась и громко выдохнула, посмотрев на дочь. - Ну что, устала?
      - Ещё бы, такую кучу обработать.
      - Зато наедимся и на зиму заготовим. Где ж отец? Домой пора. Ещё ведь всё это дотащить надо. За один раз, может, и не унесём.
      Катерина пошла за Фёдором, который стоял в кучке у костра, они всё вспоминали как тащили полный невод рыбы и с трудом вытянули его на берег.
      Зое дали ведро с икрой и молокой, которая свиньям на корм пойдёт, а сами взяли с отцом мешки и взвалили их на спину. Икру ещё бросали на забор сушить, потом её жевали дети вместо жвачки или склёвывали птицы. Изредка, может быть, раз за лето, да и то не всегда, Фёдор солил плитку икры на закуску.
      
      Летом жизнь веселее. Быстро поспевали огурцы, а с огурцами ещё веселей. Хрумкали их с хлебом, брали в лес на обед яйца да огурцы, когда шли на покос или по ягоды. Фруктовых деревьев не было и дети, родившиеся здесь, не знали, как растут яблоки,. Их заменяли ягоды.
      А там, глядишь, морковка подросла - ещё веселее. Выдернешь её с грядки, помашешь по сырой ботве утречком, она и почистится, и можно есть. Мама, правда, ругает, велит мыть, но Зоя со Стёпой мыть ленятся, ходить далеко, и так вот - оботрут и едят. Да и многие дети так. Ничего, здоровее будут.
      Но в это лето в посёлке началась дизентерия. У Ярцевых дети заболели, у Дорошенковых, а на днях Катерина узнала, что у соседей мальчонка слёг. А на следующий день понесло Стёпу. И так понос лил, что весь он осунулся, побледнел, еле вставал и шёл, скрючившись, на двор. Катерина уж и горшок ему поставила, слабый ведь - жалко. А из медицины всё та же фельдшерица Сима. Металась она от дома к дому, какие-то порошки давала, но Стёпе что-то они не помогали. Лежал он и как-то очень грустно смотрел в потолок. Катерина отгоняла от него Зою и Нину, наказывала за руку его не брать и из одной чашки не пить.
      - Да что же это такое! - сокрушалась Катерина, сидя с Фёдором вечером на скамейке у дома. - Никак ребёнок не поправляется. У Ярцевых выздоровели, ничего…
      - В город бы надо везти, что эта Сима понимает… Да лошадь сейчас вряд ли дадут. Фёдору и самому не нравилась Стёпина болезнь, единственный сын, и на тебе.
      - Да как его повезёшь, верхом он вряд ли доедет.
      Но дети ещё заболевали, пошла целая эпидемия, откуда что взялось, и один ребёнок в посёлке умер.
      Болеет - не болеет, а дела всё равно делать надо. Дома присматривать за больным осталась Даша, а Катерина побежала на огороды - картошку молодую подкопать. В это время кусты ещё не выдёргивали, только чуть вилами кучу земли вокруг куста приподнимали и шарили руками, отыскивая картофелины покрупней, и отрывали. А уж копать в сентябре. С картошкой в сумке и вилами на плече Катерина появилась во дворе. В доме было тихо, Даша сидела возле Стёпы, он второй день не вставал, то спал, то просто лежал в забытьи, и лишь иногда открывал глаза. И сейчас лежал, закрыв глаза, и еле слышно дышал. Когда мать вошла, Стёпа встрепенулся, услышав её шаги, и посмотрел невесёлыми глазами.
      - Мама, вынеси меня на солнышко…
      - Хочешь на солнышко? - Катерина обрадовалась, что он сразу заговорил, - Сейчас! Конечно, вынесу.
      С помощью Даши Катерина взяла его на руки. За несколько дней он сильно похудел, и нести его было не тяжело. Она вышла с сыном на крыльцо. Стёпа смотрел сначала перед собой, потом обвёл взглядом всё, что можно было увидеть, посмотрел на небо, на солнце и слабым грустным голосом произнёс:
      - Ну всё. Пойдём обратно.
      Катерина внесла его в дом и положила на то место, откуда взяла. Стёпа повернул голову к стенке и затих. Катерина замерла, боясь пошевелиться. Даша стояла рядом и тихо прошептала:
      - Мам, что? Он спит?
      Катерина, кажется, всё поняла. Она взяла сына за руку и наклонилась над ним. Стёпа не дышал. Всё кончилось.
      Осенью Стёпе исполнилось бы девять лет.
      
      "Сколько же ударов судьбы может перенести человек? - думала Катерина, сидя одна на летней кухне, возвратясь с кладбища. - Сколько же ей надо ещё вынести, чтобы судьба успокоилась и больше не посылала ей испытаний. Чем же она провинилась перед Богом? Ведь кажется, ничем. Или за чьи-то чужие грехи расплачивается? Или каждому выпадает какое-нибудь наказание?"
      Смерть Стёпы потрясла Катерину. В груди так ныло, как будто копьём пронзило её насквозь, и теперь там саднила рана. Когда умирали маленькие дети - несмыслёныши: вторая дочка Настенька в полтора года и Ванечка, умерший по дороге, душа матери всё равно болела, и всё же потеря была не так велика, как теперь, но потерять вот такого мальчонку, почти взрослого - смышлёного, доброго, который вот только недавно ходил в школу, на рыбалку, помогал поливать огород, рассуждал порой с ней о жизни - это было невыносимо! Дня два она ходила как потеряная, всё валилось из рук, и тогда она снова садилась и, глядя в пустоту, думала свою невесёлую думу. Уж, кажется, и так жизнь не баловала и закалила, а вот такие напасти всё же выбивали из колеи надолго.
      Стёпа долго не уходил из памяти и вставал перед глазами каждый день. Куда ни повернёшься, всё чудится то его голос, то его смех, то вдруг видишь, как он идёт с речки в резиновых сапогах, старом пиджачке, с удочкой в руке. Катерина перед сном молилась перед иконкой, пристроенной в комнате, просила Богородицу сохранить ей оставшихся детей и больше не забирать никого, просила покоя своей душе.
      Фёдор замкнулся в себе. И так был не очень разговорчивый, а теперь и вовсе ходил молча, отворачиваясь от Катерины. Ни в чём он её не винил, но когда смотрели они друг на друга, боль будто переливалась из одних глаз в другие и усиливалась. И каждый словно спрашивал другого: как же мы сына своего не уберегли?

Глава 3

Оглавление

Глава 5